Сергей Павлюченков - Военный коммунизм в России: власть и массы
Основа вражды украинских селян к большевикам, вступившим в январе 1919 года на Украину, заключалась в «лишенной, — по дипломатичному выражению Раковского, — всякого революционного оппортунизма» земельной политике Советской власти[213]. После неудачного опыта заготовительной кампании 18-го года московское правительство какое-то время предполагало сделать основной упор не на отдельного крестьянина, а на создание крупных советских хозяйств. Думалось, что именно здесь откроется живительный источник продовольствия для Советской власти. Одновременно решалась бы и стратегическая проблема социалистического строительства в деревне. Как тогда говорил нарком земледелия С. П. Середа, мелкое земледелие есть опаснейший враг коммунизма, лапоть русского мужика может раздавить революцию. В начале 19-го года началась насильственная кампания по возврату от крестьян поделенной ими помещичьей земли и инвентаря и созданию на их базе советских хозяйств, во главе которых в качестве управляющих назначались бывшие помещики. Член коллегии Наркомзема В. В. Кураев в ответ на упреки делегатов 2-го Всероссийского совещания по партийной работе в деревне, что во главе совхозов ставятся бывшие помещики, только развел руками:
«А что делать, другого выхода нет. Дайте нам управляющих из рабочих и крестьян»[214].
Крестьяне считали создание совхозов восстановлением прежних помещичьих имений, да еще с возвратом крепостной барщины, поскольку собиравшийся в совхозы бедняцкий, зимогорский элемент, не работавший на своем наделе, тем более не собирался надрываться на совхозных полях, поэтому туда в порядке трудмобилизации сгонялись окрестные мужики. Совхозные рабочие из зимогоров и пришлых занимались лишь проеданием выделенных им семян и распродажей скота и инвентаря. По общему мнению, именно совхозы в первую очередь являлись в деревне рассадником всякой болезненной заразы и источником самой неприкрытой спекуляции.
Таков был итог совхозного строительства в годы гражданской войны, но в начале 1919 года советское руководство в отношении совхозов лелеяло радужные планы. Особенно негативную роль здесь сыграло руководство ВСНХ. На Украине многочисленные помещичьи имения носили ярко выраженный товарный характер и специализировались на выгодном производстве сахара, имели свои собственные заводики по переработке сахарной свеклы. ВСНХ настоял на сохранении имений в нетронутом виде, и его, а также украинский СНХ впоследствии обвиняли во всех грехах и неудачах советской власти на Украине. Но хозяйственники оказались просто «крайними» в той цепочке, на которой украинскому мужику была преподнесена «коммуния». И. Я. Врачев, член воронежской делегации во ВЦИКе, свидетельствовал, что Ленин еще в 1918 году полагал, что «земли, принадлежащие заводам и используемые в качестве свекловичных плантаций, не должны поступать в фонд передела». «Очень важно сохранить помещичьи имения занимавшиеся свекловодством, — указывал Ленин, — мы могли бы передать их сахарным заводам после национализации»[215]. Украинское малоземельное крестьянство ничего не получило от Советской власти, разумеется кроме малоприятного соседства с новоблагословенными совхозами. Это стало источником сильнейшего недовольства прежде всего малоимущего крестьянства, которое большевики привыкли расценивать как свою непосредственную опору на селе. Весной 1919 года на Украине против большевиков первой стала подниматься именно беднота.
Первые восстания против советской власти были объявлены большевиками восстаниями кулаков. Убедившись, что скрыть бедняцкий характер восстания невозможно, объявили, что беднотой руководят кулаки. Когда было доказано, что и руководители не кулаки, то стали отговариваться тем, что у них кулацкая идеология. «В таком порядке можно дойти до мирового эфира, до ионов, эманации, словом говорить о чем угодно и не видеть виноватым самого себя», — писали в ЦК РКП (б) украинские боротьбисты[216].
Показательно, что при подавлении восстаний бедняков заодно действовали противоположные силы. Так, при подавлении одного из восстаний в Киевском уезде против восставших безземельных, крайне бедных Трипольской, Стайковской, Черняховской, Обуховской волостей со стороны Киева действовала Красная армия, а с противоположной — дружины, организованные кулаками Каргалыкской, самой богатой и подлинно кулацкой волости Киевского уезда[217].
В июне 1919 года Н. И. Подвойский писал Ленину о причинах советского поражения на Украине:
«Вследствие жестокого продовольственного кризиса в городах, безработицы в Донбассе, Екатеринославской, Харьковской, Херсонской, Таврической губерниях, заговоров враждебных партий и кулаческо-антисемитской пропаганды вся Украина к весне превратилась в контрреволюционный лагерь, в котором контрреволюция легко овладевала даже фронтовыми частями»[218].
К маю по всей советской Украине разлилось море крестьянских выступлений. Отряды повстанцев намного превосходили по численности остатки 14-й и 15-й армий, которые под нажимом Деникина и Петлюры хаотично отступали на север. Поскольку жестокость и беспощадность восставших крестьян не знала границ, вместе с частями Красной армии на север устремился поток беженцев из числа партийно-советских функционеров, неудачно воздвигавших Советскую власть на Украине.
В разгар гражданской войны, в середине 1919 года, в качестве основной проблемы отношений большевистской власти с крестьянством встал вопрос о военных мобилизациях, который на время даже заслонил вопрос продовольствия. Ленин ставил задачу в короткий срок создать трехмиллионную Красную армию, но в крестьянстве развивалось массовое уклонение от мобилизаций и дезертирство. Молодые крестьянские парни не испытывали особого желания идти и защищать большевистскую власть. По сделанным советской военной цензурой извлечениям из писем видно, что везде мотивы практически были одни и те же. Например, из Суздали писали, что к ним приезжал сам бывший главнокомандующий Крыленко и убеждал идти защищать Советскую власть, но ему на собрании и митинге «категорически сказали, что защищать советы не будут и ни один дезертир не будет» [219]. Из Костромы писал один, очевидно уже мобилизованный, красноармеец:
«Люди сказали ротному: „Все равно разбежимся и на фронт не пойдем“. У нас около Нерехты идут бои дезертиров с латышами. Вообще всюду все накануне восстания, солдаты все против власти, и с минуты на минуту ждем вспышки. Голод страшный. И на фронт тоже ехать не думаем, пусть расстреляют на месте, но грабителей защищать не хочу»[220].
Из Смоленской губернии руководитель по мобилизации в Рославльском уезде в мае 1919 года растерянно докладывал о полной неудаче добровольческой мобилизации среди крестьян. В то же время исполкомы отказывались назначать мобилизованных.
«Расстреляйте нас, — говорит ермолинский исполком, — а назначать не будем. Что вы хотите, чтобы спалили нас или головы свернули?»[221].
Встречались организованные отказы целых волостей от мобилизации и уход призванных в зеленые. Зеленые, зеленая армия — дезертиры, ушедшие с оружием в леса, сыграли заметную роль в ходе гражданской войны. Движение их огромной массы, сравнимой с численностью воюющих армий, влияло на успех или неудачу той или иной стороны в тот или иной период. Зеленые становились ядром любых крестьянских выступлений против власти, боролись против реквизиций скота и продовольствия. Они стали своеобразными отрядами самообороны в деревнях и нередко имели свою достаточно строгую организацию, свои центры. Борьба с зелеными затруднялась еще и тем, что было очень трудно отличить мирного крестьянина от зеленого партизана. Сегодня крестьянин дома и занят хозяйством, а завтра уходит в лес и принимает участие в нападениях на продовольственные отряды и органы власти. На зеленую армию делали свою ставку эсеры. В постановлении пензенского губкома ПСР (партии социалистов-революционеров) от сентября 1919 года отмечается, что зеленая армия становится общекрестьянским ополчением и следует обратить внимание на подготовку из зеленой армии «третьей силы» для борьбы против обеих диктатур. Необходимо пресекать превращение ее в обычный бандитизм и организовывать на охрану крестьянского населения от комиссарского произвола[222].
К лету 1919 года контрреволюция тесным кольцом с востока, юга и юго-запада охватила Центральную Россию. Казалось, что это движение будет безостановочно нарастать и вскоре пройдет парадами по Красной и Дворцовой площадям. Но в июне потерпел сокрушительное поражение Верховный правитель Колчак, и началось его безотрадное отступление далеко на восток. Через несколько месяцев, в ноябре, от ворот Тулы начала свое стремительное отступление армия Деникина. С северо-западной армией Юденича также было покончено. Такое головокружительное развитие событий ставило в тупик и отрицало прогнозы лучших военных специалистов, да и само руководство большевиков. С чисто военной точки зрения это действительно трудно было объяснить. Решающее значение имело не количество штыков и сабель, а нечто другое. Этим другим, как в случае с красными, так и в случае с белыми, являлось настроение крестьянства. Господство Колчака и Деникина пало не столько под ударами Красной армии, сколько от внутреннего развала. Лишь благодаря крестьянству, подорвавшему тыл белых армий, разложившему их военную организацию, белые армии стали легкой добычей Красной армии.
