Лео Мулен - Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.)
Спальня и постельные принадлежности
Вначале существовала одна общая спальня (дормиторий) и для монахов, и для аббата. В больших аббатствах (Эбербах, Побле, Хейлигенкрейц) это было весьма просторное помещение, например, в Побле – 66 на 12 метров. Каждый, кто служил в армии, согласится, что не будет преувеличением назвать спальню основным местом умерщвления плоти. Трапписты делились со мной, что они годами привыкали к своему общежительному существованию. Разве люди Средневековья, не знавшие одиночества, не страдали оттого, что все время спали друг у друга в ногах? Можно и усомниться. Иначе будет непонятно, почему монахи боролись за то, чтобы отказаться от общих спален. И лишь после XIII века в спальне появятся перегородки и занавески, когда по причине малонаселенности монастырей новиции смогут добиться своего. Начиная же с XIV века деревянные обшивки и панели сделаются постоянной частью интерьеров монастырей. Во всяком случае, в отчетах визитаторов встречаются многочисленные упоминания о том, что монахи хотят отказаться от общей спальни.
Папа Бенедикт XII (1334—1342), угрожая отлучением, приказал разрушить все кельи, построенные цистерцианцами.
В больнице же были только отдельные кельи, и, главное, постели тоже были рассчитаны только на одного человека в отличие от обычной практики Средних веков, когда даже в госпиталях обычно спали по трое или по четверо.
Св. Бенедикт считал, что достаточно циновки, которая служила подстилкой, одеяла, пледа для ног и подушки. Монахи ордена фельянов спали на досках; премонстранты – тоже на досках, но слегка прикрытых соломой; братья-минориты строгого устава спали на голой земле или на досках, циновки же разрешались тем, «кто был менее крепкого склада». Оливетанцы спали на дощатом настиле без одеяла. Наиболее избалованные имели тюфяк (набитый соломой или сеном, иногда сухими листьями), который редко менялся, а также подушку (с соломой, волосом или перьями), шерстяное одеяло, иногда баранью шкуру (как у картезианцев), но никаких простынь, по крайней мере в самом начале.
Визитаторы выказывали недовольство: в таком-то монастыре они обнаружили шерстяные или льняные полотна; в другом – шкуры диких животных; еще в одном – разноцветное постельное белье (что в те времена было свойственно людям низшего сословия). Монахи Фонтевро имели право на саржевые простыни. Кроме того, визитаторы отмечали, что монахи прячут в постельных принадлежностях отдельные предметы. Аббат монастыря был обязан совершать частые «инспекции» (что, впрочем, предусматривалось и Уставом св. Бенедикта: LV, 33—34) и сурово карать виновных.
Монахи спали, не снимая одежды, за исключением скапулира и ножа, чтобы не пораниться во сне, как уточняет св. Бенедикт. Трапписты, даже заболев, никогда не раздевались перед сном, однако могли в таком случае получить «колючий соломенный тюфяк», соломенную же подушку и одеяло.
Уборка помещений
«По субботам следует убираться», – предписывает св. Бенедикт (Устав, XXXV, 13). В аббатстве Бек садовник занимался уборкой трапезной перед третьим часом, а галереи – после повечерия. Секретарь убирался в зале капитулов и церкви. Он мыл алтари сначала водой, а потом вином при помощи иссопа или самшита. Застекленные окна мыл трапезничий – один раз за зиму, он же следил за чистотой полов в самой трапезной. На пол стелили сено или солому. Уже в те времена немало хлопот причиняли голуби. Один епископ X века требовал содержать крышу в приличном состоянии, так как птичий помет мог бы смутить паству и помешать богослужению. Забота о чистоте была столь усердной, что картезианцы Дижона купили 50 локтей полотна «для покрытия алебастровых камней, дабы мухи не засиживали упомянутый алебастр».
Отопление
Люди Средневековья постоянно страдали от холода. Выражение «держать ноги у камина» было синонимом хорошей жизни, но такую жизнь вели не все. Бедняк съеживался у своего очага, в котором тлели несколько хворостинок конопли или ободранная с деревьев кора. Вспомните картинку, набросанную Вийоном для прекрасной Гельмиеры про грядущую старость:
Время сгорает в костре из пеньки,
Время, которое было прекрасным,
Старые рядом сидят дураки,
Плачут, закутавшись в кучки тряпья,
Жмутся на корточках возле огня,
То разгорится костер, то погаснет…
К испытаниям холодом, общим для всех в Средние века, в монастыре добавлялось сильнейшее стремление братии к умерщвлению плоти. Вначале ни одно помещение монастыря не отапливалось (кроме кухни). Мой друг-картезианец писал мне (в декабре 1969 года), что каждую ночь температура опускалась до минус 10—15 градусов. А в апреле 1970 года он сообщил следующее:
«Этой зимой выпало рекордное количество снега. Вместо наших пяти метров (речь идет о Гранд-Шартрез, где климат особенно суровый. – Л. М) у нас было 8,2 м, и даже теперь, когда я пишу это письмо, продолжает идти снег… Первый этаж братского корпуса в течение многих месяцев погружен во тьму; мы вынуждены выходить из окон второго этажа и копать проходы, чтобы спуститься вниз и чтобы дать путь дневному свету на нижний этаж».
Это происходило в XX веке. В келье картезианца имелась печка с дровами, и зимой, как пишет мой уважаемый корреспондент, эта печка «мурлыкала и напевала денно и нощно». Добавлю от себя, что в Шартрез климат настолько суровый, что даже во время моих летних визитов в этот монастырь там слышалось пение печки. «Она не нарушает одиночества, – пишет мне мой друг в другом письме, – но, напротив, углубляет тишину, потому что это пение намного мудрее людских разговоров».
Однако средневековый монах вел иной образ жизни, нежели сегодняшние картезианцы. Большинству монахов прошлых веков были знакомы суровые холода, которые могли парализовать жизнь в монастыре. В церкви порой холод стоял такой, что невозможно было начинать богослужение. В этом случае ризничий готовил металлический шар из двух половинок – «огненный шар», в котором находилось либо «горящее дерево», либо уголь, и этот шар служил грелкой. Папа Александр III (1159—1181), сжалившись, разрешил бенедиктинцам аббатства Сен-Жермен-де-Пре, заболевавшим от холода, стоя с непокрытой головой во время канонических часов, носить фетровую скуфейку.
В конце концов, нужно было решить вопрос либо с отдельным помещением, которое бы отапливалось (помимо кухни), либо – с очагами и печками. В аббатстве Флёри на Рождество топили; так поступали почти во всех остальных монастырях за исключением сурового аббатства Бек, сборник обычаев которого никоим образом не упоминает об отоплении. Со временем наступят улучшения и послабления: в Санкт-Галленском монастыре спальня была расположена над теплой комнатой; в других монастырях в такой комнате делали кровопускание или же чистили обувь.
Как обычно, не обходилось без крайностей: в 1291 году строгие визитаторы требовали наказать монахов за то, что те чрезмерно топили в монастыре.
Освещение
Как освещался монастырь? Каменными или металлическими светильниками иногда с многочисленными отверстиями, заправлявшимися маслом, оливковым или маковым (в Центральной Европе); бараньим жиром или пчелиным воском. Существовали также «железные канделябры» для освещения ночью. Вероятно, такие подсвечники предназначались для освещения храма, а зимой – и трапезной, ибо тексты бенедиктинского аббатства Сен-Пьер-де-Без, датирующиеся 1389 годом, уточняют, что «Гранд Приор», как и «Прево», должны каждый вечер укладываться спать при свете светильника. Но это не относилось к остальной братии. Спальня освещалась слабеньким огоньком, в одном тексте он называется «lucubrum», поскольку «он светит во мраке», и объясняется, что это был свет от горящего кусочка пакли, плавающего в воске. В другом тексте, который приводит Монже, говорится о «жаровеньке», похоже, предназначавшейся для растапливания воска, используемого в светильниках. На храм же монастырь не скупился: потребление там воска и масла было огромным, можно даже сказать, неумеренным по сравнению со средствами того времени (но нам затруднительно судить о расходе энергии). Упоминается о центнере свечей, которые распределялись между всеми монахами (в картезианском монастыре) перед праздником Святой Троицы. «Сияющая корона», паникадило в аббатстве Сен-Реми, в Реймсе, имело 6 метров в диаметре и было рассчитано на 96 свечей в память о количестве лет, прожитых св. Ремигием, в честь которого названо аббатство.
Но случалось и так, что было нечем осветить храм, дабы отслужить утреню, такой факт визитаторы ордена Клюни отметили в 1300 году.
Картезианская келья
Размеры монастыря Гранд-Шартрез монументальны: 215 метров в длину и 23 метра в ширину, а по периметру – 476 метров. Здесь 113 окон. Подобный размах объясняется отшельническим обетом монахов этого ордена: каждый монах живет в своей келье, которая на самом деле состоит из нескольких помещений: галереи для прогулок (в расчете и на зимнее время), маленького садика (там по своему усмотрению работает или не работает монах), дровяного сарая, мастерской – «лаборатории» – со столярными принадлежностями. Все это – первый этаж, а на втором – две комнатки, образующие собственно жилище картезианца: меньшая, украшенная статуей Пресвятой Девы, называется «Аве Мария», здесь монах обычно читает молитву «Аве Мария» всякий раз, когда возвращается в свою келью; и вторая комната для молитв, занятий и размышлений. Здесь картезианец ест и спит.
