Константин Романенко - Борьба и победы Иосифа Сталина
Один из меньшевиков-эмигрантов позже отмечал: «Мы прожили вместе в Кутаисской тюрьме более чем полгода, и я ни разу не видел, чтобы он возмущался, выходил из себя, сердился, кричал, ругался, словом, проявлял себя в ином аспекте, чем в совершенном спокойствии».
Но время шло, и Министерство юстиции сделало заключение по делу о Тифлисском социал-демократическом комитете рабочей партии. Направив его 7 марта в Министерство внутренних дел, оно поддержало рекомендацию Тифлисской судебной палаты о его разрешении в административном порядке, то есть без суда. Но предложило ужесточить меру наказания обвиняемых. Срок ссылки Иосифа Джугашвили предлагалось увеличить с двух лет до трех. Департамент полиции тоже счел карательные меры слишком либеральными, он настаивал «выслать обвиняемых в Сибирь на срок до 6 лет».
Правда, это уже совсем драконовское предложение не получило поддержки курировавшего Департамент полиции товарища министра внутренних дел. Он согласился с предложением юстиции, и 9 июля доклад Министерства юстиции был представлен Николаю II.
Царь утвердил предложенные меры без проявления к «бунтовщикам» либерализма и милосердного смягчения наказания. Теперь-то «лед тронулся». Уже на следующий день утвержденное решение было направлено в Канцелярию главноначальствующего гражданской частью на Кавказе. Тифлисский губернатор получил высочайшее повеление 25 июля.
Проявляя отменное верноподданническое рвение, он наложил на поступившем документе не терпящую отлагательства резолюцию:
«Секретный стол. Сейчас же: а) поехать в губернское жандармское управление, узнать адреса и проверить приставам, сегодня же задержать и направить в Метехинский замок; б) заготовить документы сегодня же». В прилагаемом списке, включавшем 28 человек, И.В. Джугашвили значился под номером «одиннадцать».
Однако исполнить распоряжение «сегодня же» подчиненным губернатора не удалось. Неожиданно выяснилось, что в губернском жандармском управлении не знали, где находится Иосиф Джугашвили. Не знал этого и тифлисский полицмейстер: «Место нахождения Иосифа Джугашвили и Аркела Окуашвили еще не обнаружено», — констатировал он в письме, отправленном в тот же день губернатору.
В высоком кабинете прогремел гром. Получив сообщение Тифлисского ГЖУ об отсутствии сведений о местопребывании Джугашвили, губернатор вновь обратился с запросом к тифлисскому полицмейстеру. И 8 августа тот переадресовал его заведующему Метехским тюремным замком: «Предлагаю Вам немедленно донести, содержится ли в заведуемом Вами замке политический арестант
Иосиф Джугашвили, и в утвердительном смысле, когда освобожден, по чьему распоряжению и в чье ведение передан».
Но усердный скрип чиновничьих перьев результата не принес Ответ из тюремного замка пришел 10 августа. В нем указывалось, что «здесь И.В. Джугашвили не содержался и не содержится». Поиски Иосифа Джугашвили, порученные в Тифлисе участковым приставам, тоже ничего не дали. Полицейская машина самодержавия снова сделала сбой. 29 августа полицмейстер уже сам обратился к начальнику ГЖУ с просьбой сообщить, «куда выбыли по освобождении из-под стражи политические арестованные (список) и Иосиф Джугашвили, состоящие под особым надзором полиции, и где теперь находятся». На запрос полиции поступила информация: «Джугашвили в городе Батуме».
Возбуждение приблизилось к апогею. Уже почти панически осознав бесплодность поисков исчезнувшего «политического преступника», губернатор доложил об этом князю Голицыну. Теперь князь был вынужден 13 августа обратиться в Министерство юстиции с просьбой «сообщить выписку» из дознания по делу социал-демократического кружка «о местонахождении обвиняемых». Но и это обращение не прояснило ситуации и не ускорило выполнение «высочайшего повеления».
Что же произошло? Куда девался царский узник? Бежал? Да ничего не случилось — причиной паники стала обычная российская безалаберность. Дело заключалось в том, что, хотя Иосиф Джугашвили уже четыре месяца находился в Кутаисской тюрьме, в Главном тюремном управлении (ГТУ) он числился среди заключенных в Батуме.
Поэтому 17 августа ГТУ отправило военному губернатору Батумской области письмо с просьбой «сделать распоряжение о высылке упомянутого Джугашвили, содержащегося в Батумском тюремном замке, в ведение иркутского военного губернатора через Новороссийск, Ростов, Царицын и Самару с очередной арестантской партией». Но когда, руководствуясь поступившим письмом, Батумский губернатор 29 августа дал указание полицмейстеру о высылке И. Джугашвили в Иркутск «с очередной арестантской партией», оказалось, что в Батумской тюрьме названного заключенного нет!
Ситуация приобретала абсурдный характер. В поиски арестованного включалось все больше и больше высоких чинов. Заведующий Батумским замком 4 сентября уведомил, что Джугашвили был отправлен в Кутаисскую тюрьму еще 19 апреля. Сразу же по получении ответа полицмейстер информировал об этом своего губернатора, и тот 9 сентября обратился к кутаисскому губернатору с просьбой «о высылке Джугашвили в Сибирь».
Эта почти трагикомическая история, по сути напоминающая сюжет, родившийся под блестящим пером Александра Дюма, об узнике, затерявшемся в казематах замка острова Иф, свидетельствует не столько о родстве беспредела тюремных порядков, сколько о вопиющей бюрократической расхлябанности чиновников, обслуживающих всесилие царского режима.
И пока, сбившись с ног, главноначальствующий на Кавказе князь Г. Голицын, три губернатора и три полицмейстера — для «исполнения высочайшего повеления» — полтора месяца разыскивали затерявшегося в царских застенках российского узника, он сам напомнил о себе.
28 июля 1903 года в Кутаисской тюрьме вспыхнул бунт заключенных. Эта акция протеста приобрела громкую известность. Причиной волнений стало плохое содержание арестованных и грубость тюремной охраны. «Сталин, — пишет свидетель этих событий, — предъявил тюремной администрации следующие требования: устроить нары в тюрьме (заключенные спали на цементном полу), предоставлять баню два раза в месяц, не обращаться грубо с заключенными, прекратить издевательства тюремной стражи и т.д. Вслед за предъявлением этих требований заключенные стали наносить гулкие удары в тюремные ворота».
Эти удары, звучавшие как грозный набат, всполошили весь Кутаис. Тюрьму окружил полк солдат, на место событий спешно приехали губернатор, прокурор, полицейские чины... Вызванный «к начальству» организатор выступления стоял на своем, и требования заключенных были удовлетворены. Он снова учил товарищей силе солидарности. Однако администрация мелочно отомстила организаторам протеста: «После этой забастовки всех политических согнали вместе сначала в пятую камеру, а затем в третью камеру нижнего этажа. Это была самая скверная камера».
Но хотя местонахождение Иосифа Джугашвили наконец-то было установлено, он продолжал оставаться в Кутаисе еще месяц. Новая задержка была вызвана тем, что карательная машина режима собирала по Грузии очередной «каторжный этап», и только вечером 8 октября группу отправили в Батум.
Константин Канделаки, который 23 августа снова был арестован, вспоминал: «Ночью открылась дверь нашей камеры, и в нее вошли несколько человек со своими вещами. Среди вошедших оказался т. Сосо, Илико Копалейшвили, Севериан Хвичия и несколько человек из Гурии и Имеретии». По свидетельству Канделаки, в Батуме он «тоже организовал бунт заключенных, после которого требования были удовлетворены, а И.В. Джугашвили отправлен в ссылку».
Этап отправляли товарно-пассажирским пароходом на Новороссийск. Оттуда он должен был направиться к Ростову-на-Дону, а затем — через Самару и Челябинск — на Иркутск. Уже в Ростове ссыльные почувствовали холод русской зимы, затем начался снег. Белое покрывало тянулось от горизонта до горизонта, а ветер бросал в зарешеченное окно арестантского вагона колючую снежную крупу. В Сибири уже свирепствовали морозы — температура упала до 30 градусов. «Из Ростова, — вспоминал Л. Джанелидзе, — на имя Коция Канделаки мы получили телеграмму от товарища Сосо. Он просил выслать денег. Мы послали деньги без промедления».
В Иркутске его уже ждали. Еще 28 августа в канцелярии военного генерал-губернатора было открыто дело о ссыльном И.В. Джугашвили, all сентября губернатор известил об этом Иркутское охранное отделение и балаганского уездного исправника. Сразу по прибытии ссыльного отправили в город Балаганск. А оттуда — в Новую Уду, находившуюся в семидесяти верстах от Балаганска и в ста двадцати от ближайшей станции Тыреть Сибирской железной дороги. Селение затерялось в глухой тайге на знаменитом Жига-ловском тракте, по которому этапом сквозь таежные сопки, переправляясь через реки и болота, проводили ссыльных. Зимой до железной дороги молено было добраться по санному пути.
