ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества - Бохэннон Кэт

Непонятно, почему женщины с возрастом сохраняют слух лучше, чем мужчины. Среди ученых существует предположение, что женщины меньше заняты травмирующей уши работой, например разбиванием бетона отбойным молотком. Это важный фактор, но недостаточный, чтобы все объяснить. Даже среди мужчин и женщин, одинаково работающих в условиях повышенной громкости, мужчины чаще обращаются в клинику по лечению слуха, и – как правило, этот показатель в других областях у мужчин противоположен – они идут к врачу раньше, чем их коллеги-женщины.

Значит, мужские уши стареют быстрее, чем женские? Другими словами, это проблема ушей или глобальная проблема восстановления? И мужчины, и женщины рождаются с примерно двадцатью тысячами волосковых клеток в улитке каждого уха. Помимо отслоения мембраны, наиболее распространенной причиной потери слуха является разрушение и отмирание этих клеток. После восьмидесяти тугоухостью страдают и мужчины, и женщины в равной степени. Но до семидесяти у мужчин вероятность потери слуха более чем в два раза выше, чем у женщин. Так почему? Женские волосковые клетки каким-то образом лучше восстанавливаются? Есть ли у нас другие компенсаторные механизмы? Хорошо, что наши уши лучше приспособлены к плачу младенцев, и на этот счет можно привести множество эволюционных аргументов. Но то, что женщины сохраняют способность слышать более высокие частоты с течением времени, немного любопытно. Существует некоторая поддержка теории восстановления. Как я расскажу в главе «Менопауза», женские тела, похоже, лучше справляются со своим ремонтом, чем тела большинства мужчин. Но у нас пока нет четких ответов. Учитывая текущие исследования, следующие десять-двадцать лет могут пролить больше света на эти вопросы.

В конце концов, может быть, все снова сведется к поведению. Во-первых, когда женщины и мужчины находятся в одинаково громкой обстановке, женщины в среднем чувствуют себя более некомфортно. Этот дискомфорт может привести к тому, что женщины попытаются сбежать от шума быстрее, чем мужчины. В конце концов, вопрос не только в том, на что ваш сенсорный массив способен. Также важно, как вы им пользуетесь.

Усилители

В 2015 году мой парень пристрастился к Fallout 4, видеоигре, действие которой происходит в постапокалиптическом Бостоне – довольно скучном месте для проведения последних дней, на мой взгляд. Около двух месяцев квартира была наполнена звуками радиоактивных зомби, роботов и взрывов. У меня очень хорошие динамики. Высокие частоты разносятся по всему дому. Сабвуферы реально ревут. В нашей квартире началась война: он увеличивал громкость до уровня полного погружения, а я просила его сделать потише. В конце концов мы договорились, что он может оставить саундтрек (неплохую смесь американской поп-музыки середины века), если приглушит звуки оружия [99].

Верно дома, верно в лаборатории: мужчины лучше переносят шумную обстановку, чем женщины. Возможно, отчасти это связано с диапазоном обертонов, которые могут слышать типичные женские уши. Но если мы вернемся к метафоре стереосистемы, то причина, вероятно, также имеет какое-то отношение к усилителю.

Уши не являются пассивными приемниками. Они издают свой собственный звук. Глубоко в улитке внутреннего уха волосковые клетки издают серию крошечных щелчков, называемых отоакустической эмиссией (ОАЭ). Каждый раз, когда звук спускается от барабанной перепонки и среднего уха, волосковые клетки в улитке колеблются и щелкают, усиливая сигнал [100]. Темп и объем этих колебаний нарастают и убывают, как волны.

ОАЭ у женщин, как правило, сильнее и чаще, чем у мужчин. Различие настолько предсказуемо, что исследователи-акустики описывают внутреннее ухо как «маскулинизированное» или «феминизированное». Некоторые считают, что эти паттерны могут быть связаны с тем, почему самки многих видов приматов кажутся более чувствительными к шуму: если в ушах самок улитка усиливает звуковые сигналы больше, чем в ушах самцов, это, в принципе, может делать громкие звуки еще громче. И так не только у людей – даже у мартышек есть феминизированная ОАЭ, чуть более доминирующая в правом ухе, как и у большинства девочек.

Но если мы думаем о лице Пурги как о наборе сенсоров, готовом как для восприятия, так и для общения с ее потомством, то, возможно, нам следует отмотать пленку. Слух – не единственное, что мы делаем с нашими детьми. Хотя первый плач помогает подтвердить, что ребенок жив, при рождении млекопитающие делают с детьми нечто гораздо более древнее: нюхают их. Мы приближаем наши лица к детенышам, какого бы вида мы ни были, и вдыхаем их запах.

Нос

Задолго до того, как мы научились видеть и слышать, прежде чем мы смогли вообще что-либо почувствовать, мы могли обонять и ощущать вкус. Это обоняние: наша способность ощущать химические градиенты. С самого начала жизни одноклеточные должны были уметь различать в окружающей воде химические вещества и ощущать их концентрацию. Мы приближаемся к еде? Этот токсин уплывает дальше? Чем более мобильными мы становились, тем важнее было иметь возможность отслеживать различные химические вещества в окружающей среде.

Но наши одноклеточные предки для размножения не занимались сексом, как мы. Как только появился секс, мужское и женское обоняние начало расходиться, и «нос» (или орган обоняния любого рода) каждого вида был приспособлен к специфическим для пола потребностям его носителя.

Сотни миллионов лет спустя нос млекопитающей Пурги поднялся в прохладном сухом воздухе сумерек. Она чувствовала запах мха на коре, созревающих плодов, мускуса самца на соседнем дереве. Ее тело было более сложным, чем у ранних млекопитающих, как и ее социальная жизнь. Но, как и наши самые древние предки, она, по сути, чувствовала запах и вкус еды, секса и опасности.

Это по-прежнему верно для людей сегодня, и физиология в основном та же, за исключением того, что теперь химические датчики выстилают влажные трубки наших носовых ходов и крошечные губчатые утолщения на поверхности наших языков. Главную роль здесь играет нос. Вкус значительно ухудшается, когда мы не можем чувствовать запахи.

Обонятельная система человека

Органы слуха и зрения не занимают столько места, сколько обонятельная система – добрую треть объема нашего лица. Поскольку в обонянии задействованы молекулы, а не световые или звуковые волны, а в воздухе, которым мы дышим, содержатся миллионы различных молекул, для того чтобы чувствовать запах, требуется большая, влажная и теплая поверхность, усеянная сенсорами.

То, что наши носы могут разобраться в химическом мире вокруг нас, впечатляет. Подумайте о разнице между английским и китайским. В английском алфавите всего 26 букв, которые мы комбинируем для получения узкого диапазона звуков. Китайское письмо, однако, не фонетическое. Для каждого слова свой символ. Примерно 106 230 иероглифов [101].

В алфавите обоняния насчитывается примерно 400 известных рецепторов у человека и примерно 1000 известных рецепторов у млекопитающих, хотя большинство из них не функционируют в организме человека. Даже не считая нефункциональных, эти рецепторы составляют целых 2 % генома млекопитающих – поистине огромное количество. Так что же они строят? По сути, группа рецепторов немного напоминает перчатку кэтчера. «Уловить аромат» – удивительно точно сказано. Но каждый ген рецептора запаха строит перчатку одного типа, и каждая перчатка связывается только с одной молекулой нужного размера и формы. Поскольку воздух полон абсурдного количества молекул и запах любой из множества может быть важен для нас, легко понять, как геном может засориться информацией.