Влад Виленов - Неизвестные страницы истории российского флота
Наконец, третья бумага — от нашего морского штаба — была прямым и категорическим запрещением показывать агенту подводный заградитель „Краб“, в то время наимощнейший в мире тип заградителя.
С великим недоумением ознакомился лейтенант со всеми этими бумагами.
— Хорош агент дружественной державы!
Выработав программу осмотра флота, авиации и порта, лейтенант Чириков откланялся флаг-капитану…
На следующий день с севастопольским поездом прибыл агент. Из международного вагона, одетый в морскую форму, вышел маленький худощавый человек. Лейтенант Чириков представился ему.
Оказалось, агент прекрасно владеет русским языком. Сели в автомобиль…
— По приказанию командующего флотом, вам приготовлены апартаменты в Морском собрании, — с любезной улыбкой обратился лейтенант к агенту.
— О, нет, нет, благодарю вас! Я желал бы остановиться в частной гостинице. Мне советовали отель „Кист“.
Это несколько удивило лейтенанта. Поехали к „Кисту“. Выбежавший навстречу швейцар приподнял фуражку.
— У нас имеется прекрасная свободная комната с видом на море.
— Вот и отлично. Я очень люблю море…
Комната оказалась угловой, с видом на рейд.
— Вы, вероятно, пожелаете сейчас разобрать свои вещи. Я зайду через несколько минут.
— Да, да, пожалуйста. Заходите через четверть часа. Я бы хотел сегодня же утром представиться командующему флотом.
Через четверть часа, одетый в парадную форму, агент вместе с Чириковым спускались по Графской пристани, где их ожидал присланный с „Георгия“ мотор.
Так как у командующего шло заседание флагманов и капитанов, начальник штаба вице-адмирал А.Г. Покровский пригласил агента в свой кабинет.
Разговор завязался вокруг вопросов войны. Агент интересовался последними известиями Ставки…
На стене каюты висела, застекленная в рамке, генеральная карга Черного моря с нанесенными на ней курсами походов бригады крейсеров за все время войны — подарок адмиралу, только что откомандовавшему бригадой. Красиво вычерченные, с обозначенными в минутах и секундах боевыми эпизодами, крейсерствами и сражениями пути, как железные дороги к Московскому узлу, сходились у Босфора. Взгляд агента остановился на ней. Адмирал заметил и пояснил агенту историю карты. Тот встал, чтобы поближе рассмотреть. Подошел к карте и вдруг плашмя хлопнулся о палубу.
Адмирал с Чириковым вскочили. Агент лежал в глубочайшем обмороке.
— Воды! Скорее воды! — крикнул адмирал.
Но не было никакой возможности процедить ее сквозь стиснутые зубы…
— Доктора!..
Послышался шум отодвигаемых стульев — заседание флагманов и капитанов окончилось… Начальник штаба поспешил доложить командующему о случившемся.
Адмирал Эбергард тотчас же направился к агенту. Тот пришел в себя и, увидев входящего адмирала, приподнялся на диване.
— Вы, вероятно, переутомились? Вам нужно отдохнуть. Не беспокойте сегодня агента, — обратился адмирал к лейтенанту Чирикову.
И, выразив свое сочувствие и пожелание, удалился к себе…
Сконфуженный агент в сопровождении Чирикова вернулся в гостиницу.
— Итак, сегодня я вас беспокоить не буду, а зайду завтра. Мой адрес и на всякий случай адрес доктора я оставлю у швейцара.
— Благодарю вас! Я действительно плохо себя чувствую и сейчас лягу. Итак, до завтра…
Отдав все необходимые распоряжения швейцару, Чириков ушел.
Прошло часа три. Вдруг какое-то неодолимое беспокойство охватило его. Что-то подмывало пойти навестить агента. Это чувство настолько было сильно, что преодолевало опасение быть навязчивым и обеспокоить больного человека. Чириков пошел… Задумавшись, пересек пустынную в это время дня, залитую солнцем Нахимовскую площадь и вошел в вестибюль.
— Ну что, как агент?
Швейцар доложил, что агент у себя, не звонил и ничего не требовал.
Чириков поднялся к нему. Постучал.
— Войдите!
Вошел и… остановился.
Словно ток прошел между ним и агентом. Молниеносная тень. Нервное движение… В шелковом кимоно агент сидел за письменным столом. Он не ожидал Чирикова. Но тотчас же встал, протянул руку и любезным голосом предложил сесть. На столе лежали прикрытые папкой бумаги и раскрытая книга гравюр и чертежей судов иностранных флотов.
После вступительных слов о здоровье и проч. агент поинтересовался узнать, где служит Чириков. Оживился, когда узнал, что он служит на подводных лодках, и, задав ряд незначительных вопросов, спросил о „Крабе“.
Лейтенант ждал этого вопроса и приготовился к нему.
— „Краб“ сейчас в капитальнейшем ремонте и почти весь разобран.
В дверь постучали. Вновь та же, едва уловимая тень скользнула по лицу агента.
— Войдите!
Вошел грум.
— Те двое людей, которые спрашивали вас, ушли.
— A-а… Хорошо! — странно блеснув глазами, ответил агент, и непроницаемая маска любезного выражения снова покрыла его лицо.
Бесстрастным, холодно-корректным осталось лицо и его собеседника. Продолжая прерванный разговор, он вдруг, только теперь, как это часто бывает, ясно вспомнил то, на что тогда не обратил внимания. Подобно тому, как вошедший в комнату человек не замечает иногда какого-нибудь предмета и вспоминает, что видел его, лишь тогда, когда кто-нибудь спросит о нем.
Чириков отчетливо вспомнил, что когда он несколько минут назад входил в вестибюль, у подъезда стояли два человека: один — в кожаной куртке, другой — в чем-то синем.
Попрощавшись с агентом и условившись о завтрашнем дне, Чириков спускался по лестнице… Рой мыслей, подозрений и предчувствий охватил его.
„Но кто же эти люди?! Почему приходили они? Откуда их знает агент? Ведь он никогда не бывал в Севастополе и никого здесь не знает… Я же все время был с ним… Странно! И почему он отказался от комнаты в Собрании? Почему непременно захотел „Киста“? Стало быть, здесь было назначено тайное свидание и эти люди были заранее оповещены о его приезде… А этот внезапный обморок… Симуляция? Желание на сегодня отделаться от меня… Нет! Тут что-то неладно… И наконец, эти секретные бумаги… Это недоверие и подозрительность англичан нашего штаба, кавказской армии…“
Чириков спустился в вестибюль.
— Скажите, швейцар, никто тут не спрашивал морского агента?
— Никак нет, никто.
— А эти двое, которые тут стояли?
— Нет, никто не спрашивал, — как будто несколько замялся швейцар.
Лейтенант подозрительно взглянул на него. Слухи о том, что швейцар — германский шпион, почему-то вдруг вспомнились ему.
— Позовите мне того грума, который только что при мне входил с докладом к агенту.
— Я не знаю, какой такой грум.
Повышенным тоном лейтенант подтвердил приказание. Швейцар неохотно исполнил его… По лестнице сбежал грум.
— Кто эти люди, которые приходили к агенту?
— Никто не приходил.
— Как никто не приходил, когда ты сам при мне докладывал ему.
— Я… я… не знаю… Я… не докладывал…
— Ах, негодяй! Ты мне еще врать будешь. Ведь при мне же ты докладывал агенту.
— Ничего не знаю… Я ничего не знаю, — с испугом смотря на швейцара, залепетал мальчуган.
Но лейтенант упорно продолжал допрос. Швейцар — словно воды в рот набрал… Наконец мальчик признался, что какие-то двое людей действительно заходили к японцу.
Чириков немедленно отправился в штаб командующего флотом, прямо в кабинет флаг-капитана оперативной части.
— Разрешите задать вопрос? Японский агент находится ли под наблюдением?
— А что?
Лейтенант рассказал все, только что изложенное, и свои подозрения.
— Мы этого не знали… Очень хорошо, что вы немедленно сообщили нам. За агентом установлено тайное наблюдение, но мы еще усилим его…
На следующей день по заранее выработанному плану состоялось посещение судов флота, авиации и флота. Агент особенно интересовался „Марией“ и долго задержался на ней. Осматривал боевые посты… В кают-компании ему был предложен обед. Он попросил себе на память две матросские ленточки с надписью „Императрица Мария“…
В тот же вечер в Севастополь прибыл его помощник, капитан-лейтенант X. Полная противоположность своего патрона. Мускулистый, с энергичными, резкими чертами нервного лица, с большим лебединым носом, придававшим ему выражение хищника.
Оба они три дня пробыли в Севастополе и на автомобиле отправились на южный берег Крыма с тем, чтобы из Ялты проехать в Симферополь и оттуда прямо в Петроград. Свой багаж они просили отправить из Севастополя курьерским поездом и поместить его в заранее назначенное купе.
Дня через два лейтенанту Чирикову доставляют депешу: „Багажа в купе нет“. Следуют подписи агентов. Чириков немедленно поехал на вокзал.
Начальник станции, многозначительно мигнув, отвел его в сторону:
