Вера Давыдова - Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина
Все встали и выпили за великого Вождя.
Сталин, обращаясь к Микояну, громко сказал:
— Ты, Анастас Иванович, самый большой пройдоха из всех народных комиссаров. Товарищ Орджоникидзе тоже хорош, и Енукидзе этим двоим не уступит.
Гости расхохотались, громче всех Микоян и Орджоникидзе, а Сталин, смеясь, продолжил:
— Там, где появляется Микоян, грузину делать нечего, евреи и азербайджанцы, как всегда, остаются в дураках, только армяне выдерживают.
В полночь все ушли. Мы остались вдвоем. Вышли в сад. Я пригляделась к нему внимательно: маленького роста, некрасив, костляв, туловище щуплое и короткое, ступни ног чересчур длинные, правое плечо ниже левого.
Началась метель, но мне не хотелось возвращаться. Иосиф Виссарионович рассердился и сказал:
— Если хотите продолжить прогулку, поищите себе кого-нибудь другого!
Так я открыла для себя новые черты его характера: он был злым, упрямым и мстительным.
Я робко спросила:
— Иосиф Виссарионович, можно вас попросить об очень важном деле?…
— О чем ты хочешь просить? — оборвал он меня. — Мысли следует выражать четко и коротко.
Тогда я рассказала ему о Василии Петровиче, как будто я об этом узнала по телефону от приятеля, режиссера из Ленинграда.
Сталин ответил:
— Хорошо, проверим. Виновные будут наказаны. Но зачем вы, Вера Александровна, лезете в государственные дела?
Покраснев от этой резкости, я быстро сменила тему разговора:
— Иосиф Виссарионович, я боюсь забеременеть, — брякнула я, чтобы скрыть свое замешательство.
— Товарищ Давыдова, только не хватает, Чтобы мы делали детей! На них нельзя надеяться. В любом случае, через пятнадцать лет, родители становятся им не нужны. Говорят, что аборты очень болезненны. Поговорим с комиссаром здравоохранения и посмотрим, что могут посоветовать профессора-специалисты. Попробуем найти необходимые лекарства.
Войдя в дом, добавил, продолжая разговор:
— Вам не надо искать предлоги. Вы — не рабыня и не продажная девка!.. Если мои слова обидели вас, то идите и поплачьте в уборной.
После такого афронта я прослезилась. Через несколько минут Сталин примирительным тоном сказал:
— Верочка, я боюсь твоего влияния. Мне с тобой очень хорошо, ты настоящая колдунья! Откровенно тебе признаюсь, что до тебя у меня были только телки, ни одной настоящей женщины!
На такой комплимент я ответила поцелуем.
— Соединение двух сердец — самая большая тайна в мире… — взволнованно продолжил Сталин и затем осторожно добавил: — До нас дошли слухи, что солист Большого театра Норцов крутится возле вас.
— Он всего лишь пригласил меня в кино, — ответила я.
— Люблю, когда говорят правду. Если бы солгали… — и после небольшой паузы продолжил:— Можете пойти в кино. В этом нет ничего плохого, но запрещаю вам спать с ним. У вас есть муж и не надо с ним разрывать отношения. Впрочем, у нас есть намерение перевести его в Москву, чтобы вы не скучали. Пока мы вместе, вам не нужен никто другой… Когда у вас отпуск?
— Возьму два месяца в июле и августе.
— Вам всего достаточно?
— Да, спасибо. Все, что мне необходимо, есть.
Через день, когда я выходила из дома, ко мне подскочил блондин неопределенного возраста.
— Позвольте представиться, — сказал он по-военному, — я — ваш новый шофер Федор Александрович Кузяев.
— А где Василий Петрович? — обеспокоенно спросила я.
— Он переведен на другую работу.
Такова была реакция Сталина на мою просьбу. Он еще раз дал мне понять, что я — игрушка в его руках.
В ту ночь я не могла заснуть, на душе было тяжело. Я боялась за Василия Петровича. Измученная мыслями, встала я на колени около кровати и молилась о Василии Петровиче и его несчастных родственниках, оплакивала свою судьбу: «Что меня ждет? Кем я стала? Любовницей Сталина, его наложницей… Что со мной будет? Кто может ответить на все эти вопросы?»
КОСТЯК ВЛАСТИ
Вскоре мне были предложены гастроли в Ленинграде, Киеве и Одессе.
Сталин спросил по телефону:
— В каких городах будут проходить гастроли? — и, услышав мой ответ, добавил: —Товарищи согласились с моим предложением: Барсова и Норцов поедут в Ленинград, а вы — в Киев и Одессу. Не волнуйтесь, партнера вам найдем.
А я так хотела съездить в Ленинград, встретиться с друзьями, сходить на могилу родителей…
Двухнедельные гастроли пролетели быстро. Концерты имели большой успех. На вокзале в Москве меня встретил Кузяев:
— Товарищ Давыдова, сегодня вы отдыхайте. Продукты уже у вас дома.
— Откуда у вас ключи? — наивно спросила я.
Кузяев только усмехнулся:
— Завтра машина будет ждать вас в четырнадцать ноль-ноль.
Едва я приехала в Кунцево, Сталин мне сказал;
— Больше не разрешу вам уезжать так надолго. Надо использовать также и других артистов. Их много, как тараканов. Товарищи из секретариата, заботясь о моем здоровье, уложили мне в постель горничную с большим бюстом. Попробовал и послал ее к черту.
— Товарищ Сталин, зачем вы говорите мне об этом?! Мне не нужны подробности…
— Верочка, когда я не занят, то думаю только о вас. — Затем, умоляюще, добавил: — Прошу тебя, будь только моей. Когда я вижу тебя, у меня душа горит. Конечно, я злой, вспыльчивый, упрямый и никогда не изменюсь. Но ты, ты не должна спать с Мчедлидзе! Он покупает себе проституток на вокзале. Я покажу тебе пикантные фотографии и…
— Прошу вас, не напоминайте мне о муже, — прервала я. — Это — мучительно!
Сталин ничего не ответил и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
В этот же вечер в Кунцево приехали Буденный, Каганович, Калинин, Ежов, Маленков, Гамарник, Микоян, Орджоникидзе. Костяк руководства в основном не менялся. Наблюдая окружение Сталина, я поняла, что не только он решал и направлял ход дел в стране — как политических, так и хозяйственных.
Очень плохое впечатление на меня произвел Ежов. Карликового роста и лицо, как у наемного убийцы.
Калинин был довольно замкнут, близорук и от этого скован в движениях. Казалось, что на глазах у него по бельму. Несмотря на очень пожилой возраст, он любил молодых балерин.
Гости рассыпались в комплиментах, но мне вовсе не хотелось исполнять роль фаворитки Сталина.
Больше всех пил Ежов. Неожиданно, уже пьяный, он оглушительно крикнул:
— Верочка, поедем со мной, глазом не успеете моргнуть, как окажетесь дома!
Сталин, посмотрев на него искоса, усмехнулся и сказал:
— Николай Иванович, не беспокойтесь, общими усилиями постараемся организовать транспорт для нашей уважаемой гостьи. Не бойтесь, она пешком не пойдет.
Карлик мгновенно отрезвел, понял, что позволил себе лишнее. Все смотрели на меня похотливыми глазами: догадывались о наших интимных отношениях и завидовали Сталину, принимая во внимание его возраст.
Прием закончился в пять утра. Когда все вышли, Иосиф Виссарионович шепнул мне:
— Надо будет нам встретиться в другом месте.
— Можно мне не принимать участия в ваших приемах? — спросила я.
Сталин, подмигнув, ответил:
— Вы правы, Верочка, сменим тактику. На наши официальные приемы дважды в месяц начнем приглашать артисток, спортсменок, женщин-директоров фабрик, и народные комиссары перестанут раздевать вас глазами. Будь их воля, эти канальи изнасиловали бы вас прямо на полу этой комнаты, в которую приходят жрать и пить. Этих бестий надо держать в ежовых рукавицах.
РЕЗИДЕНЦИЯ В СОЧИ
Через день, с репетиции, меня вызвали в партком театра, где неизвестные люди подробно расспрашивали меня о моих родных, о жизни. Интересовались моими друзьями и просили у меня «на всякий случай» их адреса и телефоны. То же самое я вынуждена была повторить в ГПУ. Меня продолжали проверять.
Перед окончанием сезона в театре Сталин позвонил и, не поздоровавшись, сообщил:
— Вам принесут билеты на скорый поезд.
— Иосиф Виссарионович, мне надо собраться, договориться о концертах.
— Сколько концертов хотите дать в Сочи, Сухуми и Тбилиси?
— Два… или три, — неуверенно ответила я.
— Считайте этот вопрос решенным. Успехов!
Через час ко мне пришла сотрудница, занимающаяся организацией концертов. Я подписала контракт на шесть сольных концертов.
Вечером Кузяев привез мне запечатанный конверт и сказал: «Приеду за сорок пять минут до отхода поезда. Возьмите с собой только самое необходимое». В конверте, кроме билетов, оказалась большая сумма денег.
День прошел быстро. Пришел Норцов с букетом цветов. Увидев мои чемоданы, поинтересовался, куда я еду: «Верочка, дорогая, вы должны отдохнуть. Я приеду в Сочи на неделю и попробую вас там отыскать. Жаль, неизвестно, где вы остановитесь». Распрощались мы очень тепло.
Я заняла двухместное купе в международном вагоне. Шофер внес элегантные чемоданы: «Товарищ Давыдова, эти чемоданы — ваши. Я с врачом еду в соседнем купе. Не стесняйтесь, вызывайте в любое время — я за это деньги получаю. В ресторане все оплачено, заказывайте, что угодно. Специально для вас есть икра, лососина и прекрасное мясо».
