Сергей Мельгунов - Мартовскіе дни 1917 года
"Г.: Скажите, как обстановка?
А.: Обстановка значительно спокойнѣе, постепенно все налаживается.
Г.; Вчера распространился (слух), что вчера была произведена рѣзня офицеров и Наморштаверх просит узнать, всѣ ли офицеры здоровы.
А.: Все это сплошной вздор. Всѣ живы и здоровы.
Г.: Наморштаверх просит также выяснить, сильно ли в настоящее время правительство Гос. Думы или авторитет его уже поколебался.
А.: Полагаю, что сильно".
Не без основанія, таким образом, в тот же день посол Соед. Штатов телеграфировал своему правительству: "Революція, повидимому, удачна и находится в надежных руках. В городѣ вполнѣ спокойно".
II. Экспедиція генерала Иванова.
Перваго марта министр ин. д. стараго правительства сообщил союзным послам англійскому, французскому и итальянскому, что "революція — совершившейся факт" — и что "у правительства нѣт войск для ея подавленія". Сообщеніе Покровскаго зарегистрировано было в спеціальной телеграммѣ, отправленной Бьюкененом в Лондон. Оно подводило итог событіям и Петербургѣ. Событія во внѣ еще были не ясны, но в ночь с 1-го на 2-ое обстановка вырисовалась болѣе отчетливо и с этой стороны. Мы знаем, что Рузскій в первой же своей бесѣдѣ с Родзянко передал послѣднему, что отдано распоряженіе о пріостановкѣ движенія эшелонов, назначенных в распоряженіе ген. Иванова, которому были даны диктаторскія полномочія. Отпадали, таким образом, опасенія правительственнаго разгрома петербургскаго "мятежа" при содѣйствіи двинутых с фронта войск, настроенія которых 'были неизвѣстны. Это должно было, с своей стороны, содѣйствовать успокоенію в столицѣ — особенно в рабочих кварталах и в солдатских казармах.
Многіе из отвѣтственных дѣятелей революціи впослѣдствіи склонны были утверждать, что никакой реальной опасности продвиженіе эшелонов ген. Иванова не представляло и большого впечатлѣнія в Петербургѣ не произвело. Прежде всего это засвидѣтельствовал в показаніях перед Чр. Сл. Ком. Гучков. То же повторяли его помощники (напр., Половцов). Впечатлѣніе кн. Мансырева — явно преувеличенное в воспоминаніях — было иное. Он говорит даже о "паническом ужасѣ", охватившем Думскій комитет и руководящіе политическіе круги. По словам Керенскаго, нервничавшей и возбужденной была лишь толпа, затоплявшая зданіе Таврическаго Дворца. В дѣйствительности, со стороны Ивановскаго отряда никакой опасности не могло быть (rien à craindre). Ея не было, конечно, потому что ни одну воинскую часть нельзя было направить против возставшаго народа. Мемуарист, не слишком считающійся с необходимостью изложеніе фактов вставлять в рамки хронологической точности, во второй своей книгѣ, больше уже претендующей на историческое повѣствованіе, патетично описывает иностранному читателю трагическое положеніе вечером 1-го марта прибывшаго в Псков Царя. Единственную новость, которую могли ему сообщить явившіеся генералы — Рузскій и нач. шт. Данилов, — заключалась в том, что части, посланныя с фронта на поддержку "диктатора" Иванова, одна за другой присоединились к революціи. У Императора, таким образом, не оставалось выхода,— заключает Керенскій. Единственный факт, зарегистрированный лѣтописью событій, произошел в Лугѣ через нѣсколько часов послѣ прибытія Николая II в Псков и имѣл лишь подобіе того, о чем в ночном разговорѣ с Рузским передавал в невѣрном освѣщеніи весьма неточно информированный Родзянко. На этом эпизодѣ надо остановиться, ибо он послужил канвой при созданіи легенды, крѣпко укоренившейся в сознаніи современников.
О том, как произошло назначеніе Иванова будет сказано в главѣ, посвященной позиціи и намѣреніям монарха. Для ясности прослѣдим судьбу Ивановской миссіи с момента, как "диктатор" выѣхал в 11 час. утра 28-го из Могилева во главѣ эшелона Георгіевскаго батальона по направленно к Царскому Селу по прямой линіи через Витебск и ст. Дно[103]. Иванов предполагал, прибыв в Царское, остановиться "на вокзалѣ для выясненія обстановки" и выжидать назначенныя в его распоряженіе войска с фронта, причем войска посылаемыя с Западнаго фронта должны были сосредоточиться в Царском, а частям с Сѣвернаго фронта мѣстом высадки была назначена ст. Александровская вблизи Ц. Села. Всего Иванов разсчитывал имѣть 13 батальонов, 16 эскадронов и 4 батареи — для расквартированія такого количества он просил Царскосельскаго коменданта приготовить помѣщеніе; дополнительно предполагалась отправка нѣкоторых гвардейских частей и с Юго-Западнаго фронта. Войска были взяты с разных фронтов, с цѣлью не ослаблять боевой силы дѣйствующих армій. Предполагалось, что первые эшелоны, из разсчета 18 часов в пути, могут прибыть в Петербург "не ранѣе разсвѣта 1 марта".
В 9 час. вечера 1 марта Иванов с небольшим опозданіем, без каких-либо осложненій, прибыл в Царское Село, имѣя в своем распоряженіи, по исчисленію придворнаго исторіографа ген. Дубенскаго, около 800 человѣк. Сообщеніе о том, что в Вырицах (в нѣскольких перегонах от Царскаго — 30 с небольшим верст) поѣзд был задержан желѣзнодорожным начальством, и Иванов требовал пропуска, угрожая примѣнить силу, надо отнести к числу позднѣйших наслоеній в воспоминаніях инж. Ломоносова[104]. Также "спокойно", по выраженію тогдашней телеграммы ген. Лукомскаго, проходили и эшелоны с фронта, К моменту, когда Иванов прибыл в Царское, а Николай II в Псков, по офиціальным данным, положеніе эшелонов было таково. Головной эшелон— 67 Тарутинскій полк дошел до мѣста назначенія — ст. Александровская; второй эшелон — 68 Бородинскій полк — достиг Луги; остальные находились в пути между Лугой и Псковом, Псковом и Двинском. Первыя войска, двигавшіяся с Западнаго фронта, прошли Полоцк. Задержка с продвиженіем вызвана была не "саботажем", а подготовкой ожидавшагося продвиженія императорскаго поѣзда.
С Бородинским полком и произошел тот самый лужскій эпизод, о котором упоминалось. Перваго в Лугѣ произошло возстаніе гарнизона, с бытовой стороны довольно ярко описанное кап. Вороновичем. Для февральских дней здѣсь можно почерпнуть много характерных черт, но остановимся только на интересующем нас сейчас эпизодѣ, как его излагает главное дѣйствующее лицо. Около 2 час. ночи в Лугѣ получено было телеграфное сообщеніе о приближеніи эшелона с бородинцами. В согласіи с установившейся для воспоминаній "лѣваго" сектора традиціей, Вороновіч пишет: "хотя прибывающій по частям эшелон ген. Иванова и не мог оказать никакого вліянія на событія, тѣм не менѣе Петроград распорядился, во избѣжаніе могущаго произойти безцѣльнаго кровопролитія, обязательно задержать и обезоружить бородинцев". (Из разсказа самого Вороновича довольно очевидно, что никаких "распоряженій" из Петербурга не могло быть получено). "Военный комитет, — продолжает Воронович, не знал, что ему предпринять: в эшелонѣ было до 2.000 человѣк и 8 пулеметов, в лужском же гарнизонѣ было не болѣе 1.500 вооруженных солдат, причем по тревогѣ можно было собрать самое большее 300-400. В запасном арт. дивизіонѣ всѣ пушки были учебныя, и ни одна из них для стрѣльбы не годилась, а во 2-ой особой арт. бригадѣ пушек совсѣм не было. Поставленное на платформѣ учебное орудіе являлось бутафорским, к пулеметам не было лент". Поэтому для разоруженія "бородинцев" рѣшено было прибѣгнуть к слѣдующей "уловкѣ". "Как только эшелон подойдет к вокзалу, три офицера (пор. Гуковскій, Коночадов (прап.) и я) выѣдут ему навстречу и начальническим тоном прикажут солдатам не выходить из вагонов, так как поѣзд сейчас же отправится дальше. Затѣм члены военнаго комитета войдут в офицерскій вагон, приставят к нему часовых и предложат командиру полка от имени Комитета Г. Д. немедленно сдать оружіе, пригрозив в случаѣ отказа открыть по эшелону артиллерійскій огонь". В качествѣ артиллеріи должно было фигурировать бутафорское орудіе. Командиру полка было рѣшено указать, что весь 20 тыс. гарнизон Луги примкнул к Петербургу, и всякое сопротивленіе является безцѣльным..."Все произошло так, как мы предполагали. Бородинцы мирно спали в теплушках, и никто из солдат не попытался вылѣзть из поѣзда"... Командир, полк. Сѣдачев, подчинился "силѣ". Солдаты отнеслись очень спокойно к требованію выдать винтовки, и сами стали сносить их на платформу. Одновременно вагон с пулеметами и ручными гранатами был отцѣплен и отвезен на запасный путь... Между тѣм стало разсвѣтать. Бородинцы с недоумѣніем посматривали на совершенно пустую платформу... Офицеры стали нервничать... Нужно было, как можно скорѣе, отправить бородинцев в Псков[105]... С трудом удалось уговорить командира оставить в Лугѣ нѣскольких офицеров и солдат для сопровожденія возвращаемаго оружія, а остальных немедленно направить в Псков. Послѣ отхода эшелона, в Петербург была послана ''краткая телеграмма с извѣщеніем о том, что бородинцы нами разоружены". Краткая телеграмма, очевидно, и превратила разоруженіе в "бунт" в мемуарной литературѣ, поддержанной и Шульгиным. Разсказ Вороновича вполнѣ подтверждается сохранившейся лентой разговора 2-го представителя Ставки со штабом Сѣвернаго фронта о том, как "68-й полк частично присоединился к лужскому гарнизону". Представитель Ставки, полк. Бармин, выслушав информацію, вполнѣ резонно замѣтил: "значит, никто не переходил на их сторону". Конечно, остается в высшей степени показательной для момента обстановка, в которой произошло разоруженіе Бородинскаго полка, — это как бы жизненная иллюстрація к словам в дневникѣ ген. Болдырева 28-го по поводу экспедиціи ген. Иванова: "Так не хотѣлось бы вовлекать во все это армію. За что еще хотят бороться — за призрак. Вѣдь кругом тайное и явное сочувствіе". Эту дѣйствительность революціонное чувствованіе и тогда уже стремилось разцвѣтить. До каких предѣлов может доходить подобная тенденція, показывает текст Шляпникова. Вот характерный из него строки (сравним с безхитростным разсказом Вороновича): "Стоявшій в Лугѣ гарнизон по своей революціонной иниціативѣ задерживал всѣ двигающіяся на столицу войска, разоружая их или поворачивая обратно. Двадцать тысяч штыков и сабель были наготовѣ и преграждали контр-революціи путь на Петербург. Двадцать батарей различнаго калибра были готовы первому сигналу смѣсти с лица земли любую часть осмѣливагощугося сопротивляться революціонной волѣ солдат лужскаго гарнизона. Добравшіеся другими путями просто перешли на сторону петроградских рабочих и солдат". Но и этого "просто" не было: головные эшелоны (Тарутинскій полк), дошедшіе до назначенія на ст. Александровская, сохраняли свою "лойяльность" до послѣдняго момента и распоряженіем военной власти были возвращены на фронт, в Двинск, окружным путем, дабы избѣжать возможнаго "конфликта" с лужским гарнизоном[106].
