Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Он только вслух прочел статью… Коля Рязанцев и Коля Скивко принесли в этот день к граверу красивые кувшины и попросили написать: «Маме — с первой получки»…
— Сознайтесь, о зарплате заметка появилась, наверное, при вашем участии?
Садовник улыбнулся хорошей улыбкой:
— Грешен. Упросил написать для пользы…
* * *
Наша вторая встреча была недолгой. Когда прощались, садовник нарвал свежих от росы маков:
— Если на самолете — до Москвы не завянут. А там — в холодную воду…
…Хорошего человека долго помнишь. Сейчас на кургане зима. Осыпались листья. Только «вечный огонь» продолжает гореть красным цветом. На кургане садовнику мало сейчас работы. Долгими вечерами сидит он с сыном у лампы, раскладывает по коробкам собранные семена: «Хочу сделать маленький ботанический сад, чтобы со всей страны зелень росла…»
Давайте пошлем хорошему человеку по горсти добрых семян с Камчатки, Кавказа, Сибири. Скажем ему спасибо за любовь к людям, за украшение земли нашей. Адрес простой: «Севастополь. Малахов курган. Дворченко Александру Сергеевичу».
Севастополь. 9 декабря 1960 г.
Рука человека
Запоздалая сова чиркнула крылом по снегу и полетела туда, где погуще и потемнее. С верхушек елок все ниже и ниже к сугробам спускается утренний свет.
Кружится морозная пудра перед глазами. Облаков нет. Серебряная пудра рождается где-то прямо над головой.
Лебяжьим пухом повисает она на суках и колючках, оседает на шапке, воротнике, присыпает заячьи петли под елками. Вы идете напрямик по сугробам. Снег засыпается в валенки. От удара палкой по сухой елке испуганная сойка роняет желудь, и тишина, как только умолкнет звук, становится еще торжественнее…
На поляне, возле поваленной бурей сосны, виднеются совсем свежие, не прикрытые порошей следы. Вот ямка в снегу. Кто-то старательно ворошил прошлогодние листья… Выньте из кармана пару орехов и постучите друг о друга. Через минуту увидите: сыплется снег с елок. Это не птйца.
С ветки на ветку на стук орехов идет пушистый зверек. Вот он над головой — пушистый хвост, уши с кисточками, два внимательных глаза.
Протяните руку с орехами. Не раздумывая, белка прыгает в снег, смешными скачками бежит под ноги. Наклоните руку… Угощение схвачено. Зверек сидит на сосне, с деловитым хрустом грызет гостинец. Хорош каленый орех! Белка уже не стесняется. Прыгнув в снег, она не ждет угощения — проворно по валенку, по краю шубы забирается прямо в карман. Потом усаживается на плече. Возле самого уха трещат орехи. А поверху среди веток серебряным шлейфом стелется новый след — на пир спешит еще одна белка…
Сказка? Нет!..
Имени человека никто не помнит. Это был ласковый, тихий и очень больной старик. В Подмосковье, в Подлипки он приехал из Архангельска или Астрахани, толком сейчас не может сказать даже доктор, лечивший его.
Старик снисходительно, чтобы не обидеть врачей, глотал таблетки.
— Годы… А лекарство мое вот там, — старик показывал за окно, где стоял завороженный зимою лес.
У старика были большие подшитые валенки и красный шарф. В лес он уходил тихонько, без дороги. В снегу за калиткой оставались глубокие следы, между елок мелькали желтый полушубок и красный шарф.
Случалось, старик опаздывал к обеду. В столовой ворчали. Но старик бодро топал у порога застывшими валенками, снимал полушубок, шапку. Коридор наполнялся арбузным запахом снега, запахом зеленой хвои.
— Три часа снег топтал, — улыбался старик и высыпал на стол горсть холодных орехов. — Белок граблю…
— Неужели в дупло забираетесь, — спрашивали доверчивые официантки.
— Белки сами носят, — шутил старик и доставал из полушубка новую горсть…
Маленькую тайну старика мог бы рассказать продавец из поселковой лавки. У него «чудак-бородач» купил полмешка орехов. Но продавец не бывал в санатории.
Старик сам раскрыл тайну. За неделю перед отъездом повел он троих отдыхающих в лес. Посадил в гущине, сам пошел на поляну… Трое видели, как старик потоптался на месте, вытянул руку…
— Гляди, гляди! И правда ведь белка…
Белка сидела на руке, потом забралась на плечо, на шапку. Трое не удержались, вышли из ельника.
— Дай-ка попробовать…
Люди стояли, вытянув руки. Две белки по очереди хватали орехи, убегали на елку, потом снова спускались.
Из другого кармана старик достал горсть семечек. Закружились возле ладони синицы, поползни, снегири…
Два месяца прожил старик в Подлипках. Уехал бодрым, поздоровевшим.
— Не забывайте рыжих, — сказал он, передавая мешок с остатками орехов…
Как приворожил старик белок и птиц, никто не знает. Только после него белки и птицы в Подлипках перестали бояться людей.
Эту легенду-быль вам непременно расскажут в Подлипках, если вы решитесь поехать взглянуть на маленькое лесное чудо. Запаситесь орехами, будьте осторожны и дружелюбны — и на вашу ладонь обязательно сядут синицы и поползни. Из ваших рук юркие белки возьмут орехи.
В лесу вы встретите людей. У каждого в кармане будут орехи и семечки. Это больные из санатория. Назначая лечение, врачи в санатории пишут: «…ходить в лес, кормить белок и птиц». Белки и в самом деле помогают лечить болезни. Если не верите, поговорите с любым человеком, отдыхавшим в Подлипках.
Среди доверчивых белок вы непременно встретите одну с голым, как палочка, опаленным хвостом. Лесной пожар ни при чем. Это злая рука человека поднесла спичку. Но белка не перестала доверять людям. Плохой человек один, хороших людей много. Поэтому белки в Подлипках не боятся людей. Белки и птицы доверчиво сядут на вашу руку.
Фото автора. Подлипки, Московская область.
18 декабря 1960 г.
Дочь коммуниста
Зовут ее Галей. Девушке девятнадцать лет. Живет в деревне Палкино, под Костромой. Год назад окончила школу, работает в совхозе. «…Приезжайте и напишите — настоящий герой…»
В вагоне я перечитал письмо из Палкина и чуть-чуть приуныл. Дочь директора… Все ли так, как пишут?
…В кузове с крытым верхом нас оказалось двое. Мой спутник, местный фельдшер, везет бутыль с какой-то жидкостью. Бутыль завернута в тряпки. Фельдшер держит ее, как ребенка. Машина немилосердно прыгает. Начатый разговор получается дробным, как стрельба.
— В Палкино?
— Да, есть там свинарка…
— О-о! К Галке, значит!
— Не зря ехал?..
— Девка что надо!.. Староват, а то бы сватов послал.
— Работящая?
— В отца… О нем слыхали? Ну-у-у!.. С отца и начинать надо…
— Хороший человек?
— Увидите.
— С характером?..
— Есть сучки. Но коммунист настоящий. Из колхоза брали — плакал народ. Тринадцать часов собрание шло: «Не отпустим и все!»
* * *
О себе человек не много расскажет, поэтому я не пошел в контору. Возле ограды трое чумазых трактористов заводили разогретый факелом трактор. Я постоял у трактора полчаса, проехался на нем до околицы, потом зашел в телятник, потом в избу к деду Павлу Смирнову, потом в райком. На другой день мне уже не терпелось увидеть отца, «с которого надо начать разговор».
…Из-за стола поднялся немолодой, но и не старый еще человек.
— Из газеты?
— Из газеты…
«Принесла нелегкая! — читаю в глазах. — Дел-то уж больно много…»
Совхозу — год от рождения. Четыре самых бедных, самых запущенных колхоза решили объединиться в одно хозяйство. Восемьдесят шесть деревень и хуторков разбросано по перелескам. Объехать такое «государство» — неделя, не меньше…
Человеку сказали: «Сам видишь. Надо поставить на ноги… Потянешь?»
Он не стал говорить о здоровье, хотя давно уже украдкой подносит руку к груди. Он не говорил о колхозе, который за год поставил на ноги и где его чтили, как родного. Он сказал: «Понимаю, трудное место».
Вся его жизнь состоит из хождений по трудным местам. Налаживал, направлял, ставил на ноги. Он был пастухом, кузнецом, лесосплавщиком, секретарем райкома, директором МТС, председателем колхоза, снова секретарем. В сорок лет окончил семилетку. О его уменье хозяйствовать и обходиться с людьми по селам ходят легенды.
По сей день помнят Евгения Сергеевича в селах, где вместе с бабами чистил он запущенный коровник, где показывал мужикам, как ладить крышу, садить кирпич в горно, рыть колодец…
Сейчас, забыв о корреспонденте, Евгений Сергеевич стал на колени, как Чапаев, раскладывает на карте пресс-папье, бутылку из-под чернил:
— А я говорю, так лучше будет. Хотите, шагами измерим?!
Идет спор: поселять ли дояров поближе к фермам или проложить дорогу через болото, чтобы крюк не делали.
