Сергей Войтиков - Отечественные спецслужбы и Красная армия. 1917-1921
18 апреля Вацетис в докладе, посланном Ленину из Серпухова в Кремль, живописал о нехватке командного состава, о «перегрузке лиц генерального штаба, особенно на фронте», о бестактности к «генштабам» со стороны приставленных к ним комиссаров, о регулярных арестах генштабистов. Политических комиссаров Вацетис сравнил с «жандармами старого режима, повышение которых находилось в сильной степени в зависимости от того, сколько удастся раскрыть заговоров против самодержавного строя». На «деле Теодори» остановился особо: «внезапный и совершенно ни для кого не понятный арест» консультанта Регистрационного управления, по его словам, «произвел ошеломляющее впечатление на весь генштаб». Особо подчеркнул: Эйдук, помощник Кедрова, в разговоре с ним проболтался: «никакого обвинения против Теодори нет», это «обвинение надо создать». Вацетис ходатайствовал перед Лениным не только о скорейшем освобождении Теодори, но и о применении репрессий к Кедрову — «самовольно», без соблюдения установленных РВСР приказов, распорядившемуся арестовать Теодори[379].
17 апреля аналогичный «ленинскому» доклад выпуск направил Л.Д. Троцкому. (№ 112/17)[380]: «По уполномочению выпуска 1917 года Генерального штаба: доклад подписали: Евгений Иванович Исаев, Иван Дмитриевич Моденов, Борис Иннокентьевич Кузнецов, Александр Кузьмич Малышев[381], Виноградов, Тит Степанович Косач, Юршевский, Маттис, Срывалин, Цейтлин, Максимов, Дубинин, Самуйлов, Семен Васильевич Пирог, Доможиров, Евгений Владимирович Сысоев, Владимир Ефимович Стасевич, Борис Николаевич Скворцов, Тарасов, Николай Иванович Кадников, Каранович, Михаил Афанасьевич Дулов[382], Майгур, Кук, Петров, Иван Наумович Полозов, Александр Федорович Васильев, Иван Алексеевич Бардинский, Павел Александрович Захаров, Павел Маркович Стрыхарь, Николай Иванович Шило[383], Эдуард Карлович Лус, Николай Васильевич Яковский. […] Настоящий доклад передан по адресам: председателю совета обороны Ленину, Главнокомандующему всеми вооруженными силами Республики Вацетису, председателю Военного трибунала Республики Аралову, начальнику Полевого штаба Революционного военного совета Республики Костяеву»[384].
Это был явный перебор: партийное прошлое делало Кедрова более неуязвимым, как драконья кровь Зигфрида, а Хаген, роль которого только в 1941 г. исполнит Лаврентий Берия, в 1919 г. не мог появиться на исторической сцене. Своим докладом Ленину Вацетис только подлил масла в огонь: он замахнулся на «святое».
Ленин филиппики Главкома явно не оценил, но время и нервы молодые генштабисты, на удивление, потратили не зря. 21 апреля им был выдан мандат за подписями Вацетиса, Аралова и Костяева, которым Особому отделу ВЧК предлагалось «оказать полное содействие для получения всех данных дела»[385].
Таким образом, предъявив ультиматум В.И. Ленину в телеграмме, выпуск постфактум представил аналогичные телеграмме доклады по всем инстанциям в порядке «субординации» — Л.Д. Троцкому, И.И. Вацетису, С.И. Аралову (как председателю РВТР) и Ф.В. Костяеву. Ленин отправил свою телеграмму Склянскому на отзыв, Вацетис решил вступиться за своих сотрудников; Аралов не счел нужным ему мешать. По итогам действий генштабисты получили мандат за подписями Вацетиса, Аралова и Костяева, в котором не был прописан один из основных пунктов — представить уголовное дело Г.И. Теодори (оно ныне находится в ЦА ФСБ и не выдается исследователям). В мандате предлагается «оказать полное содействия для получения всех данных (курсив мой. — С.В.) дела»[386]. Вопреки мандату, подписанному в т. ч. и официальным куратором Особого отдела ВЧК по линии РВСР Семеном Араловым, Михаил Кедров, когда 23 апреля к нему на прием пришли легаты выпуска Евгений Исаев, Гавриил Кутырев и Борис Кузнецов, отказался от совместного допроса Теодори. Сослался на то, что «некоторые детали может знать только» Ленин. Эта фраза нуждается в пояснении. Прямого указания на распоряжение председателя СНК разрешить генштабистам совместный с Кедровым допрос Георгия Теодори в документах нет. Равно нет и сведений о прямом указании Ленина о содержании Теодори под арестом. Скорее всего, Кедров сказал им примерно: «Я один из старейших партийных работников, и право требовать от меня отчет имеет только основатель партии».
Но суть предъявленных Теодори обвинений Кедров все же изложил: связь его со шпионкой Валентиной Троицкой, то есть причастность к шпионажу, и причастность к объединенной офицерской белогвардейской организации, одним из руководителей которой являлся бывший генерал Николай Николаевич Стогов, с которым Теодори якобы был связан. Генштабистам-ходатаям сразу стало очевидно: первое обвинение скорее можно квалифицировать как злоупотребление служебным положением. Они заявили об этом Кедрову, и тот с ними в целом согласился. Основное обвинение — в причастности к белогвардейской организации — они сочли безосновательным даже с точки зрения формальной логики. Да, он посещал Селивачева и Стогова. Селивачева Теодори ценил, но бывшего генерала Стогова просто не выносил. Их разногласия летом 1918 г. всем известны, а сам Стогов считал Теодори «недоноском» академии Генштаба. Кедров отвечал на вопросы генштабистов, по их впечатлению, «неуверенно». По ходу разговора Кедров как бы между прочим поинтересовался, как поддерживается связь между выпускниками академии Генштаба 1917 г. Вероятно, для выяснения именно этого вопроса Кедров и пошел на встречу с искателями правды. Наконец, Кедров добил бы любого военного юриста заявлением: у него есть надежда, «что недели через две эти данные, группируясь в деле, могут в целом дать полное конкретное обвинение».
На следующий день следователь по делу Теодори В.Д. Фельдман выдал генштабистам-ходатаям справку, в которой указаны оба обвинения.
Вряд ли однокурсники Теодори поняли все недосказанности Кедрова. Но, возможно, им пришла в голову та же догадка, что приходит теперь и нам: Кедров сознательно «наводил тень на плетень», в действительности собирая факты по делу не о белогвардейском заговоре, а о группе давления военспецов внутри Полевого штаба. Если заданный между прочим вопрос о порядке поддержания связи между выпускниками академии Генштаба 1917 г. действительно был основным, его действия понятны и логичны. Более того — оправданы: уничтожение потенциальных Бонапартов было «святой» обязанностью коммуниста и главы военной контрразведки. К тому же интересующие сведения Кедров добыл: 3 генштабиста честно признались: «связь наша держится исключительно персональная, обходя те штабы, где нет членов выпуска 1917 года, и поддерживая в целях отстаивания исключительно служебных и материальных интересов выпуска». По наблюдениям генштабистов, «тов. Кедров был удовлетворен»[387]. И это неудивительно! Не до конца ясно только, по своей инициативе Кедров действовал или четко выполнял «заказ» Ильича.
Все-таки Аралову Теодори был нужен: для работы, для налаживания военной разведки. В мае 1919 г. он телеграфировал председателю Реввоентрибунала Республики Карлу Христиановичу Данишевскому. Предложил вполне разумный выход из положения: «Предлагаю дело… Теодори, арестованного по подозрению в шпионстве, потребовать в РВТрибунал Республики (как управлению], подчиненному РВСР) из Особого отдела[388]. Отказ. 22 мая Кедров передал для Аралова: «Теодори ни в коем случае не может быть освобожден, а Алексеева приговорена к полугоду принудительных работ без заключения в лагерь, т. к. в деле имеется ряд конкреций, хотя и не имеющих значения прямых улик (обрывки секретных телеграмм при обыске), но дающие достаточно оснований к воспрещению Алексеевой занимать должности в советских военных учреждениях и привлечению, как нетрудового элемента, к принудительным работам»[389].20 июня А.В. Эйдук телеграфировал А.И. Окулову, что Алексееву приговорили к 6 месяцам принудительных работ и он внес дело на пересмотр ВЧК; по делу Теодори следствие заканчивается, по делам Селивачева и Никольского — продолжается; дела Защука нет[390].
Тюрьма не пошла Теодори на пользу: ослаб, ухудшилось зрение, давала о себе знать контузия, заработанная на фронте в годы Первой мировой войны. Все же режим его содержания был относительно мягким. Ему создали условия для работы. То ли по собственной инициативе, то ли и по предложениям Особого отдела — как тут откажешься? — он писал военнотеоретические и военно-исторические труды. Некоторые были даже напечатаны в журнале «Военное дело».
30 декабря, накануне прихода Нового, 1920 года, Теодори направил «слезницу» Дзержинскому: «Из-за болтовни только одной служащей-шантажистки, задержанной, к тому же, на службе по мягкости тов. Аралова и доброте гражданина] Костяева — и притом в Полевом штабе, а не в Регистрационном] управлении?..»[391]. Оговорка Теодори «в Полевом штабе, а не в Регистрационном управлении» не случайна: Троицкая с ноября 1918 г. служила в Серпухове, Теодори — в Москве. Какая у них с этого времени вообще могла быть интимная связь?
