ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Бохэннон Кэт
Обонятельные луковицы настолько примитивны, что эта разница может присутствовать с рождения. На данный момент нет способа узнать наверняка, но я не удивлюсь, если в ближайшем будущем лаборатория решит поместить мозги новорожденных мышей в научный блендер, просто чтобы посмотреть на цифры. Учитывая, что обоняние составляет такую интимную часть нашего жизненного опыта, идея о том, что половые различия могут по-разному связывать древние отделы мозга млекопитающих, всегда будет привлекательным объектом исследования.
Еда, которую вы никогда не забудете
Беременные, менструирующие и овулирующие женщины, как известно, склонны к тяге и отвращению к еде. Стереотип заключается в том, что мы охотимся за чем-то жирным, соленым и/или сладким. В Америке популярен шоколад. Как и макароны с сыром.
Ученые-эволюционисты склонны думать, что тяга к еде связана с дефицитом питательных веществ – наши тела под действием уникального набора стресс-факторов просто «знают», что нам нужно есть те или иные продукты, и побуждают нас искать эти продукты.
Небезосновательно. Например, беременные женщины иногда страдают пикацизмом: неконтролируемым желанием есть такие вещи, как земля, волосы или карандашная стружка. Плацента высасывает много железа из организма, и женщины, страдающие пикацизмом, также склонны к дефициту железа. Мы пока не знаем, является ли это причинно-следственной связью, но верхний слой почвы может содержать много железа. Конечно, если у вас возникнет кишечная непроходимость из-за новой привычки есть землю, мы вряд ли назовем это эволюционной приспособленностью. Кроме того, многие пристрастия, которые мы испытываем, не связаны с неотложными потребностями в питании. Немногие во время ПМС испытывают тягу к стейку, несмотря на питательность и высокое содержание железа, что должно быть привлекательно в период потери крови.
Точно так же тяга к мороженому с солеными огурцами или другим странным сочетаниям продуктов не обязательно хороша для беременной женщины (хотя они также могут не причинять большого вреда). Даже когда к определенным продуктам усиливается тяга, негативные реакции на запахи и вкусы также усиливаются. Во всяком случае, среди беременных женщин отвращение к еде более распространено, чем тяга, как и должно быть: есть нужно, но также нужно оставаться в живых. Хотя большинство из нас предпочло бы никогда ее не чувствовать, тошнота – одно из самых важных ощущений, которые может производить тело. Возглавляет список на пару с болью. Тело эволюционировало, чтобы мотивировать вас усвоить ценные уроки: если после пищевого отравления удастся выжить, вполне разумно для тела сделать все возможное, чтобы предотвратить повторное поглощение этой чертовой штуки.
В тошноте беременной женщины особый интерес вызывает то, насколько сильно могут меняться ее вкусовые и ароматические предпочтения. Иногда тошнота является результатом простого несварения: гормоны также имеют тенденцию замедлять работу кишечника, вызывая у беременной женщины вздутие живота и общую тошноту. Так что некоторые приступы могут быть просто паршивым побочным эффектом гормональной поддержки. Но этого недостаточно, чтобы объяснить кардинальные изменения в обонянии. Например, любимые ранее продукты могут пахнуть совершенно отвратительно. Запах сигареты, ранее безобидный, может казаться сродни пердежу прямо в лицо.
Другими словами, тошнота беременной женщины – это больше чем просто проблемы с животом, и она может быть тесно связана с обонянием. Эмоциональные реакции также часто обостряются. «Тошнота» Сартра? Ничтожно. Работа скучающего француза. А вот беременная женщина в метро, которую за утро дважды вырвало, и теперь она жует соленые крекеры из полиэтиленового пакета, дожидаясь поезда из Бруклина в центр города. О, она чует все, что когда-либо умерло в этом вагоне.
Но нужно есть, особенно когда плод высасывает из тебя питательные вещества, как бешеный пылесос. Так в чем же может быть преимущество новых случайных связей раздражителей с тошнотой? Почему вся эта нестабильность обонятельной системы просто не убьет ее?
На самом деле предотвращение смерти и есть цель. Большинство считает, что исключение токсинов перевешивает тошноту и голод, ведь токсины особенно опасны во время беременности. Например, большинству людей не нравится горький вкус. Так уж получилось, что большинство самых токсичных продуктов в мире горькие. Известно, что цианид имеет вкус и запах горького миндаля – на самом деле миндаль все еще мог быть опасен сегодня, если бы древним фермерам не удалось вывести из него цианид [110]. В мире растений есть почти бесконечный список блюд, которые могут вас убить, каждое из которых имеет более горький, металлический или кислый вкус, чем предыдущее. И вкусовые ощущения травоядных млекопитающих эволюционировали соответствующим образом: самки, как правило, более чувствительны к горечи, чем самцы. В конце концов, когда дело доходит до передачи генов, плацентарные самки всегда едят за двоих. Поскольку их тела во имя размножения выполняют так много тяжелой работы, смерть самки всегда обходится местной приспособленности вида намного дороже, чем смерть самца. Таким образом, если наличие носа, который лучше обнаруживает угрозу и секс, дает самкам преимущество в игре на выживание, то это приносит пользу виду в целом. А если еще и помогает женщине найти вкусную еду, тем лучше. Нужно много калорий, чтобы делать детей так, как мы.
Пурги, как одно из первых млекопитающих, живших на деревьях, использовала эти плотные обонятельные луковицы, чтобы добавить фрукты к своему рациону из жуков и листьев. Фрукты вкуснее и полезнее, когда они созрели. При достаточной близости ее чувствительный нос помог бы ей отличить самые изысканные кусочки. Но ей нужны были глаза, чтобы заметить спелые плоды в пологе леса и спланировать безопасный маршрут, чтобы добраться до обеденного стола.
Глаза
Стоя на помосте, я чувствовала запахи: пыль от старого электрообогревателя у моих ног, тонкие, отдаленные струйки скипидара, сигаретный дым на одежде студентов. Я слышала царапанье мастихинов, смешивающих краски, и шуршание кистей по холсту. Но студенты почти не слышали и не обоняли меня. И не только потому, что они парни. Потому что они были приматами. И у современных приматов все заключается в глазах.
Пока студенты-искусствоведы смотрели на меня, триллионы и триллионы фотонов отражались от моей плоти и устремлялись к их лицам – мордам приматов. Крошечные мускулы их радужных оболочек сжались, расширив зрачки, чтобы впустить больше света. Пока фотоны били в заднюю часть глаз, их сетчатки посылали информацию о моих контурах в зрительный нерв, который нес поток данных к зрительным центрам мозга.
Подумайте о разнице между старым коммутируемым модемом и современным широкополосным доступом. Воспринимать мир с помощью звуковых волн – это хорошо, но без эхолокации вы многому не научитесь [111]. Нос тоже подскажет вам о близлежащих химических веществах, но не поможет вам пробраться через крону дерева. Но глаза! Глаза могут дать вам информацию, эквивалентную миллиону триллионов гигабайт в секунду. Они скажут вам, чем являются вещи и где они находятся, фантастически быстро. Пока у вас есть вычислительная мощность, чтобы разобраться в подобном потоке данных, вы в деле [112].
Параллакс
Думая о приматах, вы, вероятно, представляете себе мартышек и человекообразных обезьян. И, думая об обезьянах, вы, вероятно, не можете не представить себе их лица: короткие сплюснутые носы и большие бинокулярные стереоскопические глаза, обычно окруженные глазницами, прямо на передней части лица [113]. Даже мой двухлетний ребенок может распознать обезьяну на плохом рисунке: оттопыренные уши, короткая переносица и большие, обращенные вперед глаза. По большому счету именно так развивался сенсорный массив приматов: на протяжении тысячелетий на деревьях наши носы сжимались, глаза двигались вперед, а зрительные центры мозга взрывались. Если вы выстроите окаменевшие черепа в хронологическом порядке, то увидите, что глазницы смещаются к передней части головы. И когда это произошло, размер участков мозга, отвечающих за визуальную обработку, резко увеличился.