Ахметшин Наиль - Тайны великой пустыни
Около ста лет назад британский офицер и дипломат Фрэнсис Янгхасбэнд, принимавший самое активное участие в военно-политических интригах вокруг Синьцзяна и Тибета, писал, что в Центральной Азии «скучные глинобитные стены, глинобитные дома и мечети имеют такой вид, словно они останутся всегда неизменными». Вином климате эти города были бы смыты водой, но здесь не бывает дождей, «и поэтому они стоят долгие годы». Над их воротами «следовало бы поместить изречение: «Как было прежде, так остается и теперь и так будет вечно». Что ж, у меня появилась великолепная возможность увидеть все своими глазами и заодно оценить глубину проницательности англичанина.
Первые полчаса на хамийской земле в предгорьях Тянь-Шаня прошли под аккомпанемент исключавших какие-либо возражения четких команд моей недавней соседки по купе, представительницы национальности хань. Она только что успешно прошла служебную переаттестацию в столице и с хорошим настроением вернулась в родной город. Выслушав обычные вопросы и скромные пожелания иностранца, молодая женщина взяла инициативу в свои руки и стала отдавать различные распоряжения, которые я охотно выполнял, прекрасно понимая, что это в моих интересах.
Муж-уйгур, встретивший ее на вокзале, вероятно, поступал также всю сознательную жизнь. Поэтому мы с ним в строгом соответствии с прозвучавшими указаниями отправились сначала в камеру хранения, а затем в железнодорожную кассу. Разрешив проблему с предстоящим переездом в другой населенный пункт и получив необходимые рекомендации по перемещению в Хами, я вполне мог возвратиться к самостоятельной жизни, что и поспешил сделать, от всей души поблагодарив супружескую пару за оказанную помощь.
Неожиданное знакомство напомнило забавный рассказ Марко Поло (1254?— 1324 гг.) о городе, который, знаменитый путешественник никогда не видел. Как известно, сопровождая отца и дядю, ранее уже побывавших в ставке монгольских ханов, в 1271–1275 годах он проехал морем к юго-восточным берегам Малой Азии, оттуда сушей через Армянское нагорье, Месопотамию, Иранское нагорье, Центральную Азию прибыл в Северный Китай.
На протяжении долгих лет (до 1292 г.) венецианец служил при дворе завоевателя Поднебесной и основателя династии Юань великого хана Хубилая, имея возможность посещать многие китайские провинции и города. Он возвратился на родину морем в 1295 году. Обратная дорога пролегала через Индонезию, Цейлон, Индию, Иран, другие государства и территории.
Упомянутый город неизменно находился в стороне от маршрутов его передвижений, но в знаменитой «Книге Марко Поло», продиктованной в генуэзской тюрыме пизанцу Рустичано (Рустичелло) в 1298 году, есть любопытный сюжет о Комуле (Хами): «Гостям иноземцам всегда очень рады; женам приказывают исполнять все желания иноземца, сами уйдут по своим делам и дня два-три домой не приходят, а гость там, что пожелает, то и делает с женою; спит с нею как бы со своей женою; поживает в свое удовольствие. И в этом городе и в этой области жены любятся так, а мужья не стыдятся. Жены и красивы, и веселы, и любят потешиться».
Великий хан Мункэ (внук Чингисхана) якобы возмутился тамошними нравами и попытался навести порядок, однако местные жители преподнесли монгольскому правителю богатые дары и умоляли разрешить им жить так, как «завещали деды». На что изрядно удивившийся Мункэ со словами «хотите срамиться, так живите по-своему» в конце концов согласился.
Сей рассказ весьма увлекателен, но вряд ли имеет ка-кую-либо связь с реальными событиями. Можно предположить, что в данном случае венецианец, огибавший пустыню Такла-Макан с юга и двигавшийся затем на восток, воспользовался услышанными историями-байками и решил как-то «оживить» повествование. Если бы на его пути действительно оказался этот город, он ранее неизбежно пересек бы Турфанский оазис, о котором в книге нет ни слова. Впрочем, путешественник мог попасть в Хами из Сасиона (совр. Дуньхуан в провинции Ганьсу), развернувшись на 100 с лишним градусов и пройдя несколько сотен километров в противоположном от основного маршрута направлении, однако такая гипотеза представляется весьма сомнительной.
Мавзолеи Мухаммада Бисира и Шахмасуда
От привокзальной площади я направился по широкому проспекту строго на юг, чтобы попасть в исторический музей, и вскоре наткнулся на только что отстроенный христианский храм. Он уже действовал, но по его периметру стояло несколько бетономешалок и повсюду лежали кирпичи вперемежку со всяким хламом. Честно говоря, никак не ожидал так быстро встретить церковь-новостройку в городе с устойчивыми мусульманскими традициями, хотя религиозная всеядность китайцев общеизвестна.
Хамийский музей удалось найти не сразу. На месте, указанном в путеводителях и на картах, вовсю шли ремонтно-строительные работы, а на вопрос, куда он переехал, горожане давали взаимоисключающие друг друга ответы. Наконец познакомился с учителем из Гуанчжоу (административный центр провинции Гуандун), который приехал в Хами в рамках государственной программы оказания помощи школьному образованию в Синьцзян-Уйгурском автономном районе. О ее реализации я узнал из передач местного телевидения.
Новый знакомый с нескрываемой гордостью показал экстравагантное архитектурное сооружение на берегу водоема. Как выяснилось, здание построено на средства его родной провинции и представляет собой щедрый дар жителям города. Претенциозный культурный центр открыли совсем недавно, в июне 2002 года. Что же касается музея, то он находится на втором этаже, цена входного билета — 10 юаней (немногим больше 1 доллара США).
Его работники явно обрадовались приходу иностранца и долго извинялись за затянувшийся переезд. Из выставленных на тот момент экспонатов внимание привлекли высохшие останки погребенного мужчины и предметы домашнего обихода, извлеченные из могильника в Упу (Убао). Ученые-археологи считают, что эта культура существовала 3200 лет назад. Попутно замечу, что найденная там же женская мумия в настоящее время хранится в музее года Урумчи.
После посещения музея я пошел в сторону центра, хотел отыскать солидный книжный магазин и купить карту города. На Эпохальной площади (кит. Шидай гуанчан), что неподалеку от ночного базара, стоит памятник— девушка с дыней. Довольно необычная скульптурная композиция здесь никого не удивляет. Дело в том, что хамийская дыня — своеобразный культовый продукт не только в регионе, но и по всей стране. Когда в той или иной компании заходит разговор о Синьцзяне, о ней зачастую вспоминают в первую очередь.
Топоним «Синьцзян» появился на картах Срединного государства (оригинальное самоназвание Китая) примерно 250 лет назад, когда цинские правители создали на северо-западе новое наместничество.
Во второй половине XVII— первой половине XVIII века Западный край (кит. Сиюй) находился под властью Джунгарского ханства (1635–1758 гг.), образованного в результате объединения четырех основных групп ойратских племен, кочевавших в Западной Монголии, — чоросов, хошотов, торгоутов и дэрбэтов. После смерти основателя государства власть перешла к его сыну, энергичному правителю Галдану, который в 1678 году захватил Кашгарию, обязал население (тюрки-мусульмане) платить ему ежегодную дань и посадил на престол своего ставленника.
С присоединением новых земель позиции Джунгарского ханства заметно упрочились, и война с Китаем, где после многолетней крестьянской войны и затянувшегося периода нестабильности к власти пришла самолюбивая и инициативная маньчжурская династия Цин (1644–1911 гг.), стала неизбежной. Попутно замечу, что не только местные правители и императоры Поднебесной, но и русские цари были вынуждены считаться с военной силой и политическим влиянием ойратского государства.
Однако судьба его фактически была предрешена. Усиление позиций двух мощных соседей— Китая и России, вступивших в период интенсивного политического и экономического развития, при очевидном отставании Джунгарского ханства по многим параметрам оставляло последнему минимальные шансы на сохранение собственной независимости, и чуда не случилось.
Вскоре произошло первое столкновение ойратов с маньчжурами. Обе стороны решительно вмешались в обострившуюся междоусобную борьбу в Халхе (Северная Монголия). Потерпев серьезное поражение в 1690 году при Улан-Бутуне, Галдан был вынужден отступить. Участник сражения с ойратами, цинский офицер Инь Хуасин оставил интересное описание тактики ведения боя противником: «Неприятельская конница в числе ста с лишним тысяч человек выстроилась у горных отлогостей, опираясь на лес и под прикрытием речки. Вместо рогаток воины Гал-дана положили на землю с десяток тысяч верблюдов со связанными ногами, а на спинах у этих животных были размещены ящики, прикрытые смоченными войлоками. Назначение последних было образовать амбразуры. Такой живой изгородью джунгары окружились как палисадом, и солдаты их стреляли из-за упомянутых амбразур из луков и ружей, наконец, бросали крючья и копья, чтобы побивать маньчжурские войска, но не доводить дело до рукопашной схватки. Укрепление такого рода называется «верблюжьей крепостью».