Олег Шишкин - Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля
В эти часы возможность государственного переворота резко возросла. В столице появились дополнительные патрули. Словно всадники Апокалипсиса проносились по заснеженным бульварам Москвы вооруженные пиками мрачные конные разъезды ОСНАЗа.
Глава охраны Ленина Абрам Беленький вспоминал: «По приезде в Горки мы застали там товарищей Обуха [3] и Вейсброда [4], которые приехали спустя несколько минут после смерти Владимира Ильича; они были вызваны Марией Ильиничной тогда, когда Владимир Ильич почувствовал себя плохо. Там уже находился тов. Бухарин, который в это время отдыхал в санатории “Горки”»3.
Обстановка в ночной усадьбе была истеричной. Вожди давно знали: смерть Ленина неизбежна и близка. Они даже готовились к ней, но когда случился летальный исход, все кремлевские боги погрузились в глубокий обморок. Смерть, неотвратимая смерть, перед которой бессильны даже могучие тираны, ужаснула одних и парализовала других.
Советский публицист Михаил Кольцов писал о ночных гостях покойника: «Старики. Они понуро уместились внизу на диванчике. Кутаются в шинели, похрустывают суставами пальцев и, ворчливо перебивая друг друга, всё вспоминают. Они очень важные персоны в правительстве великой советской страны, руководимой Владимиром Лениным. Они начальники больших государственных учреждений — тех, в которых гений Ленина, политика и борца, развертывался с величайшей мощью. Но сейчас только старики…»4
Уже несколько месяцев ожидалось печальное известие. И многие соглашались с тем, что скорая смерть была бы наилучшим исходом для наглядно деградировавшего лидера коммунизма. Сознание уже навсегда покинуло Ленина, и в таком состоянии, похожем на идиотию, вождь мог дискредитировать свои великие идеи.
Вспоминая последнюю встречу с Лениным в Горках, большевик Преображенский сокрушался: «Мне стоило огромных усилий, чтоб сохранить взятую мину и не заплакать, как ребенку. В нем столько страдания, но не столько страдания в данный момент. На его лице как бы сфотографировались и застыли все перенесенные им страдания за последнее время»5. Лицо Ленина и его выражение были главной государственной тайной.
9 сентября 1923 года, за несколько месяцев до этой ночи, в «Огоньке» выходит статья Михаила Кольцова «Человек из будущего», посвященная пятой годовщине покушения на Ленина. С большими сомнениями в редакции решились поместить фотографию вождя в Горках. Глаза Ленина были тщательно, даже грубо заретушированы и сильно напоминали вставные. Художник обработал и рот. Но, несмотря на величайшее старание, Владимир Ильич выглядел на фото не «безупречным воином за мировую справедливость», как его и назвал в статье Кольцов, а мрачным безумцем с остекленевшим взором.
Кремлевских наследников Ленина угнетало не только лицо. С 22 июня 1923 года Ленина мучили чудовищные припадки и галлюцинации. Узкий круг кремлевской верхушки был информирован и о странном происшествии, случившемся в Горках. Однажды в лунную ночь усадьбу потряс дикий волчий вой. Он переполошил охрану ОГПУ. Срочно по тревоге был поднят наряд и в окрестный лес был выслан дозор на поиски волчьей стаи, мешавшей спать великому больному. Но возвратившиеся чекисты сообщили, что никаких следов зверей ими не обнаружено. Для них это событие осталось неразгаданной тайной.
В действительности прогрессирующее безумие довело Ленина до такого состояния, что он буквально выл на Луну. Для консультаций по этому происшествию в Горки привозили известного психиатра Бехтерева. Его выводы и мнения его коллег относительно диагноза Ленина были расплывчаты и тревожны. Робкий оптимизм врачей не мог ввести в заблуждение ни верхушку ЦК, ни Крупскую, переставшую верить в светил науки.
Все чувствовали медленное, но неотвратимое движение к смерти.
Разговоры о будущей похоронной процессии кремлевские обитатели вначале вели кулуарно. Но чем больше они говорили, тем больше приходили к выводу: грядущие похороны нужно будет превратить в крупную пропагандистскую акцию.
27 ноября 1923 года, когда Ленин еще был жив, члены Политбюро келейно обсуждали процедуру прощания с вождем. Ввиду особой секретности совещание не протоколировалось, и память о нем сохранилась лишь в мемуарах эмигрировавшего на Запад близкого друга Ленина, члена ВСНХа Валентинова-Вольского.
На заседании выступал Иосиф Сталин с сообщением о резком ухудшении здоровья и приближении часа смерти вождя. Ссылаясь на мнение некоторых коммунистов из провинции, генеральный секретарь предложил забальзамировать тело вождя мирового пролетариата. В полемику с ним вступил Лев Троцкий, заявивший, что идеи эти не имеют ничего общего с марксизмом6.
Когда, наконец, произошла ожидаемая смерть, она все равно застала врасплох верхушку советской элиты. Но не в организационном смысле — тут все обстояло более-менее прилично: железная ленинская когорта еще плотнее сомкнула свои ряды. Сложнее было с биологией.
Неотвратимая гибель вождя показала кремлевской знати: помимо безграничной власти над людьми, которую они завоевали, помимо мощной армии и ОГПУ, которые эту власть гарантировали и обещали распространить на весь мир, есть еще власть над временем, которая им недоступна. И не террористы, а рак, преждевременное старение, досрочно наступивший паралич или старческий маразм могут превратить их в ничтожеств, а их власть — в эфемерный мираж.
Теперь, когда все обитатели Кремля стояли, обливаясь холодным потом у тела Ленина, завтрашний день представлялся неустрашимому большевистскому конвенту преддверием фатального кошмара.
Рыдания охватили бывших политкаторжан и террористов, когда они увидели своего бога застывшим на столе в полутемной комнате. Вдохновитель Октября, человек, кичливо заявлявший: «Мы не останавливались перед тем, чтобы тысячи людей перестрелять», — теперь сам был мертв. И конечен.
Вокруг застывшего тела стоял почетный караул сотрудников личной охраны вождя. Ее начальник, обычно высокомерный, надменный и неприступный даже для чекистской элиты, шеф ленинских телохранителей Абрам Беленький эмоционально сокрушался: «Мы застали Ильича уже лежащим на столе. Лежал он совершенно спокойный, с обыкновенной своей улыбочкой, как будто на минуту вздремнул, и никак не верилось, что он мертв, но только руки холодные как лед указывали на смерть»7.
Еще более откровенно высказался председатель Коммунистического Интернационала Григорий Зиновьев: «Нечеловечески тяжело. Никто никогда не переживал таких жутких минут»8. Член Центрального комитета ВКП (б) Николай Бухарин образно описал растерянность большевиков от произошедшего в тот момент шока: «Умер Ленин. Точно разрушилась центральная станция пролетарского ума, воли, чувств, которые невидимыми токами переливались по миллионам проводов во все концы нашей планеты»9.
Боготворивший вождя Леонид Красин 27 января в письме одной из своих жен, Миклашевской-Красиной, откровенно признался: «Весть о кончине почти и не была неожиданной, все-таки повергла всех в шок, подобно грому среди ясного неба»10.
В момент рокового удара перед красными вождями встала задача хоть как-то сохранить иллюзию бессмертия вождя, а значит, и собственные иллюзии. Здесь же, в ночных Горках, они предприняли к этому первые шаги. По телефону в Москву было отдано распоряжение о присылке скульптора Меркурова для снятия посмертной маски, а затем и врачей для вскрытия и временного бальзамирования. Убитые всем произошедшим, в 2 часа 20 минут пополуночи вожди возвратились в Москву.
Предполагалось, что гипсовые слепки будут сняты с лица и рук Ленина, потом будет создана вторая копия маски, с которой будет сделана бронзовая отливка. Потом она займет свое место в вечном хранении в архиве ОГПУ-НКВД как фиксация бессмертного образа. Через подобный обряд впоследствии пройдут 56 советских вождей и различных деятелей культуры СССР.
Спешка была величайшая. Уже в 3 часа 8 минут моторная дрезина ОГПУ со скульптором, личным секретарем председателя ВЦИК Калинина и сотрудниками ОГПУ отправилась с Павелецкого вокзала в сторону разъезда Герасимово. Глубокой ночью пассажиры добрались до Горок. Воспоминания скульптора Меркурова об изготовлении посмертной маски Ленина похожи на отрывок из триллера.
«Открываю дверь в большую комнату: там много света, и к моему ужасу я вижу лежащего на столе Владимира Ильича… Меня кто-то зовет. Все так неожиданно — так много потрясений, что я как во сне.
Подхожу к Владимиру Ильичу, хочу поправить голову — склонить немного набок. Беру ее осторожно с двух сторон; пальцы просовываю за уши, к затылку, чтобы удобнее взять за шею, шея и затылок еще теплые. Ильич лежит на тюфяке и подушке. Но что же это такое!? Пульсируют сонные артерии! Не может быть! Артерии пульсируют! У меня странное сердцебиение. Отнимаю руки. Прошу увести Надежду Константиновну.
