Валерий Флёров - «Города» и «замки» Хазарского каганата. Археологическая реальность
Стоит обратить внимание на выводы Ю. М. Могаричева и A. B. Сазанова, подвергнувших критике заключения А. И. Айбабина, равно и Т. И. Макаровой, по итогам их раскопок в Корчеве-Боспоре. «Археологический вывод [Айбабина. — В.Ф.] о подчинении хазарами Боспора в 679/670 г. и их господстве здесь в конце VII — первой половине IX в. обосновывается наличием на исследованных участках слоя пожара, отражающего захват ими города, существованием хазарской цитадели и мощного слоя с многочисленными постройками и ярко выраженными хазарскими материалами». В противовес этим выводам Могаричев и Сазанов констатируют: «Проведённый нами анализ стратиграфии и археологического материала показал, что единого слоя „хазарского пожара“ не существует… В самом слое пожара никаких хазарских материалов обнаружено не было… Что касается „хазарской цитадели“ то слой времени её строительства отсутствует». И что особенно важно в русле нашей темы: «Характер кладки и общая планировка сооружения не характерны для хазарских построек. Соответственно нет оснований говорить о хазарском слое в Керчи и тем более о хазарской цитадели». В итоге авторы отрицают и саму принадлежность города хазарам в VIII — первой половине IX в. (Могаричёв Ю. М., Сазанов A. B. 2005. С. 354, 355). Последнее, впрочем, не совсем очевидно и требует дальнейшего изучения. Город находился в районе столкновения интересов каганата и Византии, но это не означало массового проникновения в него носителей салтово-маяцкой культуры. Это проблема исторического исследования. С точки зрения археологии выводы авторов вполне корректны. Подробнее ознакомиться с ними они рекомендуют в работе 2002 г. В ней детально рассмотрена стратиграфия города и керамический материал, в частности из помещения 12 в Кооперативном переулке (раскопки А. И. Айбабина) и на Рыночной площади (раскопки Т. И. Макаровой), на основе чего предложены следующие выводы (Сазанов A. B., Могаричёв Ю. М. 2003. С. 501), сомневаться в которых пока нет оснований:
— единого слоя «хазарского пожара» в городе нет;
— «хазарский» период VIII–IX вв. на указанных участках не представлен;
— дата строительства стены так называемой цитадели неопределима, укладывается в промежуток от 570–580 гг. до середины IX в. «Нет оснований говорить о хазарском слое в Керчи и тем более о хазарской цитадели».
Этот последний вывод особенно важен для нашей темы. Мне остаётся констатировать, что вопрос о вкладе хазар в архитектуру и фортификацию Корчева-Керчи остаётся по крайней мере дискуссионным (вряд ли плодотворное продолжение дискуссии возможно без дальнейших раскопок) и привести общий вывод A. B. Сазанова и Ю. М. Могаричёва: «Материальная культура Боспора как VI–VII — нач. VIII в., так и середины — второй половины IX в. носит ярко выраженный провинциально-византийский характер. Археологические материалы не дают оснований говорить о хазарском периоде в истории Боспора» (Там же).
В плане решения несколько иных проблем, политических отношений Хазарии и Византии в Крыму, выводы Сазанова и Могаричёва в отношении «хазарского Корчева» полностью разделяет С. Б. Сорочан, попутно саркастически отметивший, что упомянутые К. Цукерманом «массовые» археологические следы хазарского присутствия в Корчеве (Цукерман К. 1998. С. 675) сводятся всё к той же сомнительной постройке в портовом районе («цитадели») и «усадьбе»-помещению 12 в Кооперативном переулке (Сорочан С. Б. 2002. С. 520, 521). К. Цукерман в данном случае ссылался в свою очередь на публикацию Т. И. Макаровой (1991).
Со своей стороны, должен отметить, что носители салтово-маяцкой культуры предпочитали на Керченском полуострове селиться за пределами городов, сохраняя традиционный не-городской образ жизни (Зинько В. Н., Пономарёв Л. Ю. 2005, 2007), возможно, и чувствуя себя таким образом в большей безопасности от перипетий политических событий. На этом фоне отсутствие «хазарского» слоя в Корчеве становится особенно заметным. Что касается военно-политической истории Боспора, о которой столько написано, то она продолжает оставаться дискуссионной и не является предметом моего рассмотрения. Но не могу не обратить внимание на другое исследование A. B. Сазанова и Ю. М. Могаричёва (2006), в котором сделана очередная попытка уточнить её ход на заре хазаро-византийских отношений. Не всё в предлагаемых гипотезах однозначно приемлемо, но сравнительный анализ текстов Никифора и Феофана заслуживает внимания и с позиций археологии. Общий вывод остался прежним: письменные и археологические материалы не дают оснований говорить о строительстве в городе Боспоре хазарской цитадели (Сазанов A. B., Могаричёв Ю. М., 2006. С. 127).
Всё изложенное выше не должно автоматически вести к полному отрицанию присутствия в городе отдельных носителей салтово-маяцкой культуры или небольших групп с неопределяемой этнической принадлежностью. На последнее обращаю особое внимание, поскольку в статье с утверждающим названием «Хазарский слой в Керчи» А. И. Айбабин поставил вопрос о поиске в Керчи этнических хазар (Айбабин А. И. 2000. С. 168). Статья была посвящена публикации нескольких построек и жилищ из «того же слоя в Кооперативном переулке, в нескольких сотнях метрах от раскопа Т. И. Макаровой» (Там же. С. 169).
Главный довод А. И. Айбабина — жилища с двухпанцирными основаниями с кладкой «в ёлочку» (Там же. С. 174). Последнюю он, с оговоркой «видимо», вслед за С. А. Плетнёвой считает привнесённой в Северное Причерноморье хазарами из Приморского Дагестана. Этот довод можно было бы принять к рассмотрению, если бы кладка opus spicatum была найдена на территории собственно салтово-маяцкой культуры. Но этот вид каменной кладки там неизвестен! Нет его в Саркеле, в Правобережной Цимлянской и Семикаракорской крепостях на Нижнем Дону, нет и на ещё немногих исследованных в бассейне Дона — Северского Донца поселениях.
Во-вторых, придя непосредственно из Приморского Дагестана, хазары непременно принесли бы в первую очередь собственную материальную культуру, маркируемую сероглиняной керамикой местных форм, но таковая в Керчи не обнаружена. Дагестанская керамика резко отличается от салтово-маяцкой, и опознать её было бы несложно, в частности по косым насечкам на ручках кувшинов (с керамикой Дагестана я знаком непосредственно по коллекциям, хранящимся в Махачкале).
Что можно принять за признак присутствия носителей салтово-маяцкой культуры, так это круглый очаг-«тарелку» в жилище 7 и лощеный кувшин (Там же. С. 179, 180, рис. 2, 3). Керамика из жилища многообразна, в ней преобладают местные и византийские формы, а единичные фрагменты горшков, по Айбабину, близких салтово-маяцким, он одновременно сравнивает с горшками из Дагестана, что не совсем корректно. Напомню, кстати, что в Дагестане нет котлов с внутренними ушками, повсеместно представленных в салтово-маяцкой культуре.
Итак, жилище с очагом, вероятно полуземлянка, действительно может служить подтверждением проникновения немногих носителей салтово-маяцкой культуры в Керчь-Боспор, но, возможно, не прямо из Подонья, а из сельских поселений Керченского полуострова. Оставить же после себя полноценный культурный «хазарский» слой они не могли, тем более, как показывают находки в жилище 7, сами предпочитали пользоваться преимущественно местной городской керамикой, включая краснолаковую, белоглиняную поливную и, конечно, амфоры, красноглиняные кувшины с плоскими ручками, пифосы (перечисление керамики из жилища 7 занимает в статье А. И. Айбабина более страницы; она настолько разнообразна, что не позволяет дать этому набору монокультурное определение).
Сугдея
В мои намерения не входило «вторгаться» в земли Крыма западнее Керчи. Вынужден сделать исключение для Сугдеи, идя на определённый риск, поскольку по существующим разрозненным публикациям довольно сложно представить во всей полноте общую стратиграфческую ситуацию на этом памятнике с многочисленными перекопами, перестройками сооружений с уничтожением подстилающих слоёв, с оползнями.
Обращение к Сугдее «спровоцировано» в первую очередь известным мнением И. А. Баранова о хазарском присутствии в городе и такими формулировками, как «оборонительная система хазарской Сугдеи», «градостроительная политика хазар» (Баранов И. А. 1991. С. 158). Не буду распространяться на эту тему — публикации И. А. Баранова хорошо известны. Его идеи развивает В. В. Майко, полагающий, что «хазарская фортификация Сугдеи» позволяет «предполагать здесь наличие одной из самых мощных хазарских крепостей в Крыму» (Майко В. В. 2000. С. 239). Оба автора достаточно категоричны, но мне не удалось найти в их работах ответа на вопрос: какие же признаки позволяют говорить о специфической хазарской фортификации и в чём отличие сугдейских укреплений от других провинциальных византийских крепостей? В целом же этот вопрос приводит нас к более широкой проблеме реальности крымского варианта салтово-маяцкой культуры, частью которой является вопрос вклада хазар в фортификацию Крыма или отсутствия такового.
