Майкл Дэвид-Фокс - Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
В свете растущих проблем, связанных с созданием организации, которая оставалась бы значимой в Германии и одновременно контролировалась бы из Москвы, оптимистичные заявления ВОКСа перед советскими партийными и государственными органами о неуклонном росте Общества друзей выглядят по меньшей мере фантастичными. Например, в одном раннем документе содержится смелое и весьма типичное утверждение, что «мы» гарантируем «руководящее влияние» коммунистов в Обществе либо через его членов, либо через представителей ВОКСа{233}. Однако несмотря на подобную риторику, Каменева, понимая со всей очевидностью, насколько уязвимым было Общество друзей на самом деле, не настаивала на замене Барона. Она желала, чтобы и овцы были целы, и волки сыты, т.е. хотела разработать такую схему эффективного контроля со стороны ВОКСа, которая позволила бы сохранить автономию Общества, но не дала бы возможности Коминтерну и КПГ переманить Общество для достижения временных политических целей. Со своей стороны, КПГ не считала Общество принадлежащим к ее структуре, но рассматривала его как «находящееся на самой отдаленной периферии нашей зоны влияния»{234}.
Трудности контроля, с которыми сталкивался ВОКС, усугублялись тем, что дипломаты советского посольства в Берлине (включая и сотрудников ВОКСа, работавших в Германии) были гораздо более озабочены тем, чтобы склонить на свою сторону влиятельных представителей нелевых кругов, чем привлечь сочувствующих «друзей». В конце 1924 года помощник-референт Каменевой Р. Веллер докладывал в Москву, что представитель ВОКСа А.А. Штанге и другие сотрудники посольства почти не обращают внимания на Общество друзей, говорят о нем «с раздражением» и не оказывают ему никакой поддержки:
К Обществу друзей у Штанге очень холодное отношение. Объясняется это тем, что Общество, имея в своем составе очень много больших имен, фактически в смысле выявления мнения германской общественности себя ничем не проявило{235}.
Как мы помним, в 1925 году Штанге со всей определенностью отдал предпочтение Обществу проф. Хётча по сравнению с Обществом друзей. Такая позиция привела к критике Общества друзей, которое упрекали в сугубо «декоративной» деятельности, а также в том, что большинство «друзей» вступали в него «в знак более или менее дружественного отношения к Советскому Союзу»{236}.
Каменева была в корне не согласна с позицией Штанге, предлагая работать с обоими партнерами одновременно. В дискуссиях на высшем уровне (с участием ЦК партии) в 1928 году она обличающе утверждала, что советское мещанство копирует европейскую буржуазно-коммерческую массовую культуру и по сравнению с ним «левые тенденции» в Европе носят более передовой характер. Как заявляла Каменева, европейские интеллектуалы левого толка, заимствуя лучшие достижения пролетарской культуры Советского Союза, будут способствовать ее укреплению внутри СССР{237}. Это было из ряда вон выходящее заявление: европейские интеллектуалы якобы спасут советскую культуру от ее же худших инстинктов, образовав в результате культуртрегерский союз с ее наиболее передовыми элементами. Неудивительно, что Каменева так не хотела преуменьшать значение немецких «друзей»-попутчиков. «Двойственная политика» ВОКСа, предусматривавшая партнерство и с левыми, и с националистами в Германии, оставалась главным направлением в его деятельности и после смещения Каменевой в конце 1929 года, даже в период весьма спорных пропагандистских акций среди немецких крайне правых.
Очевидная необходимость непосредственного советского финансирования для поддержания самой «передовой» немецкой организации, самого сильного культурного общества дружбы в Европе — это уже одно готовое объяснение тому, почему ВОКС последовательно предпочитал не отдаляться от нескольких избранных организаций-партнеров.
Культурные общества дружбы в сравнительной перспективе
Имеются интригующие свидетельства о том, что незадолго до фашистского марша на Рим ряд итальянских интеллектуалов, близких к футуризму, который в начале 1920-х распался на профашистскую, прокоммунистическую и независимую фракции, первыми учредили подобное общество — «Друзья России»{238}.[16] Однако укрепление власти фашистов делало Италию особым случаем, страной с серьезно ограниченными культурными контактами и отсутствием каких бы то ни было обществ дружбы. Германское Общество друзей, столь успешное с момента своего основания в 1923 году, стало образцом для подобного рода объединений в Европе, а затем и во всем мире. Уже в 1924 году берлинская модель нашла применение в шести новых обществах или аффилированных отделениях. В случае Австрии и Чехословакии имелась непосредственная связь с немецким образчиком, поскольку Вилли Мюнценберг, наряду с другими, ездил в Вену и Прагу в начале 1924 года, помогая перенимать берлинский опыт{239}. К 1931 году общества дружбы существовали в семнадцати странах в количестве 42 отделений в основных городах, общее число официальных членов этих организаций достигло 7231 человека{240}. Общества дружбы стали основными институциональными партнерами ВОКСа и его главным инструментом в долгосрочной идеологической работе за пределами Советского Союза. В культурной дипломатии они приобрели значительный вес и в качестве целевой аудитории для публикаций ВОКСа и выступлений советских лекторов за рубежом, и в качестве главных центров по привлечению туристов в СССР.
Тем не менее уполномоченные ВОКСа, работавшие в европейских странах, вскоре стали сообщать в Москву о специфике немецкой ситуации помимо «восточной ориентации». Различия между обществами дружбы дают представление о ярких национальных особенностях в политике, культуре и умонастроениях интеллектуалов — особенностях, которые сказывались на попытках советского государства влиять на общественное мнение за рубежом. Хотя существовали заслуживающие внимания разнообразные комбинации факторов, подталкивавших интеллектуалов к длительным «дружеским» контактам, ключевые фигуры и личные отношения могли оказать значительное влияние на успех каждого конкретного национального общества дружбы.
Красная Вена
Политический расклад в каждой отдельно взятой стране, особенно в том, что касалось отношений между коммунистической и социал-демократической партиями, определял количество членов в новых обществах дружбы. В Германии, где и крайне правые, и крайне левые представляли значительную силу и радикально противопоставлялись друг другу, отношения между КПГ и Социал-демократической партией Германии (СДПГ) были враждебными — не только из-за идеологических расхождений, но также по причине напряженной политической борьбы{241}. Германское Общество друзей было в состоянии привлечь и удержать в своих рядах лишь небольшое число социал-демократов. А в «красной Вене», где после 1918 года социал-демократы начали свой эксперимент по конструированию образцового социалистического города, ВОКС, напротив, столкнулся с огромным интересом со стороны сочувствующих социал-демократов. Австрийские социал-демократы и ученые сформировали два больших блока внутри изначального контингента членов Общества и, по имевшимся сведениям, не стремились привлекать новых членов, будь то из числа политической элиты, промышленных кругов или «неполитических» деятелей. С другой стороны, социал-демократы в австрийском Обществе остерегались показаться чересчур просоветскими и неминуемо вызывали подозрения советского правительства в том, что Общество могло попасть под влияние их партийной организации. Представитель ВОКСа заявил о попытке сократить социал-демократический контингент и набрать беспартийных членов, которые предположительно были бы невосприимчивы к влиянию партийного руководства. Уже в 1932 году половина всех настоящих и прошлых членов венской «цитадели социал-демократии» были либо «левыми» социал-демократами, либо рядовыми членами этой партии, которые в политическом плане ничем не выделялись{242}.[17]
В берлинскую схему Общества друзей, которую представителям ВОКСа надлежало воспроизводить в разных странах, видные австрийские «друзья» внесли существенные коррективы, сделав улучшение австро-советских торговых отношений одной из важнейших задач Общества. Когда представитель Каменевой в Вене запросил, будет ли эта новация одобрена, Каменева напомнила, что «основная задача — привлечь к сближению с СССР культурных и научных работников Запада». Комиссариат внешней торговли приветствовал создание нового общества дружбы, но запрещал реализацию «оперативных функций торгового характера» как совершенно недопустимую{243}. Однако в течение десяти лет после создания Общества надежды австрийской стороны на экономическую составляющую культурных отношений двух стран оставались весьма ощутимыми. И то, что этим надеждам не суждено было материализоваться, стало главной причиной общего спада в деятельности Общества в 1931 году. В период вызревания кризиса и непосредственно после начала гражданской войны в феврале 1934 года и установления «австрофашизма» (этот термин предпочитали употреблять идеологи клерикально-авторитарного «корпоративного государства» — Standestaat, режима, управлявшего страной между 1934 и 1938 годами, до «аншлюса» с нацистской Германией) члены Общества скрывали свою деятельность из страха лишиться собственного положения{244}.
