От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Однако Тройственные комиссии по разделу германского флота не смогли достичь согласия по разделу портового, технического и рыболовного флотов… Советское правительство считает, что работа тройственных комиссий не может быть закончена раньше, чем будут представлены рекомендации по разделу остающихся категорий судов и пока не будут закончены все формальности, связанные с передачей судов германского военного и торгового флотов».
По настоянию советской стороны, считавшей, что разделу должны подлежать также германские рыболовные, портовые, технические и речные суда, Тройственная комиссия в марте возобновила работу и прозаседает с перерывами до декабря 1947 года. Никаких решений она не примет.
В феврале 1946 года началось фактическое разделение Корейского полуострова. Американское и русское командование в Корее провело встречу 16 января 1946 года, однако, напишет Трумэн, «почти сразу стало ясно, что никаких результатов их переговоры не принесут. Русские настаивали на том, что конференция не имеет права обсуждать что-либо, кроме незначительных разногласий между двумя зонами. Наши представители заняли позицию, согласно которой дискуссии должны быть направлены на окончательное объединение зон. В итоге к 5 февраля были достигнуты лишь ограниченные договоренности по таким вопросам, как почтовое сообщение, распределение радиочастот и перемещение людей и товаров через параллель».
К моменту проведения первой – и последней – совместной советско-американской комиссии (20 марта – 8 мая 1946 года) на полуострове уже де-факто действовала двухзональная система управления. Был создан Временный народный комитет Северной Кореи, а в Южной Корее Корейский совещательный орган при американском командовании как прообраз исполнительной власти.
Общественное мнение и элиту США ускоренно готовили к резкой смене противника.
Для окончательного оформления политики конфронтации со вчерашним союзником и альянса со вчерашними смертельными врагами из нацистской «оси» теперь не хватало только яркой идеологической обертки. И она появилась. Даже две. «Длинная телеграмма» Кеннана и Фултонская речь Черчилля.
После них в головах правящей элиты на Западе все встанет на свои места. И не сойдет с этого места до сих пор.
«Длинная телеграмма»
Декабрьская Московская конференция министров иностранных дел и ее итоги переполнили чашу терпения Кеннана. «Кажется, именно после визита в Москву госсекретаря Бирнса я почувствовал, что мое терпение кончилось, и я решил снова, как это не раз делал прежде, взяться за перо, чтобы изложить свои взгляды на этот вопрос».
Сначала он составил свод правил, которыми, по его мнению, нужно руководствоваться при общении с советским правительством:
1. Не ведите себя с ними (русскими) дружелюбно.
2. Не говорите с ними об общности целей, которых в действительности не существует.
3. Не делайте необоснованных жестов доброй воли.
4. Не обращайтесь к русским ни с какими запросами иначе, как дав понять, что вы на практике выразите недовольство, если просьба не будет удовлетворена.
5. Ставьте вопросы на нормальном уровне и требуйте, чтобы русские несли полную ответственность за свои действия на этом уровне.
6. Не поощряйте обмена мнениями с русскими на высшем уровне, если инициатива не исходит с их стороны по крайней мере на 50 процентов.
7. Не бойтесь использовать «тяжелое вооружение» даже по проблемам, казалось бы, меньшей важности.
8. Не бойтесь публичного обсуждения серьезных разногласий.
9. Все наши правительственные, а также частные отношения с Россией, на которые может повлиять правительство, следует координировать с нашей политикой в целом.
10. Следует укреплять, расширять и поддерживать уровень нашего представительства в России.
Затем появилась «длинная телеграмма». Кеннан с удовольствием рассказал подробности: «В середине февраля 1946 года я простудился и заболел, причем болезнь протекала с высокой температурой и сопровождалась воспалением верхнечелюстных пазух и зубной болью. К этому следует добавить осложнение от применения лекарств. Посол снова отсутствовал – он уже готовился покинуть свой пост, а я опять замещал его. В таких условиях, конечно, я очень тяготился своими повседневными обязанностями.
Как раз в это время пришла одна официальная бумага, снова вызвавшая у меня отчаяние, но на этот раз причиной тому было не советское правительство, а наше собственное. Из Вашингтона поступила телеграмма с сообщением, что русские отказываются следовать рекомендациям Всемирного банка и Международного валютного фонда. Телеграмма, очевидно, была инспирирована нашим министерством финансов. У меня сложилось впечатление, что никто в Вашингтоне не был так наивен в своих надеждах на сотрудничество с Россией, как наши финансисты».
Это о тех финансистах, которые решили не давать нам ни цента.
Появился, наверное, самый знаменитый в истории дипломатии ответ – «длинная телеграмма» о мотивах советского поведения и необходимых изменениях в американской политике. Именно Кеннан отлил в чеканные формулировки тот демонический образ Советского Союза, который оказался столь востребованным в администрации США.
«Чем больше я раздумывал над этим посланием, тем больше понимал, что это именно то, что мне нужно, – вспоминал Кеннан. – Полтора года я пытался разъяснить разным людям, в чем состоит феномен московского режима, с которым мы здесь, в американском посольстве, сталкивались постоянно. До сих пор я обращался в Вашингтон, будто к каменной стене. Теперь вдруг они заинтересовались моим мнением по этому вопросу».
Дипломат, который в 1930-е годы выступал против установления дипломатических отношений с СССР, в годы войны протестовал против создания Организации Объединенных Наций, а после нее критиковал любые шаги по сотрудничеству с нашей страной, почувствовал, что его время настало. «Поэтому я, поскольку мне трудно было в то время писать самому, обратился к моей опытной и многострадальной секретарше мисс Хессман и составил телеграмму из восьми тысяч слов для отправки в Вашингтон. Подобно речи протестантского проповедника в XVIII веке, эта телеграмма делилась на пять частей».
Итак, обратимся к тексту: «Ответ на послание Департаменту за № Q284 от 13 февраля содержит настолько запутанные, деликатные и непривычные для нашего образа мысли формулировки, которые одновременно являются крайне важными для анализа международного окружения, что я не в состоянии уместить ответы на них в одном кратком сообщении без риска представить их в слишком упрощенном виде…
Часть 1. Особенности советского мировоззрения после Второй мировой войны:
СССР до сих пор пребывает в антагонистическом „капиталистическом окружении“, в котором не может быть обеспечено мирное сосуществование в долгосрочной перспективе»
Мысль эту Кеннан подтверждал цитатой Сталина 1927 года о существовании в мире двух центров – социалистического и капиталистического. «Внутренние конфликты капитализма неизбежно ведут к войнам… Нападение на СССР, губительное для тех, кто его осуществит, приостановит строительство социализма в СССР и должно быть, следовательно, предотвращено любой ценой…
Требуется сделать все необходимое для укрепления позиций СССР во всем мире. С другой стороны, нельзя упускать ни малейшей возможности для ослабления силы и влияния капиталистических держав посредством коллективных и индивидуальных действий… „Демократические и прогрессивные силы“ должны быть максимально заинтересованы с целью оказания давления на правительства капиталистических стран в советских интересах».
Вторая часть телеграммы касалась «основ советского мировоззрения» и начиналось с весьма спорного и чуть ниже опровергнутого самим же Кеннаном заявления: «Во-первых, рассматриваемое мировоззрение не является естественным для русского народа. В большинстве своем русский народ был настроен дружелюбно по отношению к внешнему миру, был заинтересован исследовать его, раскрывать имеющиеся у него таланты и больше всего желал жить в мире и пользоваться плодами собственного труда… Но политический курс базируется на взглядах и поведении людей, составляющих аппарат власти, это партия, тайная полиция и правительство, и именно с ними нам приходится иметь дело.
