Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 1. С древнейших времен до Великой Смуты
Конечно, славяне иногда восставали против завоевателей. В 945 году князь Игорь пожелал повторно собрать дань с древлян и был убит восставшими. Вдова Игоря Ольга (Хелга) жестоко подавила сопротивление славян: «…взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань».[554] После этого восстания в правление Ольги сбор дани принял более регулярный характер, полюдье постепенно заменялось системой погостов; смерды сами привозили дань на погосты и передавали ее княжеским уполномоченным. Для каждого погоста была утверждена определенная сумма дани в зависимости от числа «дымов».[555]
Данные об уровне обложения очень немногочисленны. Как говорит летопись, Олег в IX веке брал по шкурке куницы или по «щелягу» с «дыма», то есть со двора; Владимир в конце Х века брал с вятичей по «щелягу» с плуга.[556] Рало как единица налогообложения упоминается в новгородских берестяных грамотах второй половины XII века.[557] Конечно, обложение с плуга было возможно лишь там, где практиковалось пашенное земледелие. Во многих случаях дань платили, как и раньше, с «дыма», и не монетой, а заменявшими ее мехами, «кунами». Что касается «щеляга», то на Руси так называли любые серебряные монеты, и сначала в этой роли выступали дирхемы, а позже – привозившиеся из Западной Европы шиллинги.
М. Б. Свердлов обращает внимание на то обстоятельство, что в Англии викингам платили дань «по шиллингу с плуга» и полагает, что эту практику варяги перенесли и в страну славян.[558] Однако летопись говорит, что по «щелягу с плуга» брали до русов хазары, и возможно, что направление заимствования было обратным,
Итак, первоначально обложение смердов составляло примерно один дирхем со двора. Изменилось ли оно в дальнейшем? Известно, что смоленский князь Ростислав в 1130-х годах получал от своего княжества 3087 гривен серебра, и эта сумма не увеличивалась, по крайней мере, в течение полувека.[559] Если считать в гривне 204 грамма серебра, а в «саманидском» дирхеме – 3,65 грамма,[560] то мы получим дань в 172 тыс. дирхемов. В предположении прежней нормы сбора, один дирхем со двора, это означает, что население княжества составляло 172 тысяч дворов или примерно 850 тысяч человек. При территории княжества в 93 тысяч км2 плотность населения получается около 9 человек на км2. Насколько это согласуется с имеющимися данными о населении Киевской Руси? По оценке П. П. Толочко, плотность населения в южных районах составляла 10–12 человек на км2, в северных районах она была вдвое меньше,[561] для Смоленщины же она могла составлять 7–9 человек на км2. Эти оценки говорят о том, что норма сбора дани, по-видимому, осталась прежней, а если и увеличилась, то максимум до двух дирхемов со двора. Много это или мало? Все познается в сравнении. В середине X века в Византии среднее крестьянское хозяйство платило основной налог, «димосий» или «канон», в 2 солида, что эквивалентно 24,5 «саманидским» дирхемам.[562] Чем объясняется столь большая разница? Может быть, относительной дороговизной серебра на Руси, то есть его более высокой покупательной способностью? Данных для сопоставления цен очень мало, но мы знаем, что корова в XII веке стоила на Руси 2 «гривны кун», то есть 102 г серебра, а в Византии IX–X веков – 3 солида, то есть 13,5 г золота или 135 г серебра.[563] Разница в покупательной способности серебра имеется, но даже с ее учетом налог в Византии будет превосходить налог на Руси в 18 раз. Подобный же результат получится, если мы сравним русскую дань с налогами в Египте после арабского завоевания – там на взрослого мужчину приходилось 24–26 дирхемов податей.[564] В конечном счете остается единственное объяснение: варяжское государство было слабым и оказалось не в состоянии наладить жесткую систему обложения покоренных славян. Русские князья не имели такого мощного налогового аппарата, как византийские императоры или халифы, они не использовали практику бирок-квитанций и не искали укрывающихся от налогов. Налоговая система была примитивной, дань собиралась с целых волостей без реального учета числа людей, пашни, скота.[565] В итоге налоговое давление государства на крестьян было незначительным. Соответственно, незначительными были и финансовые возможности княжеств. Если дружинник получал 50 гривен серебра, то трех тысяч гривен могло хватить лишь на содержание нескольких десятков дружинников. Однако дружины были гораздо более многочисленными. За счет чего жили дружинники? Очевидно, в значительной мере за счет военной добычи. Слабость государства побуждала дружины искать добычи в войнах – дальние походы киевских князей имели характер набегов, целью которых был прежде всего захват добычи. Покорение отдаленных славянских племен тоже сопровождалось захватом добычи и полона, а позже, когда все племена были покорены, настало время междоусобных войн. Добыча и полон сбывались в торговых экспедициях в Константинополь и Булгар – поэтому дружинники и городская знать были тесным образом связаны с торговлей.
Процессы социально-культурного синтеза оказали чрезвычайно сильное влияние и на хозяйственную жизнь славян. Как отмечалось выше, составной частью скандинавской диффузионной волны было развитое металлургическое производство. В IX веке диффузионные волны распространения кузнечной технологии, скандинавской на севере и хазарской на юге, привели к тому, что в стране славян в изобилии появились стальные топоры и ножи, железные лопаты, мотыги, наральники, серпы, косы и прочие орудия земледельца. Эта «железная революция» намного облегчила расчистку лесов под поля и обусловила огромный рост населения в последующие столетия.
Другим важным диффузионным процессом, который начался еще в хазарское время, было распространение пахоты на лошадях. Как отмечалось выше, эта инновация была связана с появлением усовершенствованной конской упряжи, хомута, и поначалу получила распространение в лесостепных областях на Дону и на левобережье Днепра. К Х веку хомут получил известность и в северных землях славян; а затем – в Скандинавии, откуда попал в Западную Европу.[566] Для пахоты расчищенных от леса участков, «лядин», был создан облегченный плуг, соха; соха позволяла рыхлить землю с остатками корневищ – таким образом можно было продлить срок эксплуатации расчищенной земли. На участках с хорошей почвой это позволяло перейти от подсечной системы к пашенному земледелию с использованием паров.
В отличие от кузнечного дела гончарное ремесло было чисто славянским: скандинавы, как известно, не знали гончарного круга до XII века. Гончарство пришло в лесостепное Причерноморье вместе с отступавшими из Паннонии дулебами и представляло собой наследие провинциально-римской культуры.[567] Однако распространение этого ремесла в лесной зоне было очень медленным и постепенным; в сельские районы этой зоны проник только ручной гончарный круг, который и бытовал здесь вплоть до XIX века.[568] В городах русов гончарство – в отличие от кузнечного дела – считалось «низким» ремеслом смердов.
Некоторые изменения произошли также в области домостроительства, хотя основным типом жилищ по-прежнему оставалась славянская срубная полуземлянка с печью в углу. Поселенцы на Ладоге обитали в характерных для скандинавов прямоугольных «больших домах», но в соответствии с более поздней шведской традицией эти дома были разделены промежуточной стеной на отапливаемую часть и холодную «клеть». Как полагают, эта домостроительная схема позже была заимствована славянами и легла в основу русского «пятистенника».[569] Что касается городов, то они в значительной степени состояли из дворов, принадлежавших дружинникам или купцам. Каждый двор представлял собой комплекс сооружений из больших домов с многими комнатами; почти все они были двухэтажными и отапливались русскими печами.[570]
Варяги Рюрика прибыли в страну славян без женщин и – также как в Нормандии – примерно через полтора столетия после завоевания они ассимилировались и переняли местный язык. Такой же была участь варягов-дружинников, пришедших позже; они женились на славянках; их дети были наполовину славянами, а их внуки мало чем отличались от славян. Процессы постепенной ассимиляции хорошо прослеживаются на материале могильников Гнездова: в погребальном инвентаре появляются украшения, совмещающие скандинавские и славянские традиции.[571] Дружинники-русы перенимали не только славянский язык, но и славянских богов: они отождествили скандинавского бога грозы и войны Тора со славянским Перуном и стали приносить ему человеческие жертвы.[572] Со временем русь стала отличать себя от варягов, и этнические различия перешли в социальные: слово «русь» стало обозначением высшего слоя славянского общества, а затем так стали называть и славян, подвластных руси. Однако, как отмечал А. А. Шахматов, в XI–XII веках было еще живо представление «о том, что имя Руси – это имя княжеской дружины, княжеских бояр и вообще правящих верхов».[573]
