Николай Шпанов - Поджигатели. Цепь предательств
- Он привез знакомого следователя гестапо, и тот подтвердил, что Анни воровка.
- По-вашему, гестапо занимается такими делами, как кража брошек?
- Но ведь это случилось у нас в доме, Эгги?
- Я хочу поговорить с Анни.
- Ее увезли...
- Вы позволили увезти ее в гестапо?! - в ужасе воскликнул Эгон.
- Так распорядился Эрни.
- Ваш Эрни - негодяй!
Фрау Эмма в ужасе отшатнулась:
- Как ты можешь!
- Где отец? Я хочу с ним поговорить...
Генерал обнял сына. Этого не случалось уже много лет. Эгону бросилась в глаза усталость, сквозившая в каждой черте лица старика. Эгон не решился сразу сказать о своих подозрениях. Генерал тоже не заговаривал о краже. Он прежде всего сказал, что слышал от Бурхарда хороший отзыв о новой машине Эгона и искренно порадовался успеху сына. Он подвел Эгона к карте и стал объяснять, какую большую роль в развитии будущей кампании могут сыграть операции в скандинавских фиордах и в финских шхерах. Вопросом жизни для Германии будет свобода мореплавания - снабжение шведской рудой, финляндским лесом, продовольствием из балтийских стран. В свою очередь, Германии будет очень важно держать под контролем все иностранное мореплавание в Балтике и в северных водах. Особенно мореплавание враждебной стороны - русских...
- То, что ты сам не будешь летать на боевой машине, с лихвой окупится военной ценностью твоих конструкций. Ты будешь больше любого из летчиков содействовать нашей победе, Эгги! А Германия не забывает тех, кто способствует ее величию.
- Как я был бы рад, отец, - задумчиво сказал Эгон, - если бы речь действительно шла о величие и счастье германского народа, а не об интересах кучки авантюристов!
Генерал испуганно оглянулся:
- Тсс... Ты с ума сошел! Кто вбил тебе в голову эти глупости?
- Неужели ты думаешь, что подобные вещи можно "вбить в голову"? - Эгон усмехнулся. - Ты хочешь, чтобы я ослеп и оглох, а я не могу жить чужим умом, не умею! Я привык размышлять!
- И я вижу, в своем деле размышляешь неплохо! Хочешь ты или нет, но там, где доходит до настоящего дела, ты на нашей стороне. Твои машины - наше оружие!
Генерал умолк и мелкими шажками пробежался по кабинету. Он обдумывал, как половчее подойти к тому, чтобы убедить сына перейти на работу к Винеру, которому предстояли большие дела в Чехословакии. Командованию было очень важно содействовать успеху опытов фирмы Винера. Нужно было дать этому предприимчивому субъекту надежного и талантливого конструктора. Вдвоем они могли бы обеспечить Германии новое оружие, которого не имела еще ни одна армия мира, - нечто среднее между управляемым на расстоянии ракетным самолетом и летающей торпедой. Всю телемеханическую часть обеспечивал Винер, аэродинамика должна была лечь на плечи Эгона.
Генерал долго и, как ему казалось, убедительно говорил на эту тему. Он рисовал сыну блестящие перспективы, большие доходы, полную независимость. Единственное, о чем он не решился сказать, - что сам был материально заинтересован в успехе винеровского предприятия. Ведь оно стояло на очень прочных ногах с тех пор, как Винер сумел связаться через Опеля с американцами. И кто, как не сам Шверер, ставший тайным компаньоном Винера, обеспечивал его военными заказами.
Эгон нахмурился.
- Ты ставишь передо мною более трудный вопрос, чем думаешь.
Генерал притянул к себе сына за лацканы пиджака.
- Слушай, мальчик, я тоже кое-что вижу! Мало ли что мне не нравится, но интересы империи я ставлю выше этих мелочей. Дай срок, и мы будем сидеть верхом на Европе!
- Боюсь, сидеть будет довольно неспокойно...
- Тот, кто так думает, плохой немец!
- А Эрнст, по-твоему, хороший немец?
Генерал развел руками:
- Конечно, они могли бы быть повоспитанней, но что делать... Таково время, сынок. Трудное время!
Эгон решился:
- Хочешь узнать... кое-что об Эрнсте?
- Кажется, я знаю уже достаточно, - проговорил генерал, но все же вопросительно уставился на сына.
Эгон коротко рассказал отцу о том, что видел в зеркале в спальне матери. Генерал сидел как каменный. Сухие старческие пальцы впились в потертую кожу подлокотников. Глаза были устремлены на лицо Эгона.
Эгон кончил. Генерал продолжал молчать. Его взгляд был все так же неподвижен. Эгон испугался:
- Папа!..
Генерал решительно поднялся и пошел прочь из комнаты.
Он миновал коридор и толкнул дверь в комнату Эрнста.
На шум прибежала испуганная фрау Шверер.
Генерал молча рылся в вещах Эрнста, обшарил письменный стол, рылся в карманах висевшей в шкафу одежды.
Эгон и фрау Эмма стояли молча. Они не решались ни помогать генералу, ни мешать ему. Теперь Эгону хотелось, чтобы обыск кончился ничем; было жаль старика.
Истерический вскрик матери вывел его из задумчивости. Он поднял голову и увидел генерала, подносящего к самому носу жены блестящий золотой.
- Твой Эрнст не только воришка... Самое страшное то, что он дурак!..
Будильник задребезжал над ухом Эрнста, как всегда, в восемь. Эрнст хотел было повернуться на другой бок, но вспомнил, что до отъезда отца на службу следует показать ему составленный Золотозубым протокол, якобы изобличающий Анни в краже драгоценностей. Он позвал мать и отдал ей документ. Фрау Эмма долго стояла перед дверью генеральского кабинета, прежде чем решилась постучать. Узнав о протоколе, Шверер приоткрыл дверь и выхватил лист из рук жены. Прочитав протокол, он распахнул дверь. Фрау Эмма в страхе попятилась.
- Эрнста! - прохрипел генерал.
Эрнст пошел к отцу в пижаме, с бледным, помятым лицом, тщетно пытаясь вызвать в нем выражение независимости. Его губы кривились в смущенную усмешку, глаза беспокойно бегали, уклоняясь от встречи со взглядом генерала.
В отчаянии охватив голову руками, генерал пробежался по кабинету.
- Идиот, совершенный идиот! - крикнул он. - Не понимает того, что в руках этих скотов Анни выболтает все, решительно все!
- Она ничего не знает.
- Идиот, боже мой, какой идиот! - повторял генерал. - Иметь с ними дело каждый день и не понимать того, что они выколотят из Анни правду, доберутся до истинного вора!
- Если они этого захотят, - пробурчал Эрнст, но Шверер, не слушая, ткнул протоколом в лицо Эрнста так, что тому пришлось отдернуть голову.
- Можешь использовать это в клозете! - крикнул генерал.
- Я тебя не понимаю...
Генерал побагровел.
- Врешь!
- Если ты будешь так разговаривать, я уйду.
- Попробуй! - заорал Шверер.
- Папа...
- Анни должна быть здесь сегодня же!
- Это немыслимо!
- А мыслимо, что все мои враги начнут болтать, что сын Конрада фон Шверера вор? Это мыслимо?!
- Кто смел сказать такую ложь? - Возмущение Эрнста выглядело почти естественно. Он сделал отчаянною попытку перейти в наступление: - Анни созналась! Для правосудия этого достаточно.
- Правосудие! А где гарантия, что ваше "правосудие" не будет держать этот камень за пазухой против меня?..
Генерал потер лоб и сказал:
- Если дело сегодня же не будет ликвидировано и Анни не будет здесь, я... - Он замялся, не зная, что сказать. Неожиданно для самого себя крикнул: - Тогда ты освободишь от своего присутствия мой дом!
Это не входило в планы Эрнста.
- Мое дыхание отравляет здесь воздух? - с кривой усмешкой пробормотал Эрнст. - Не то, что тихая жизнь любимчика Отто... А ты уверен, что он не приставлен к тебе для того же, для чего был приставлен к Гауссу?..
Прежде чем Эрнст успел оценить эффект своих слов, генерал схватил его за грудь. Тяжелая пощечина звоном отдалась в ухе Эрнста. Шверер толкнул сына так, что тот, ударившись о стол, полетел на пол.
Эрнст тотчас сообразил, что переборщил. Неосторожное сообщение об Отто может стоить ему головы! Гестапо не простит болтливости. Он может быть кем угодно - вором, убийцей, шантажистом - только не болтуном! Прежде всего нужно удержать старика от разговора с Отто. Чем?.. Чем?.. Анни!
Ставка была велика - собственная голова. Эрнст решил не жалеть красок. Не поднимаясь на ноги, пополз к отцу; по щекам его текли слезы.
- Если хоть одна душа узнает о том, что я сказал... ты понимаешь... они меня не пощадят. Я сделаю все, что ты хочешь... Заставлю их вернуть Анни, хотя бы мне пришлось взять вину на себя...
Генерал холодно перебил:
- Дурак! Только этого нехватало!
- Все, что хочешь, - слезливо бормотал Эрнст. - Только обещай: ты никому не скажешь про Отто...
Генерал молчал.
Но Эрнст видел, что отец сдался.
С видом побитой собаки Эрнст поднялся и, согнувшись, поплелся прочь. Но мысли текли уже холодно и ровно; пока старику хватит о чем думать и без него: Отто!.. А там будет видно...
18
Пруст сидел и смотрел на вращающийся диск пластинки. Шверер стоял у стола, отбивая ногою такт. Шпора на его сапоге негромко позвякивала. Он тихонько напевал, вытянув губы:
