Коллектив авторов - Сборник рефератов по истории. 9 класс
Первое предупреждение об Азефе относилось к 1903 г. Оно поступило от мелкого осведомителя, который обиделся на «старшего сыщика» и рассказал студенту Крестьянинову, что всей работой эсеров в столице руководит секретный агент. Крестьянинов добился создания партийной комиссии для рассмотрения дела, но не сумел ничего доказать.
Гораздо серьезнее было так называемое петербургское письмо, переданное члену городского комитета партии эсеров Е. П. Ростовскому в августе 1905 г. В анонимном письме (его автором был чиновник Департамента полиции Л. П. Меньшиков) говорилось о двух предателях: некоем Т. и Азиеве. Интересно, что первым, кто познакомился с этим письмом, был сам Азеф. Когда Е. П. Ростовский, знавший только его партийную кличку, попросил расшифровать упомянутых в предупреждении лиц, Азеф хладнокровно ответил: «Т. – это Татаров, а инженер Азиев – это я».
Несомненное отношение к Азефу имело так называемое саратовское письмо. Этот документ был составлен осенью 1907 г. и являлся развернутым резюме одного из служащих саратовского охранного отделения.
Тщательный анализ всех сведений об Азефе произвел Владимир Львович Бурцев. Ему было известно положение Азефа в партии эсеров. Их личное знакомство было поверхностным. Бурцев не подозревал, что Азеф пристально наблюдал за его деятельностью еще со студенческих времен и впервые упомянул его фамилию в агентурных донесениях в 1897 г. Что же касается Бурцева, то Азеф попал в сферу его внимания лишь летом 1906 г. Издатель журнала «Былое» столкнулся с руководителем Боевой организации на столичной улице и задал себе вопрос: «Если я издали увидел Азефа и так легко узнал его, то как же сыщики, которые, конечно, знают его в лицо, могут его не узнать, когда он так открыто бывает в Петербурге?». Вскоре у Бурцева зародилось подозрение, что Азеф – провокатор. Оно было подтверждено бывшим чиновником охранки М. Е. Бакаем, а затем и более серьезной фигурой – А. А. Лопухиным, бывшим директором Департамента полиции.
Над Азефом был проведен «суд чести», который и установил его виновность. В состав суда входили избранные центральным комитетом партии старые революционеры Г. А. Лопатин, князь П. А. Кропоткин и В. Н. Фигнер.
24 декабря 1908 (5 января 1909 г.) домой к Азефу пришли уполномоченные партии и дали срок до утра для чистосердечного признания. Ночью Азеф выскользнул из дома и уехал первым поездом. Сразу после его бегства ЦК известил членов партии, что Азеф объявляется провокатором.
Впоследствии Азеф прислал в Центральный комитет следующее письмо: «Ваш приход в мою квартиру вечером 5 января и предъявление мне какого-то гнусного ультиматума без суда надо мною, без дачи мне какой-либо возможности защищаться против возведенного полицией или ее агентами гнусного на меня обвинения возмутителен и противоречит всем понятиям и представлениям о революционной чести и этике… Мне, одному из основателей партии с. р., вынесшему на своих плечах всю ее работу в разные периоды и поднявшему благодаря своей энергии и настойчивости в одно время партию на высоту, на которой никогда не стояли другие революционные организации, приходят и говорят: „Сдавайся или мы тебя убьем“. Это ваше поведение, конечно, будет историей оценено».
Азеф скрывался в Берлине, ведя жизнь биржевого игрока, и боролся за восстановление своей репутации. Он писал жене: «В глазах всего мира я какой-то изверг, вероятно, человек холодный и действовавший только с расчетами. На самом деле, мне кажется, нет более мягких людей, чем я. Я не могу видеть или читать людское несчастье – у меня навертываются слезы, когда читаю, в театре или на лице вижу страдания. Это было у меня всегда».
"Да, я совершил непростительную ошибку, – размышлял Азеф в другом письме, – и, собственно, я мог давно снять с себя это позорное пятно, если бы в известное время пришел к товарищам и сказал: «Вот то-то есть – я загладил моей работой такой-то и такой-то, судите меня».
В 1912 г. он решил исправить эту ошибку, согласившись встретиться со своим разоблачителем Владимиром Бурцевым во Франкфурте-на-Майне. Азеф попросил устроить над ним суд из старых товарищей и, если этот суд вынесет смертный приговор, обещал сам привести его в исполнение в течение 24 часов.
Азеф неоднократно говорил, что все претензии партии к нему надуманны, он жил в Германии под фамилией, которую знали его товарищи, и никто не пришел его убивать. Более того, встречаясь с Бурцевым и давая ему объяснения, Азеф сказал: «Вы сумасшедший, если б не вы, я бы царя убил». Дальше Азеф, показав весы, сказал: «Если на одну чашу положить все, что я сделал для партии, и сравнить с тем, что мне стоило сделать, когда я кого-то выдал, то очевидно, что правая чаша несопоставима с левой».
Действительно, Азеф состоял членом партии с самого ее основания. Он знал о покушении на харьковского губернатора князя Оболенского (1902) и принимал участие в приготовлениях к убийству уфимского губернатора Богдановича (1903). Он руководил с осени 1903 г. Боевой организацией и в равной степени участвовал в следующих террористических актах: в убийстве министра внутренних дел Плеве, в убийстве великого князя Сергея Александровича, в покушениях на петербургского генерал-губернатора Клейгельса, нижегородского – барона Унтенбергера, московского – адмирала Дубасова, в покушении на офицеров Семеновского полка генерала Мина и полковника Римана, в покушении на заведующего политическим розыском Рачковского, в убийстве Георгия Гапона, в покушении на командира черноморского флота адмирала Чухнина, в покушении на премьер-министра Столыпина и в трех покушениях на царя. Кроме того, он заранее знал и о многих других предполагаемых и свершившихся террористических актах.
Ввиду таких фактов в биографии Азефа трудно было поверить, что он служит в полиции. Тем не менее премьер-министр П. А. Столыпин, выступая 11 февраля 1909 г. в Государственной думе и изложив все перипетии биографии Азефа, подчеркнул, что не сомневается в его верной службе. Он иронически заметил, что если один из главарей революции оказался сотрудником полиции, то это весьма печальное явление, но никак не для правительства, а для революционной партии.
Кем был Азеф на самом деле – это видно по последствиям. После его провала Боевая организация фактически прекратила свое существование. Б. Савинков писал: «Честь террора требует возобновления его после дела Азефа: необходимо было доказать, что не Азеф создал центральный террор и что не попустительство полиции было причиной удачных террористических актов. Возобновленный террор смывал пятно с Боевой организации, с живых и умерших ее членов». Л. Д. Троцкий, человек злобно ироничный и к эсерам относившийся с большой нелюбовью, заявлял, что после Азефа они кричали: «Мы наварим большой котел динамита и – снова в террор», – и вот ничего не получилось. Практически Боевая организация, которую возглавил лично Б. В. Савинков, оказалась небоеспособной.
ЗАКЛЮЧЕНИЕАзеф не был марионеткой в чьих-либо руках. Он вел двойную игру на собственный страх и риск. Это выражалось в систематическом утаивании информации, передаче заведомо ложных сведений и, самое главное, в активном соучастии в ряде тяжких государственных преступлений. Полицейский агент, являясь одним из вождей эсеровской партии, действовал в зависимости от политической ситуации. Когда крах режима казался неизбежным, «Азеф склонялся к мысли о полном переходе на сторону революции» и даже строил планы взрыва Петербурского охранного отделения, чтобы уничтожить следы своего сотрудничества с полицией. После победы реакции он вернулся к выполнению агентурных обязанностей. При любом раскладе для него было невыгодным уничтожение Боевой организации, т. к. поступавшие на ее содержание средства значительно превышали агентурное жалование.
Азефу доводилось попадать почти в безвыходные положения по вине полиции, и он сделал соответствующие выводы. Если в первые годы он аккуратно сообщал обо всем, то затем ему в целях самозащиты пришлось тщательно дозировать информацию. По мере возвышения он все сильнее искажал картину революционного подполья, чтобы скрыть от полицейского начальства свое положение в партии. Данной практике способствовала сама система агентурной службы. От осведомителя требовали соблюдать законность и в то же время толкали в самый центр революционного движения, где невозможно было оставаться сторонним наблюдателем. Возможно, Азеф непроизвольно оказался втянутым в эту игру. Он слишком быстро и неожиданно для себя вошел в состав эсеровского руководства. Однако он мог преодолеть соблазн и выйти из игры. Жажда наживы и охотничий азарт заставили его вступить на путь двойного предательства.
Но явно Азеф не вел двойную игру, он был профессиональным террористом. Он вел одну игру – центральный террор. А если бы он не сотрудничал с полицией, то он бы не продержался на воле более года, а что характерно, в период деятельности Азефа весь аппарат центрального террора сохранялся в неприкосновенности.
