Николай Колесницкий - Исследование по истории феодального государства в Германии (IX – первая половина XII века)
Основные правовые нормы относительно сервов, а также и зависимых («подзащитных») крестьян были выработаны уже в начальный период образования феодальных отношений. По существу мы их видим уже и в варварских правдах. В них четко определен юридический статус раба, являвшегося собственностью господина и имевшего свою рыночную цену (рабский «вергельд», уплачиваемый господину). В «правдах» содержаться соответствующие нормы и относительно прав рабов на владение имуществом. Эти нормы послужили правовым прецедентом при оформлении владельческих прав лично крепостных крестьян.
В варварских правдах и раннефеодальных юридических документах существовали также юридические нормы для зависимых «подзащитных» людей (Mundlinge), которые в дальнейшем стали вполне пригодными для конституирования юридического статуса крепостного и зависимого крестьянства, образующегося из старосвободного корня. Наконец, в этих ранних юридических источниках был уже вполне оформлен принцип «равных браков» (Ebenburtigkeit), который в дальнейшем послужил одной из основных правовых категорий для образующихся феодальных сословий; он стал непреодолимой преградой для перехода из крепостных в «сословие» господ» (Herrenstand).
По феодальному обычному праву дети наследовали юридический статус родителей[367]. Следовательно, крепостной крестьянин никогда не мог выбраться из зависимости и несвободы. Если кто пытался претендовать на более высокое право, он терял и то, которым пользовался до тех пор, и становился совершенно бесправным[368]. Серв мог получить высший статус и относительную свободу (но отнюдь не освобождение от феодальной зависимости и эксплуатации) только по формальному юридическому акту отпуска на свободу[369].
Усилия государственного законодательства в данной области были направлены на то, чтобы удержать сервов и остальную массу крепостных крестьян в положении бесправных и эксплуатируемых и закрыть для них всякие лазейки, могущие вывести из рабского положения, а также чтобы заставить их исправно отдавать весь свой прибавочный продукт феодалам. На этот счет было издано несколько общих законов и ряд постановлений для отдельных вотчин (Hofrechten).
Особый интерес представляет одно постановление, изданное для Италии, но действовавшее, несомненно, и на территории Германии: это капитулярий Оттона III «о сервах, дышащих свободой»[370]. Постановление преследовало цель отбить у сервов «аппетит к свободе» (appetitum libertatis) и заставить их исправно нести свою службу. Подобный характер носили также постановления церковных синодов и папские декреты о клириках-сервах. Эти клирики, обученные господами «духовному ремеслу» и переведенные ими на положение вольноотпущенников, оставались сервами церкви или зависимыми от их прежних господ[371]. Если такой клирик из сервов вел себя как свободный и отказывал в повиновении его господину, он терял свой сан и предавался анафеме[372].
Папа Бенедикт VIII угрожал этим клирикам-сервам, нарушающим целибат: «Кто не хочет служить сервом в церкви в качестве клирика, пусть будет сервом вне церкви»[373]. Совершенно ясно, что если клирик-серв не мог жить как свободный, то обычному серву, задавленному рабским трудом, это было тем более недоступно.
Церковные постановления шли дальше, они не допускали к свободе не только сервов клириков, но и их детей. Если у этих клириков были законные или незаконные дети от женщин любого звания, пусть даже и знатных, эти дети разделяли долю своего отца и навеки оставались сервами той церкви, к которой принадлежал их отец. Таких сервов не мог освободить никакой судья[374]. Папа гневно угрожал этим сервам, «присваивающим себе свободу», а также и их пособникам в этом деле анафемой[375].
Не менее ревностно заботилась о сохранении серважа и королевская власть. В одном из дипломов Конрада I (№ 11) церковным властям строго запрещалось освобождать сервов без замены их тем же количеством других сервов.
Таким образом, церковь и королевская власть силой своего законодательного авторитета пресекали малейшие тенденции к ослаблению серважа и подавляли всякие попытки крепостных ослабить иго крепостной зависимости.
Как уже отмечалось выше, в общегосударственной законодательной деятельности значительная роль принадлежала соборам.
В законодательстве соборов большое место занимали вопросы церковной десятины. Соответствующие постановления и королевские указы направлены на то, чтобы заставить крестьян и землевладельцев исправно вносить десятину церкви и не укрывать имущество от обложения десятиной. Ряд постановлений издано по вопросу распределения десятины. Их мы коснемся в другой связи.
По решению Майнцского синода 852 г. десятину церкви должны были давать все без исключения как с земли, так и с собираемых фруктов и плодов, а также со скота. За троекратный отказ от взноса десятины угрожало отлучение от церкви со всеми вытекающими из этого последствиями[376]. Это решение повторялось рядом других синодов[377].
Трибурский синод 1036 г. вынес столь же строгое постановление о взыскании десятины со славянского населения. Славяне, находившиеся под властью немецких феодалов, должны были вносить десятину, «как и прочие христиане», и их следовало принуждать к этому силой королевского банна[378].
Королевская власть в союзе с церковью стремилась подавить силы, враждебные существующему политическому строю и церкви. Выше уже указывалось на постановление Алтайхского синода 916 г. о соблюдении присяги королю. Майнцский синод 847 г. принял специальное постановление о борьбе против заговоров и недозволенных союзов (conjurationes et conspirationes). Всем участвующим во враждебных королю, церкви и существующему порядку действиях и заговорах угрожало отлучение от церкви и преследование[379]. Под этими заговорами и враждебными существующему строю выступлениями имелись в виду прежде всего выступления народных масс против их угнетателей (восстание Стеллинга 842 г. и др.).
Большое место в государственном законодательстве занимали вопросы перераспределения собственности и ренты между отдельными членами и целыми группами господствующего класса, вопросы их политических взаимоотношений. Это законодательство было связано с политической борьбой, происходившей в тот период в Германии, и в большинстве случаев являлось прямым ее результатом.
Наибольшие споры и столкновения вызывали вопросы, связанные с церковным землевладением и церковной десятиной. И это вполне понятно: в использовании церковной собственности и десятины участвовали не одни прелаты и церковные учреждения, а широкие круги феодалов во главе с королем; к этому прибавлялись еще и притязания папства па верховную власть над всем церковным землевладением и церковными доходами, а также на свою долю в этих доходах.
В постановлениях соборов содержатся строгие положения о том, что церковная собственность и десятина должны принадлежать только церкви и служить только ее нуждам. Согласно решениям синодов 841 и 852 гг., вся десятина должна поступать церквам и расходоваться под наблюдением епископа: 1/4 ее шла непосредственно епископу, 1/4 – клирикам, 1/4 составляла долю для оказания помощи нищим и 1/4 предназначалась на оборудование и содержание местной церкви[380]. Но это оставалось только на бумаге. На деле десятина, как и всякий вид феодальной ренты, использовалась всеми, кто имел право собственности на церковную землю и самую церковь (Eigenkirchenrecht), и во многих случаях ею распоряжался король. Не случайно десятина стала одним из элементов «формулы принадлежности» королевских дипломов на дарение земельной собственности[381].
Епископы и архиепископы стремились наложить свою руку и на ту часть десятины, которая, согласно постановлениям синодов, должна была поступать местной церкви. Особенно упорная борьба за десятину развернулась между майнцским архиепископом и тюрингскими аббатствами. Архиепископ претендовал на половину десятины во всех церквах Тюрингии и на всю десятину – в церквах архиепископства. По решению Эрфуртского синода, принятому под давлением архиепископа и короля Генриха IV, майнцское архиепископство получало половину десятины от церквей, подчиненных аббатствам; из собственных церквей аббатств и архиепископства десятина должна была поступать каждому собственнику[382]. По существу такое же положение было и в церквах светских собственников. Они распоряжались десятиной как своей собственностью.
Постановления соборов относительно церковных владений и самих церквей тоже не были в принципе направлены против права «частной церкви». Они запрещали только делить церкви между отдельными собственниками[383]. На деле же. церкви не только делились между наследниками, но и отчуждались по частям[384].
