Михаил Мукасей - ЖИЗНЬ ПО ЗАДАНИЮ. «Зефир» и «Эльза» Разведчики-нелегалы
…Урочище Воробьево – бывшее лесничество, а сейчас лесхоз находится в Белоруссии, в пятнадцати километрах от областного центра Слуцка. Здесь я родился. Как я помню, весь поселок тогда состоял из одной улицы, которая соединялась с окраиной помещичьего владения. На этой улице в довольно приличных домиках жили рабочие лесопильного завода, который находился рядом с этим поселком. Отец мой работал на этом лесопильном заводе точильщиком пил, хотя по профессии был кузнецом. В царское время евреи могли жить только в строго отведенных для них местах – мелких городах (их называли местечки), где им разрешалось проживать и работать. В так называемой черте оседлости. Это также касалось и представителей некоторых других национальных меньшинств. Мои родители поселились здесь потому, что деревня, в которой жили родители моего отца – Замостье, расположенная в семи километрах от Воробьево, не в состоянии была дать работу одновременно двум кузнецам – дедушке и моему отцу. Воробьево примечательно еще и тем, что раз в неделю в осенне-зимний период открывалась ярмарка по купле и продаже свиней. От небольшой железнодорожной станции тянулась узкоколейка, по которой в сторону Минска и отправляли купленный товар и лесоматериалы, изготовленные на лесопильном заводе. По неизвестным мне причинам после нескольких лет работы железная дорога прекратила свое существование, и отец со своей семьей возвратился в деревню Замостье. Деревня сохранила свое название до нашего времени, и находится она в десяти километрах от города Слуцка, в котором жили, главным образом, крестьяне польского происхождения среднего достатка, но было и много бедноты. Весной, летом и осенью занимались сельским хозяйством, а в зимнее время уходили на заработки – на рубку леса. У нас и у деда собственного дома не было, заработка еле хватало на содержание семьи из шести человек. Основное питание – молочные продукты, овощи. Мясо готовили раз в неделю, и то не всегда. У нас была одна корова. Пища была простая, без деликатесов и химии, и это давало силы для работы в кузнице. Отец мой был очень трудолюбивым человеком, и эту любовь к труду он старался привить нам, своим детям. А было нас трое. Мать моя до замужества проживала в урочище Баровинка, что в восьмидесяти километрах от Замостья и в двенадцати километрах от города Узда, на краю леса и тракта. При помощи сватов моя мать связала свою судьбу с моим отцом. Родители моей матери тоже были кузнецами. Семья состояла из двух братьев двухметрового роста и двух красивых дочерей. Дедушка и два сына работали у очень богатого помещика кузнецами. Сыновья были очень сильные и смуглые, а сестры были очень симпатичные блондинки. Мать моя умерла, когда мне было семь лет. Дедушка и бабушка по линии матери, а также родственники по линии отца (всего более одиннадцати человек) во время Великой Отечественной войны были замучены и расстреляны фашистами в местечке Копыль в Белоруссии. После переезда из Воробьева в Замостье я, моя сестра и брат жили у бабушки, матери отца, которая была очень умной и волевой женщиной. Кроме того, она еще обладала свойством избавлять от зубной боли. В Замостье на 360 крестьянских дворов не было медицинского персонала, и к бабушке обращались за помощью. Денег она не брала, и люди в знак благодарности приносили ей продукты. Следует еще рассказать о моем прадедушке по линии папы, который жил в Греске и занимался хлебопечением. В то время и в тех краях в сельском хозяйстве главной тягловой силой была лошадь. Тракторов не было, и крестьяне, имеющие землю, обрабатывали ее при помощи лошадей. Весной и летом крестьянская молодежь выезжала на лошадях в ночное. Разжигали костры, веселились, а лошади подкреплялись сочной травой. Очень часто лошади исчезали в лесу, становясь добычей конокрадов, но чаще всего волков. Мой прадед был известен как ясновидящий, и к нему приходили с просьбой помочь найти лошадь, которая не возвратилась с ночного. Интересно то, что он, действительно мог оказать помощь при исчез¬новении лошади. Однажды я сам был свидетелем такого сеанса. При¬шел крестьянин и говорит: «Самуил, помоги мне найти мою лошадь, которая не вернулась с ночного». Прадедушка спросил: «Какой масти была кобыла и сколько ей лет?» После этого прадедушка ушел в дру¬гую комнату и примерно через полчаса сказал крестьянину: «Иди по дороге на запад и при повороте на дорожку, идущую в глубь леса, бу¬дет стоять твоя лошадь и ждать твоего прихода». Так и было. Мой пра¬дед обладал какими-то неизвестными токами, которые ему подсказы¬вали или говорили о действительности. Имея таких родных, обладавших уникальными способностями, я в своей будущей работе эти биотоки тоже использовал (так мне каза¬лось). Я мог подумать о человеке, который мне был нужен по работе, и он приходил. Когда же это повторилось несколько раз, я стал верить в свою силу, которая не подводила меня на протяжении всей работы в особых условиях. Правда, предварительно я тщательно готовился к встрече. Мне казалось, что мои биотоки помогают мне в работе. Деревня Замостье занимала довольно большую территорию, учи¬тывая, что каждый двор объединял огородный участок и необходимые пристройки для содержания коров, лошадей, других домашних живот¬ных и птиц. Все дома были одноэтажные с соломенными крышами. Частые пожары неоднократно уничтожали большое количество домов, сараев и других пристроек. О крестьянских домах, крыши которых были покрыты гонтами (деревянные плитки) или жестью, говорили, что здесь живут зажиточные крестьяне. Достопримечательностью деревни Замостье был костел, огоро¬женный красивой изгородью. Дом, в котором жили дедушка с бабуш¬кой, был расположен напротив костела. До Октябрьской революции в костеле молились православные, хотя он был построен на средства, собранные поляками. Начиная с 1917 го¬да, костел обрел своих истинных хозяев – людей католического вероисповедания во главе с ксендзом. На первых порах, когда католики вернули свой костел, они молились беспрерывно день и ночь. В этой деревне была единственная трехгодичная деревенская шко¬ла, где обучали грамоте на польском языке. В этой польской школе стал обучаться грамоте и я. Два раза в неделю приходил ксендз мест¬ного костела. Он преподавал катехизм – устные наставления католицизма, то есть краткое устное изложение христианского учения о вере в форме вопросов и ответов. Катехизм был обязательным в школе. Ксендз был очень доволен, что среди изучающих катехизм был еврей¬ский мальчик. Посещение польской деревенской школы и изучение религиозных догм и правил через много лет пригодились мне для будущей профессиональной деятельности. Утром я спешил в эту школу, во второй половине дня помогал деду в кузнице. А в летнее время, когда школу закрывали на каникулы, работал в кузнице весь день. Отец в это время служил в рядах Красной Армии. До установления советской власти этот район был занят немец¬кими войсками (по Брестскому мирному договору), потом белополяками и разными бандами, которые вели борьбу с советской властью. В лесах Белоруссии бродили целые отряды вооруженных банди¬тов, в том числе батьки Балаховича. Часто в селах вообще не было никакой власти, и тогда бандиты грабили и убивали тех, кто был при¬вержен большевизму. Исчезали активисты – сторонники советской власти. Отношение к евреям со стороны противников советской власти было крайне отрицательным, что и вынудило семью переехать в рай¬онный центр Греск. Здесь было безопасней, так как в этом районном центре все полагающиеся организации и учреждения советской власти присутствовали, и мы могли надеяться на какую-либо защиту. К этому времени отец возвратился из армии. Все кузнецы Греска (их было пятеро) решили организовать куз¬нечную артель при сельскохозяйственной кооперации под одной кры¬шей. За довольно короткий срок они воздвигли большое строение с пятью горнами и наковальнями для всех участников артели. В этой ар¬тели работал и мой отец, и я, на правах подмастерья. Все трудились дружно и весело. Здесь же я вступил в комсомол. По рекомендации молодежной организации был назначен на работу в профсоюзную организацию «Земля и лес». В мою обязанность входило обслуживание батраков по найму у зажиточных крестьян. Территориально район обслуживания был довольно большой, до некоторых точек приходилось добираться около двух дней на лошади. В ведении моей компетенции было около двухсот крестьянских хозяйств, разбросанных от районного центра на расстоянии до 120 верст. Работа усложнялась тем, что нужно было найти хозяйства, где работали батраки и батрачки. Зажиточные крестьяне скрывали от со¬ветской власти, что они пользуются наемным трудом. Отыскав этих батраков и батрачек, мне надо было с ними и с их хозяевами заклю¬чить договор об условиях труда, зарплате, днях отдыха и разрешении на посещения молитвенных домов. Все это было непросто и опасно из-за бандитизма в этом районе. В первые годы советской власти к религиозному культу относи¬лись положительно, хотя и велась антирелигиозная пропаганда, но это делалось в довольно деликатной форме. Члены партии и комсо¬мольцы отрицательно относились к религии и по мере своих знаний и умений проводили антирелигиозную работу. В первые годы советской власти жить было интересно: все было новое и все было на¬правлено на улучшение жизни беднейших слоев населения. Чувство¬валась забота о человеке, появилась гордость и осознание того, что жизнь улучшается. Работа среди батрачества была нужной и интересной, но она не давала возможности совершенствовать профессию кузнеца. В местечке Греск, где я жил и работал, было известно, что в Ле¬нинграде есть учебное заведение под названием ЛИТ – Ленинградс¬кий институт труда, где можно освоить любую профессию, в том числе и кузнеца высокой квалификации. Решено – сделано. Мне казалось, что это все просто, но когда я очутился в Петрограде и обратился в институт труда на предмет повы¬шения квалификации кузнеца, меня не приняли, так как не было на¬правления от ЦК комсомола Белоруссии. Все мои попытки и уговоры не дали результата, а чтобы поехать обратно в Белоруссию не было денег. Так я остался в северной столице, в довольно тяжелом положе¬нии. Устроиться на работу трудно, почти невозможно, много безработ¬ных искали любое занятие, любую работу, чтобы выжить и заработать хоть копейку. Деньги тогда очень ценились, и за один рубль можно было при¬лично питаться день, даже пара копеек оставалась на следующие сут¬ки. Пришлось встать на учет на бирже труда (это было в 1925 году), без которой нигде нельзя было получить работу. Быть безработным без денег и жилья – удовольствие небольшое. Каждый день нужно было отмечаться на бирже труда и спрашивать, требуются ли куда-нибудь рабочие. Это продолжалось около пяти месяцев. Правда, за этот срок я получил направление на временную работу по благоустройству города. Платили немного, но жить можно было. Мне еще повезло, что я нашел знакомого, который находился в родственных отношениях с семьей ад¬мирала Тулякова (брат моего знакомого был женат на дочери адмира¬ла и был вторым секретарем райкома партии на Васильевском остро¬ве). Имея такое знакомство, казалось бы, можно получить любую ра¬боту. В то время компартия, хотя и имела большое влияние и автори-тет, категорически отвергала всякий «блат», который позже, к сожа¬лению, проник во все органы партии и советской власти. Однажды я получил направление от биржи труда на работу в ка¬честве подметальщика территории Балтийского судостроительного за¬вода. Я охотно принял это предложение. К этому времени я совсем об¬носился, был больше похож на нищего, чем на пристойного молодого человека. Мадам Тулякова, приютившая меня на три недели в своей квар¬тире, помогла мне снять у ее знакомой Булычевой девятиметровую ком¬нату с таким условием, что с первой зарплаты я рассчитаюсь с хозяйкой. Эта комната находилась на Косой линии, напротив Балтийского завода. На завод с направлением биржи труда я пошел в дамских ботин¬ках хозяйки. Подметальщиком я работал несколько недель, потом ре¬шил зайти в один из цехов завода – в котельную мастерскую, в кото¬рой работало около трехсот рабочих. В этом цехе стоял такой оглуши¬тельный грохот от отбойных молотков, что разговаривать было невозможно. Недаром всех рабочих котельного цеха называли «глухарями». Основной костяк рабочих цеха был связан со своими семьями в де¬ревне, которые занимались сельским хозяйством. Мужья заработками поддерживали свои семьи в деревне, где у них была земля, скот и ос¬тальное, что свойственно крестьянскому хозяйству. Заработки были хорошие, в магазинах было полно продуктов, а также промышленных товаров. Когда я обратился к начальнику цеха с просьбой о переводе меня с улицы в кузнечный цех, он сказал, что сразу в кузницу меня не по¬ставит, а вначале надо немного поработать в котельном цехе, потом будет видно. Сколько во мне было радости от такого решения – не под¬дается описанию. Наконец-то мои мучения кончатся, и я буду трудиться наравне с другими рабочими завода. Тогда-то я лучше узнал началь¬ника цеха, этого сурового человека, которого все боялись. Он не тер¬пел лодырей, бракоделов, помогал молодым рабочим в освоении про¬фессии, а как мастер прекрасно знал свое дело. В то время у причала Балтийского завода стояли два крейсера -«Марат» и «Парижская коммуна», предназначенные для капитального ремонта. В котельном цехе находились двенадцать трехцилиндровых котлов, каждый из которых был высотой в два с половиной – три мет¬ра. Мне нужно было втиснуться внутрь коллектора через узкое отвер¬стие и заостренным молотком отбивать ржавчину со стен котла. Рабо¬та несложная, но физически трудная. Внутри коллектора трудно было повернуться из-за узости отверстия. Кроме того, находясь в коллекто¬ре, приходилось дышать пылью ржавчины. Выбираясь из коллектора, я выплевывал ржавчину, меня душил кашель. Сейчас, вспоминая это время, думаю, что начальник цеха поручил мне эту работу потому, что другие рабочие не смогли бы влезть в этот коллектор. Большинство из них были хорошо сложены, и никто не смог бы влезть внутрь, кроме меня. Я был тонкого телосложения, и пять месяцев безработицы сде¬лали мою фигуру еще более изящной. Поэтому, полагаю, начальник цеха с удовольствием принял меня, имея в виду именно эту работу. У человека колоссальный запас терпения и выдержки, но на это нужно себя настроить, что другого выхода нет, и только так надо себя убедить. Потом я был на других подручных работах – клепальщиком, под¬ручным и, наконец, мечта моя сбылась, попал в кузнечный цех. Конечно, кузнец завода ничего общего не имеет с деревенским кузнецом. Пришлось осваивать новую профессию. Работал я доволь¬но хорошо, был передовым, а потом и бригадиром молодых кузнецов. Часто получал премии за качественную продукцию. Я был счастлив, что оказался на таком известном гиганте страны, как Балтийский судостроительный завод. Рабочие цеха меня уважали, и там я почувство¬вал, что чего-то стою. Наряду с трудовой деятельностью, занимался просветительской работой в цехе – организовывал лекции, концерты для рабочих. За пер¬вый месяц работы я получил девяносто рублей. Это были деньги, если посчитать, что можно на них купить. Поскольку я был гол, как сокол, то с первой получки купил: шевиотовый синий костюм, коричневые доб¬ротные ботинки, пальто демисезонное, две пары сорочек. И еще оста¬лось до следующей получки. Конечно же, я рассчитался и с новой хо¬зяйкой. Но знаний у меня было недостаточно, чтобы по чертежам изго¬тавливать детали, и я принял решение поступить в учебное заведение для повышения грамотности. В то время большой популярностью пользовались рабфаки, где без отрыва от производства рабочие за три года получали аттестат об окончании средней школы. Молодые рабочие Балтийского завода, желающие получить сред¬нее образование, были прикреплены к заводу «Русский дизель», где находилось такое учебное заведение, куда я и поступил учиться. Сна¬чала было очень трудно. Целый день работал в кузнице, а в вечернее время садился за парту в целях получения необходимых знаний. Фи¬зически это было трудно, но молодой организм переборол все тяготы учебы. Рабфак раскрыл мне глаза на многие предметы и понятия жизни. В глухой деревне я не имел представления о грамоте, науке, о колос¬сальных предприятиях с большим количеством рабочих, которые ежед¬невно трудятся на благо народа и страны. Все вновь увиденное убеди¬ло меня в том, что я выбрал правильное направление в жизни. Я был горд, что тружусь на таком большом предприятии, где создаются ги¬гантские корабли, которые бороздят все моря и океаны мира. Когда я почувствовал, что с вступлением в партию буду полезнее для коллектива своего цеха, и после неоднократных разговоров со ста¬рым членом партии товарищем Рощиным, я вступил в кандидаты, а потом и в члены партии. И по сей день горжусь своим выбором. Это единственная партия, которая отстаивает интересы рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. По окончании вечернего отделения рабфака, получив среднее образование с техническим уклоном, я и не мечтал о дальнейшей уче¬бе. Зарабатывал я хорошо, на заводе мной были довольны. В один из дней в кузнечном цехе появился аспирант Ленинград¬ского государственного университета по фамилии Смирнов. Он при¬шел на завод с целью вербовки рабочей молодежи на учебу в этот уни¬верситет. В то время без согласия цеховой администрации, партийной организации и без рекомендации было трудно поступить в высшее учеб¬ное заведение. Смирнов обратился в цеховую партийную организацию с просьбой направить несколько молодых рабочих, в том числе и меня, на учебу в университет. Состоялось собрание цеха, где было решено послать Мукасея в Ленинградский государственный университет. Так, после сдачи вступительных экзаменов, я стал студентом высшего учеб-ного заведения и был зачислен по собственному желанию на эконо¬мико-географический факультет. В материальном отношении во время учебы опять было довольно трудно, особенно на первом курсе, так как стипендия составляла всего двадцать пять рублей, а со стороны денежной поддержки не было. Пришлось вечерами и в выходные дни подрабатывать. Жизнь в университете была удивительной, память обогатилась новыми знаниями, которые нужны были для будущей работы. Профес¬сорско-преподавательский состав был очень высокой квалификации, что имело немаловажное значение в освоении предметов. Я активно принимал участие в общественной жизни университе¬та. Здесь же я встретил девушку с биологического факультета – Еме¬льянову Елизавету, которая стала моей подругой жизни и женой. Это случилось в 1932 году, и до сих пор мы вместе наслаждаемся жизнью. В студенческие годы, в 1934 году, у нас родилась дочь Элла, а в 1938 году, уже после окончания университета, – сын Анатолий. С появлением малышей стало больше забот, и приходилось ра¬ботать ночами по выгрузке барж с мусором, чтобы поддержать семью. Можно много писать о своих студенческих годах и о практике, которую я проходил в разных учреждениях страны, в том числе в ми¬нистерстве сельского хозяйства Туркмении. Мне хочется отметить, что я был первым в моей семье, кто полу¬чил высшее образование. До этого времени в моей родне были только деревенские кузнецы, как со стороны отца, так и со стороны моей ма¬тери. Во время учебы в университете я часто посещал свой кузнечный цех, видел, как все постепенно меняется в лучшую сторону. Крейсеры, на которых я работал по установке дымоходов, ушли в плавание, на их место пришвартовались другие. Рабочие и служащие меня встречали тепло и были горды, что их бывший рабочий стал студентом высшего учебного заведения, и старались меня поддержать добрым словом. По окончании Ленинградского университета я был направлен для продолжения учебы в Ленинградский восточный институт. Здесь в те¬чение двух лет я изучал бенгальский язык, на котором разговаривают более 80 миллионов человек в Индии, куда я должен был поехать на работу. В то время в нашей стране не было русско-бенгальских слова¬рей, поэтому пришлось изучать сразу два языка, в том числе и анг¬лийский. Учился я активно, плюс хорошая память – и мне за короткий срок удалось освоить два языка. Бенгальский язык преподавал про¬фессор-индус, с которым в основном вели разговорную практику на бенгальском и английском языках. Профессор-индус, кроме английс¬кого и бенгальского, не знал других языков. В институте, наряду с язы¬ками, я изучал страноведение, литературу этой страны и целый ряд других предметов. Стипендия в этом вузе была высокая, и моя семья могла спокой¬но жить без дополнительного заработка. В 1937 году директора Восточного института обвинили в троц¬кизме, учебное заведение закрыли, студентов распределили по раз¬ным учреждениям. Я получил приказ явиться в отдел кадров ЦК партии, откуда был направлен в спецшколу. С этого момента жизнь моя и моей семьи пе¬ревернулась на все 180 градусов.
