Джон Норвич - История Венецианской республики
С представителями лиги особенно трудно было договориться, и переговоры растянулись почти на два месяца. К началу июля дело, однако, сдвинулось с мертвой точки, и, чтобы ускорить процесс, папа согласился допустить Фридриха в Кьоджу: там можно было связаться с ним в течение дня. До этого момента император демонстрировал неожиданную для него сдержанность, и это в ситуации, которая должна была казаться ему страшно унизительной, однако под конец он начал проявлять признаки нетерпения. За шесть лет разрыва с Венецией число его сторонников выросло настолько, что теперь они составляли влиятельную фракцию. Они понуждали его немедленно въехать, не обращая внимания на папское вето, и заставить Александра и ломбардцев согласиться на более благоприятные для него условия. Фридриху очень хотелось так и поступить, однако он отказался от этого шага без одобрения дожа. Дзиани, понимая, что отказ может спровоцировать восстание в пользу императора, колебался. Послы из лиги, обуреваемые гневом и опасениями, отбыли в Тревизо. На какой-то миг показалось, что осторожная дипломатия прошедшего года ни к чему не привела.
Положение спасли сицилийцы. Лидер их делегации, архиепископ Салерно Ромуальд, приказал своим кораблям готовиться к быстрому отправлению, намекнув тем самым, что, если он и его миссия уйдут, то его хозяин, король Вильгельм, не замедлит с местью Венеции. Этот намек был слишком ясен. В прошедшие два года в Палермо, Мессине и Катанье сильно выросло количество венецианских купцов. Ничто не мешало Вильгельму повторить ход Мануила Комнина в 1171 году. Отбросив колебания, Дзиани издал указ, подтверждающий, что въезд Фридриха Барбароссы в Венецию может быть позволен только после санкции папы.
Кризис, похоже, подействовал целительно на всех участников переговоров. 23 июля 1177 года соглашение было готово. По просьбе папы венецианская флотилия направилась в Кьоджу и привезла Фридриха в Лидо. Туда направилась делегация из четырех кардиналов. В их присутствии Фридрих торжественно отрекся от антипапы и официально назвал Александра настоящим понтификом, а тот, в свою очередь, снял семнадцатилетнее отлучение императора от церкви. Теперь наконец-то ему разрешили появиться в Венеции. На следующий день рано утром дож, с внушительной свитой аристократов и священнослужителей, сам прибыл в Сан Николо ди Лидо, где Фридрих провел ночь. Он лично препроводил императора на барку дожа «Бучинторо», особо украшенную для этого случая, и они торжественно поплыли к набережной Моло.
В Венеции были закончены последние приготовления. Любовь венецианцев к роскоши всем известна, а поскольку этот день был величайшим в их истории, постарались они на славу. В город стекались толпы, развевались флаги. Из нескольких уцелевших свидетельств очевидцев самым ярким и полным является так называемое «De Расе Veneta Relatio», имя автора неизвестно, но, кажется, он был германским священником:
На рассвете помощники папы поспешили в собор Сан Марко и закрыли центральные двери большого портала. Принесли туда много деревянного бруса и лестницы. Из этого был сооружен великолепный трон. На набережной поставили две сосновые мачты огромной высоты. На них повесили штандарты святого Марка, великолепно расшитые и такие большие, что они касались земли. Эта набережная, называющаяся Мармореум, находится совсем рядом с церковью. Туда папа приехал в первом часу дня, отслужил мессу и, поднявшись на трон, стал ожидать прибытия императора. Там он сидел с патриархами, кардиналами, архиепископами и бесчисленными епископами. По правую руку от него был патриарх Венеции, по левую — Аквилеи.
Между архиепископом Милана и архиепископом Равенны произошла ссора: каждый хотел сидеть третьим от папы, с правой стороны. Но понтифик положил конец этому раздору и, спустившись по ступеням, уселся под ними. Так не стало третьего места, и никто уже не мог сидеть справа от него. Около трех часов прибыл корабль дожа. На нем сидел император с дожем и кардиналами, посланными за ним накануне. Семь архиепископов и кардиналов привели императора к папскому трону. Дойдя до него, он сбросил свой красный плащ, простерся ниц перед папой и поцеловал сначала его ноги, а потом и колени.[72] Но папа поднялся и, обхватив руками голову императора, обнял его и поцеловал, затем усадил его по правую руку и наконец произнес такие слова: «Сын церкви, добро пожаловать». После этого взял его за руку и повел в собор. Зазвонили колокола, запели «Тебя, Бога, хвалим». По завершении церемонии оба вместе покинули церковь. Папа уселся на лошадь — император придерживал его стремена — и отправился во Дворец дожей. Все это произошло в воскресенье, в канун дня святого Иоанна.
И в тот же день папа прислал императору много золотых и серебряных кувшинов, наполненных разнообразной едой. Он послал также откормленного теленка со словами: «станем есть и веселиться, ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся».[73]
Для папы Александра венецианский договор означал кульминацию его понтификата. Ему пришлось пережить восемнадцать лет схизмы и десять лет ссылки из Рима, не говоря уже о неприкрытой враждебности одного из самых жестоких людей, носивших корону Западной империи. Он ждал до своих семидесяти с лишним лет, прежде чем нашел награду. Награда пришла: Фридрих признал его легитимность.
Император также признал все временные права папства над Римом. Шестилетний мирный договор, который он заключил с Ломбардской лигой, был лишь преддверием к признанию независимости отдельных ломбардских городов. Это была самая знаковая победа, когда-либо одержанная папой над императором, она была намного значительнее, чем пустое торжество в Каноссе сто лет назад. Все это произошло благодаря мудрости и терпению, с которыми Александр провел свою церковь через один из самых тревожных периодов в ее истории.
Все эти качества остались при нем. Ни в день своего триумфа, ни в любое другое время пребывания императора в Венеции Александр не проявил ни малейшего желания восторжествовать над бывшим врагом. Один или два более поздних историка Венеции, как, например, неисправимо романтичный Мартино да Канале, писавший почти сто лет спустя, увековечил легенду о папе, будто бы вставшем ногой на шею Фридриха, а император якобы тихо пробормотал: «Не тебе, а святому Петру», на что Александр якобы резко ответил: «И мне, и святому Петру», Эта история рассказана писателем не той эпохи, и она расходится с дошедшими до нас свидетельствами очевидцев. Император, похоже, тоже вел себя безупречно. На следующий день, последовавший за великим примирением, он повел себя еще более любезно: снова подержал стремена папы, отъезжавшего из базилики, и готов был провести лошадь Александра до самой пристани, если бы папа ласково не отказал ему. Интересно, вспомнил ли император в тот момент о двух днях в Сутри, когда он отказал в этой услуге папе Адриану, ехавшему двадцать два года назад на коронацию в Рим?
Роль, которую сыграла в преодолении схизмы Венеция, была значительной, и награда за это была велика. С финансовой точки зрения памятное лето 1177 года сильно поспособствовало восстановлению ее благосостояния. Император был гостем города полные восемь недель. Уехал лишь 18 сентября. Папа Александр оставался до середины октября, то есть продолжительность его пребывания превысила пять месяцев. Большую часть этого времени Венеция была заполнена народом, как никогда. Обычный поток путешественников и купцов вырос в несколько раз. Сюда съехались самые знатные принцы и прелаты Европы. Каждый пытался превзойти соперников великолепием свиты. Один из них, архиепископ Кельна, привез с собой не менее 400 секретарей, капелланов и сопровождающих. За патриархом Аквилеи приехало 300 человек, столько же с архиепископами Майнца и Магдебурга. Граф Рожер из Андрии, второй посол короля Сицилии, имел свиту из 330 человек. Герцог Леопольд Австрийский со своими 160 придворными выглядел, должно быть, жалко на этом фоне.
С политической точки зрения Венеция тоже выиграла. Было бы странно, если бы венецианцы, так долго удерживавшие у себя императора и папу, не добились чего-то взамен. Так и есть: они заключили с обоими несколько договоров. Фридрих Барбаросса разрешил им свободный проезд, безопасность и полное освобождение от императорских пошлин во всех частях империи в обмен за сходные привилегии для его подданных — «до Венеции, но не далее». Это было признание превосходства Венеции на Адриатике. Папа Александр, со своей стороны, проявил свое расположение тем, что даровал индульгенции главным церквям города. Сверх того, разрешил вечную борьбу между Градо и Аквилеей, внесшую столько раздоров и неприятностей в церковные дела Венеции. По условиям договора патриарх Градо — ставший резидентом Венеции — отказался от всех притязаний на сокровища, украденные Поппо Аквилейским 150 лет назад, за это ему вернули власть над селениями вокруг лагуны, а также над Истрией и Далмацией. Можно легко представить, что влияние Венеции в этих городах значительно усилилось.
