Дэвид Лэнг - Грузины. Хранители святынь
В обоих версиях, как в индийской, так и в христианской, правитель предпринимает особые меры предосторожности, потому что боится, что хрупкая жизнь его наследника оборвется. Мальчика запирают в роскошном дворце, когда он выезжает, улицы очищают от всех калек, нищих и монахов. Однако правитель не может помешать своему сыну познать правду жизни и смерти, поэтому предсказания постепенно осуществляются.
Правитель начинает жестоко преследовать всех отшельников и верующих в Христа, в то же время он пытается отвлечь внимание принца и обратить его внимание на мир, со всеми его искушениями и сексуальными соблазнами. Однако Иосаф отвергает соблазн и изгоняет соблазнительниц. Вскоре он получает по наследству власть над половиной Индии. В его владениях процветает христианство. Наконец и царь Абенес решается принять новую веру. В этот момент к царскому двору приходит святой отшельник Балавар (Варлаам). Царевич вместе с ним покидает дворец и уходит в пустыню.
Балавар наделен божественным знанием и должен открыть принцу Иосафу путь к вечному спасению. Он молится за него в ряде пространных проповедей, где воспроизводятся положения буддийского вероучения о непостоянстве мира, нечистоте человеческого тела, бессмысленности человеческого существования, победе над грехом и жизни после смерти. Исходя из принципа «Ешь, пей и веселись, потому что завтра мы умрем», Балавар рисует перед царевичем отвратительную картину деградации плотской жизни и доказывает, что всегда есть время для спасения души.
Главный интерес в повести вызывают вставные новеллы, написанные в форме басен и притч. Именно путем иносказаний Балавар излагает царевичу основы христианской религии. Притчи, вошедшие в данную повесть, оказали влияние и на русскую литературу. Ими восхищался, в частности, JI. Толстой, о чем говорится в его «Исповеди», где упоминается третья притча, вошедшая в грузинскую версию.
ЧЕЛОВЕК И СЛОН«Говорят, что некий муж вышел в пустыню. И когда он шел там, понесся на него разъяренный слон, и повернул тот муж, бегом спасаясь от него. И преследовал его слон до наступления ночи и принудил его искать убежища в колодце, и он спустился в него и уцепился за две ветви, росших на краю его, и утвердились ноги на чем-то, что давало им опору на боковой стенке колодца. И когда наступило утро, он посмотрел на те две ветви, и вот на корне их оказались две мыши, одна белая, другая черная, грызущие постоянно те две ветви. И посмотрел он на то, что было под его ногами, и вот там он увидел четырех змей, высовывавших головы свои из нор своих. И посмотрел он на дно колодца, и вот там он увидел дракона, раскрывшего пасть свою, ожидавшего, когда он его проглотит. Потом он поднял голову свою на те две ветви и увидел на самой верхушке их немного пчелиного меду. Тогда он приблизил ветви ко рту своему и попробовал немного сладости того меда. И тогда та сладость, которую он нашел в том, чего он вкусил, при всей кратковременности этого наслаждения, отвлекла его от заботы и думы о двух ветвях, за которые он уцепился, хотя он и видел ясно, как две мыши торопились с ними, и о тех четырех змеях, на которых он опирался, не зная, когда одна из них возъярится на него, и о драконе, раскрывшем пасть, хотя он и не знал, каково ему придется, когда он упадет в его пасть. Колодец — мир сей, преисполненный бедствиями и испытаниями; две ветви — жизнь эта, достойная порицания; две мыши: белая — день и черная — ночь, и их торопливость над ветвями — скорое течение дней и ночей в трудах; четыре змеи — составы тела, которые яды убивающие; дракон, раскрывший пасть для поглощения его, — смерть стерегущая; слон — предел жизни, настигающий его, а мед — ослепленность малой долей наслаждений, которой достигают люди в земной жизни своей»[6].
Особый интерес представляет первая притча Балавара, в которой говорится о глашатае смерти и четырех сундуках. Некогда она была использована Шекспиром в «Венецианском купце»:
Не все то злато, что блестит, —
Так пословица гласит.
Многих тешит внешний вид,
И к погибели стремит.
Гроб златой червей таит…
В грузинской версии она звучит так.
Жил когда-то царь, добрый и справедливый. Однажды ехал он по дороге в окружении придворных и увидел двух мужей в лохмотьях и с язвами. Придворные хотели отогнать их, но царь спешился и стал их лобзать и пал перед ними ниц на землю. Придворные удивлялись, ибо не знали причины столь странного поступка.
Вернувшись во дворец, они пошли к брату царя и сказали ему:
— Скажи брату своему, чтобы он более так не поступал, ибо не пристало царю обнимать нищего.
Брат пришел к царю и рассказал ему обо всем, но царь так и не дал ему никакого ответа.
В этом царстве был такой обычай: если царь гневался на кого-нибудь и хотел казнить, то посылал к его воротам глашатая смерти с барабаном. Спустя несколько дней он послал глашатая смерти к воротам брата своего. Услышав барабан, брат царя надел саван и вместе со своей женой и детьми пошел к дворцу. Он плакал и рыдал, и рвал волосы, и посыпал свою голову пеплом. Когда это дошло до царя, то приказал ввести его.
Сказал ему царь:
— О чем ты печалишься?
— Как же мне не печалиться, если ты собираешься меня казнить?
— Неужели ты печалишься из-за глашатая, возглашающего у дверей твоих, ты же знаешь, что нет за тобой передо мной греха, за который я мог бы казнить тебя? А между тем ты порицаешь меня за то, что я убоялся глашатая Господа моего, когда посмотрел на него, так что пал ниц на землю, скорбя от напоминания о смерти, которая мне была объявлена с того дня, когда я родился, и я притом боюсь воздаяния за грехи, которые знаю за собой. Теперь иди и скажи моим придворным, чтобы они осознали свою ошибку.
Потом царь приказал сделать четыре сундука из дерева и два из них покрыть золотом, а два смолою. Когда сундуки были готовы, он приказал наполнить два осмоленных сундука золотом и серебром, а два сундука, покрытых золотом, — падалью, навозом, и кровью, и мертвечиной, и волосами. Потом он приказал закрыть сундуки и приказал собрать своих придворных и вельмож, показал им четыре сундука и велел оценить их. И они сказали:
— О царь, по нашему поверхностному взгляду нет цены двум золоченым сундукам, и нельзя скрыть их великолепия и красоты, а что касается двух осмоленных сундуков, то у них нет ценности из-за их безобразия и малости и ничтожности содержимого, они не стоят ничего.
Тогда царь велел открыть два осмоленных сундука, и весь дом осветился от находившихся в них драгоценностей.
— Вот подобие тех двух мужей, которых вы презрели за одежду и наружный вид и положение. А между тем они полны знания, и мудрости, и благочестия, и правдивости, и других благодетелей, которые лучше и ценнее и жемчуга, и яхонта, и драгоценных камней, и изумруда.
Потом царь приказал открыть два других сундука, и все содрогнулись от их вида и запаха. И сказал царь:
— Вот подобие людей, украшающих себя снаружи одеждой и драгоценностями, тогда как нутро их полно невежества, обмана и зависти, и лжи, и жадности, и злобы, и других пороков, которые гнуснее, и гаже, и грязнее и падали, и крови, и навоза.
И сказали придворные:
— Мы получили нравоучение и поняли ошибочность того, что мы сделали, о царь!
Затем Иосаф обращается, в христианство, и Балавар крестит его. Получив это известие, его отец Абенес впадает в ярость и начинает преследовать христиан. Но Иосаф благополучно преодолел дальнейшие испытания и лишения. Наконец царь Абенес решил разделить свое царство между собой и своим сыном. Царство юного принца начинает процветать, а его отца приходить в упадок.
Убедившись в справедливости христианской веры, Абенес также крестится со всеми своими сторонниками. После смерти Абенеса Иосаф передает царство праведному Барахии (перед нами явный отголосок великого отречения Будды) и возвращается в Цейлон. Там он живет вместе с Балаваром, и наконец они умирают, обретя святость.
Среди других многочисленных вариантов этой легенды особый интерес представляет его использование основателем и сторонниками о движения Ахмадийя в исламе, имеющего множество сторонников в Индии и на Востоке. В соответствии с данной традицией, примерно девятнадцать веков тому назад в Кашмире жил святой по имени Иус Асаф, который проповедовал притчами и использовал множество тех же тем, что и Иисус Христос. Так, например, притча о сеятеле из Нового Завета.
Усыпальница Иус Асафа расположена в Сринагаре, в Кашмире. Приверженцы Ахмадийя считают, что Иус Асаф и Иисус Христос были одним и тем же человеком и что Иисус Христос после Воскресения продолжил свои странствия в качестве миссионера, пока не добрался до Индии и не умер там. Конечно, легенда о гробнице Иисуса в Сринагаре достаточно условна, на что указывают Р. Грейвс и Дж. Подро в монографии «Иисус в Риме: историческая гипотеза».
