Вера Давыдова - Кремлёвские козлы. Исповедь любовницы Сталина
— Очень благодарна вам, Иосиф Виссарионович… Уже очень поздно, пора возвращаться домой. Вы тоже, наверное, устали.
— Вера Александровна, хочу поговорить с вами. Пойдемте в другую комнату, там нам не помешают.
Понять Сталина было трудно: он говорил с очень
сильным кавказским акцентом, а переспрашивать я не решалась.
После ароматного крепкого кофе и чудесного грога я чувствовала себя великолепно, мои сомнения и страх улетучились. Пошла за ним и заметила, что Сталин был ниже меня.
Мы вошли в комнату, где стоял большой низкий диван. Сталин попросил разрешения снять китель и набросил на плечи восточный халат. Сел около меня и спросил:
— Погасить свет? В темноте легче разговаривать. А я-хочу поговорить с вами откровенно.
Не ожидая моего ответа, выключил свет. В темноте Иосиф Сталин обнял меня. Я молчала. Он начал умело ласкать мои плечи, мое сердце сильно забилось.
— Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович… зачем… не надо… я боюсь… разрешите мне уехать домой!..
Но он не обращал ни малейшего внимания на мой лепет.
В темноте его глаза блестели. Еще раз попробовала освободиться из его объятий, но тщетно. Сталин обнимал и ласкал меня. Его жесткие усы кололи мне лицо…
Утром, после быстрого туалета, вышла к столу. Сталин, тщательно выбритый и надушенный, подошел ко мне:
— Как себя чувствуете, Вера Александровна?
Ничего не ответила. Сталин попросил отдать ему записку и разорвал ее на мелкие клочки.
— Вера Александровна, вы получили комнату?
— Нет, Иосиф Виссарионович, все еще живу при театре и очень хочу снять комнату.
Сталин усмехнулся:
— Надеюсь, вы не будете никому рассказывать о том, как мы провели новогоднюю ночь?
— Ну, конечно, товарищ Сталин.
— Называйте меня по имени и отчеству, — добавил он.
Прощаясь, заметила, что у него снова заблестели глаза.
Мороз на улице взбодрил меня. Я вернулась в свою комнату в театре. За мной шел шофер, нагруженный тяжелыми коробками с подарками.
НОВЫЕ ПОСЕЩЕНИЯ КУНЦЕВА
Меня вызвали в дирекцию Большого театра, представили руководящим работникам Московского совета и просили прийти через неделю получить ордер на трех-комнатную квартиру. Мне привезли модную мебель и поставили телефон. С каждым днем я все больше ощущала свое «влияние» и поняла, что он не ослабит своей хватки, пока я ему нужна…
Устраивало меня такое будущее? Сталину было 54 года, а мне — 28. Огромная разница! Как я могла ему сопротивляться, отказать? Он был хозяином положения. В любую секунду, достаточно одного его слова, моей карьере могли положить конец или физически уничтожить меня.
Прошел месяц, в течение которого он не давал о себе знать. Однажды, в субботу, когда я выходила из служебного подъезда театра, появился его шофер — Василий Петрович — и сказал: «Вера Александровна, если хотите сначала заехать домой, я вас довезу и подожду».
Его предусмотрительность мне понравилась.
Дома я сняла грим и переоделась, зная, что Сталин не любит декольтированных платьев. Надела туфли на низком каблуке.
Василий Петрович попросил меня сесть на заднее сиденье машины. Я обратила внимание, что стекла машины задрапированы темными занавесками.
И снова — та же дача и величавая тишина. Войдя в дом, я не сразу заметила Сталина.
— Товарищ Давыдова, меня проинформировали, что вы получили чудесную квартиру.
— Большое спасибо, Иосиф Виссарионович, квартира и правда бесподобная. Пожалуйста, называйте меня по имени и отчеству.
— Зарубите себе на носу, Вера Александровна: никогда не прерывайте нас, а также не учите, что нам надо делать, мы очень хорошо знаем, как и к кому надо обращаться.
В его глазах была злоба. Взбешенный, он вышел, хлопнув дверью. Я окаменела. Что делать? Как я не подумала, прежде чем сказать?
Через час Сталин вернулся — сама галантность, радушный хозяин, готовый выполнить любые мои капризы.
— Хотите кушать? — спросил.
— Нет, спасибо, я не голодна, — ответила, — поужинала в театре. Но с удовольствием выпила бы чашечку кофе.
Позднее, в спальне, куря свою трубку, Сталин сказал:
— Хочу видеть тебя обнаженной при свете, не надо стесняться, надо исполнять мои желания.
Говоря это, старательно складывал свое белье.
— Что сидите как истукан, не теряйте времени!
— Иосиф Виссарионович, разве так разговаривают с женщиной?!
Сталин погасил свет и хриплым голосом позвал меня. В глубокой темноте приблизилась к нему…
Потом он принес апельсины, груши, орехи, миндаль, вино и шоколад. Не тронула ничего. Отдыхала.
— Верочка, гость не должен дразнить хозяина, тем более, если хозяин — кавказец.
Когда Сталин уснул, мне тоже удалось немного вздремнуть, но он разбудил меня и, лаская, сказал:
— Наш путь с тобой будет долог. Ты красивая, моя кавказская кровь кипит, не могу тобою насытиться.
Утром тихо встал и исчез, не попрощавшись со мной.
Горничная сказала: «Я вам приготовила завтрак— бифштекс с жареным картофелем, салат и горячий шоколад. Все свежее. Съешьте, сделайте одолжение, иначе Иосиф Виссарионович будет сердиться, решит, что еда — невкусная».
Ела с большим аппетитом. Другая, молчаливая горничная принесла мою одежду. Ее серые выпуклые глаза блестели, зубы были стиснуты. В этот момент я почувствовала, что она может меня ударить…
ШОФЕР ВАСИЛИЙ ПЕТРОВИЧ
Начались репетиции «Хованщины». Я должна была исполнять партию Марфы. Надеялась, что Сталин обязательно будет на спектакле и ему доставит удовольствие мой успех.
На премьере в зале был весь цвет столицы, артисты, писатели. За пять минут до начала спектакля в ложе появился Сталин.
После второго акта мне в гримерную капельдинер принес корзину тюльпанов и гиацинтов. Цветы всегда наводят на меня грусть: почему я не могу быть счастлива, как другие женщины…
Ночью раздался телефонный звонок. Разбуженная, я сердито спросила: «Кто говорит?» Мне ответил сухой и неприятный голос:
— Прошу не вешать трубку, соединяю с товарищем Сталиным.
Очнулась от сна в ту же секунду, услышала голос Сталина:
— Поздравляю вас, товарищ Давыдова. Мы вчера впервые слушали «Хованщину». Ваше исполнение очень нам понравилось.
— Спасибо, товарищ Сталин.
— Почему так официально?
Смутившись, молчала и через минуту услышала:
— Мы должны во вторник встретиться.
Во вторник после полудня, как договорились, Василий Петрович зашел за мной: «Вера Александровна, разрешите с вами поговорить. У меня к вам личная просьба. Только… не знаю, с чего начать…»
Я внимательно посмотрела на шофера, я ничего о нем не знала…
Это был крупный, сильный мужчина, с правильными, но грубыми и резкими чертами лица, как будто вытесанными из камня. Кожа — медного оттенка, черные глаза, густые ресницы, узкие губы, массивная челюсть. Определенно — незаурядный человек.
Василий Петрович начал свой рассказ: «Я — из-под Ростова. Вчера получил письмо от брата. Моих родных хотят выселить под Красноярск. Если бы вы могли, по возможности, поговорить с товарищем Сталиным — благодарность моей семьи была бы вечной, и мы молились бы на вас. Если надо, можем дать денег. Вы же знаете, Сталин может все, наша судьба в его руках. Доверю вам тайну, только не выдавайте: Василий Петрович — вымышленное имя, а по-настоящему меня зовут Федор Иванович Мохов. Вера Александровна, вы знаете, что за вами постоянно следят, что ежедневно мы представляем Ягоде три рапорта о вас?» Василий Петрович замолчал, опомнился и взглянул на часы. Надо было выходить. Сталин не терпел опозданий.
Тщательно записала я все имена и фамилии родственников «Василия Петровича».
В свежем мартовском воздухе чувствовалось скорое наступление весны. По дороге, около Дорогомиловской заставы, виднелись длинные очереди людей, целыми днями ожидающих керосина, хлеба, мяса, сала, спичек…
Не скрывая радости, Сталин вышел мне навстречу. Я была одета в элегантное платье, фасон которого придумала сама. Оно очень понравилось Иосифу Виссарионовичу.
Сталин провел меня в дом. Там было полно гостей — Киров, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, Буденный, Молотов. Я была единственной женщиной в этой компании, и все усиленно ухаживали за мной.
Серго Орджоникидзе прекрасно рассказывал рискованные анекдоты. Ворошилов и Буденный пели частушки. Потом спели «Интернационал». Микоян рассуждал о торговле и просил Сталина разрешить открыть новые магазины — Торгсин, где товар оплачивался бы золотом и валютой. Киров же молча наблюдал за всеми.
Принесли шампанское в серебряных ведерках со льдом. Микоян звучным голосом произнес тост: «За великого, непобедимого, любимого Иосифа Виссарионовича Сталина!»
Все встали и выпили за великого Вождя.
