Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа

В Америке нашелся и свой ответ брит-попу: когорта групп во главе с The Strokes и The White Stripes, находивших остроумные, порой по-настоящему захватывающие способы перепридумать историю рока (вступление к “Last Nite”, зажигательному прорывному синглу The Strokes 2001 года, было основано на песне Тома Петти “American Girl”, записанной в 1977-м). По горячим следам это казалось нахальством, но потом перестало им казаться, когда стало понятно, что все современные рок-группы так или иначе заимствуют стиль и звук, а иногда и конкретные риффы, у своих предшественников. К 2010-м даже хэви-метал стал ретроориентирован: поклонники с нежностью отзывались о новых группах, вызывающих воспоминания о “классическом дет-метале” или “олдскульном блэк-метале”. Даже клановая вражда отчасти отступила, когда фанаты осознали, что многочисленные поджанры были не столько непримиримыми соперниками, сколько просто разными блюдами на музыкальном шведском столе, из которых молодые группы вольны выбирать то, которое им более по вкусу.

Гордый и громкий рок-н-ролл существует до сих пор, но культурная важность жанра в глазах большинства современных слушателей значительно уменьшилась – даже несмотря на то, что сама музыка и сегодня звучит отовсюду. Рок жив прежде всего как набор инструментов и приемов, чаще всего распространенных так широко, что многие слушатели их попросту не замечают. Например, поп-идол Шон Мендес чаще всего выступает с живой группой и любит аккомпанировать себе на гитаре. Но ни поклонники Мендеса, ни его критики не задаются вопросом, “настоящий” ли он рок-н-ролльщик – потому что сам термин сегодня кажется недостаточно осмысленным для того, чтобы вокруг него хотелось ломать копья. Прогрессив-рок-музыканты считали, что рок-н-ролл эволюционирует и растет над собой, – они стремились поскорее узнать, что будет с ним дальше. Но сегодня кажется, что история рока развивается не линейно, а циклично. Нет никакой общей эволюции, а есть постоянный процесс переоценки, в рамках которого определенные стили и приемы то выходят из моды, то входят в нее вновь. Тем не менее канон рок-н-ролла оказывается неожиданно прочным. Если сегодня вы скажете кому-то, что любите рок, ваш собеседник скорее всего предположит, что вам нравятся многие из тех самых групп, которые интересовали Памелу Де Баррес, когда та только начинала делать свою карьеру в Лос-Анджелесе: The Beatles, The Rolling Stones, возможно, Led Zeppelin. И, скорее всего, он окажется прав. Рок-н-ролл стал “репертуарной музыкой”, новым “великим американским песенником” для тех, кому не близок старый, классический “американский песенник” (который, в свою очередь, превратился в новую классику – его ценят знатоки и изучают в консерваториях).

Как-то ночью в 1969-м, незадолго до трагедии в Алтамонте, Памела Де Баррес обнаружила себя рядом с усилителями на концерте The Rolling Stones, глядящей на публику с точки зрения Мика Джаггера. “Волны людей, сдавливая друг друга, накатывали на сцену, подобно морю; тысячи глаз ни на мгновение не отрывались от магической фигуры М. Дж., – записала она в дневнике. – Это была мощь с большой буквы «М»”. Наверное, она думала, как и многие в те годы, что The Rolling Stones будут вечно обладать этой мощью и что никто никогда не сможет занять место Джаггера и других ее героев. За последующие полвека в мире рок-н-ролла случилось многое – но часто кажется, что жанр так и не выдвинул из своих рядов новых артистов, способных в полной мере заменить звезд первого призыва. Спустя много лет миллионы глаз по-прежнему неотрывно смотрят на них.

2. R&B

Эксклюзивная музыка

Летом 1960 года предприниматель из Детройта разместил рекламное объявление в Cash Box, журнале о рекорд-бизнесе: “На Среднем Западе появился новый лейбл, которому суждено занять почетное место среди лидеров музыкальной индустрии”. Лейбл назывался Tamla, а его основатель, как уточнялось в объявлении, был “одним из молодых, энергичных гениев современного музыкального бизнеса”. В то время немногие разделяли это убеждение, но, по крайней мере, в нем был уверен сам автор текста, самопровозглашенный гений Берри Горди-младший. Он стал владельцем целой грозди детройтских лейблов, которые вместе стали известны как Motown и которым удалось превзойти даже шапкозакидательский прогноз из рекламной заметки. На пике развития, в середине 1960-х, Motown, казалось, издавал только хиты, причем в количестве, достаточном для того, чтобы оправдать утверждение, помещенное на все его релизы: “Звук молодой Америки”.

Берри в самом деле был энергичен и мотивирован, а его талант заключался прежде всего в способности делать две не связанные друг с другом вещи одновременно. Он стремился управлять лучшей и крупнейшей рекорд-компанией в мире – но в то же время он был страстным поклонником ритм-энд-блюза. А ритм-энд-блюз, при всей его звуковой неоднородности, демографически определялся вполне однозначно – как музыка темнокожих. В разное время это обстоятельство среди представителей направления становилось поводом как для гордости, так и для досады. Так или иначе, когда Горди затевал свое предприятие, ритм-энд-блюз все еще занимал в рекорд-индустрии весьма маргинальное место. Некоторые популярные записи проникали в мейнстрим, но в целом жанр оставался прерогативой отдельных независимых лейблов и промоутеров. Культурный критик Амири Барака писал, что поначалу ритм-энд-блюз был “эксклюзивной музыкой”, имея в виду, что на раннем этапе она “исполнялась фактически эксклюзивно негритянскими артистами для удовлетворения запросов негритянской аудитории”.

Барака опубликовал эти слова в 1963 году в книге Blues People (“Люди блюза”), знаковом исследовании о взаимоотношениях музыки и расового вопроса. На протяжении 1960-х ритм-энд-блюз постепенно становился менее эксклюзивным, в значительной степени благодаря усилиям Горди – его оптимизм эхом отзывался и в звучании выпускаемых им пластинок. Одним из ранних хитов Motown стала песня “Way Over There” группы Смоки Робинсона The Miracles. Это была бодрая композиция о романтических отношениях на расстоянии: “У меня есть возлюбленный, он далеко-далеко в горах, и я знаю, что и мне нужно быть там”. В автобиографии Горди провел параллель между этими написанными Робинсоном строчками и его собственными профессиональными амбициями: “Мои мечты о счастье и об успехе Motown тоже простирались «далеко-далеко»”. Слушателям могло показаться, что это просто песенка о любви, но Горди слышал в тексте Робинсона свою собственную одержимость кроссовер-успехом.

Этот успех не пришел к нему автоматически. “Way Over There” заняла 94-е место в горячей сотне Billboard, основном поп-чарте того времени. К этому моменту у Motown в загашнике уже был поп-хит номер один – “Please Mr. Postman” группы The Marvelettes, и вскоре лейблу удалось закрепиться в хит-параде. Одним из показателей успеха Берри стало решение Billboard, принятое 30 ноября 1963 года: тогда журнал внезапно перестал публиковать отдельный чарт ритм-энд-блюзовых синглов, основанный на данных продаж и радиоротаций. По мнению редакции, жанр стал практически неотличим от мейнстримной поп-музыки и больше не нуждался в своем собственном хит-параде. Его вернули в 1965-м, с типичным для Billboard полном сокращений подзаголовком: “В «BB» новый чарт R&B” – на самом деле это был тот же самый восстановленный чарт горячих ритм-энд-блюзовых хитов. На вершине, разумеется, оказался один из релизов Motown: песня “My Girl” группы The Temptations, остававшаяся там шесть недель и в конечном счете достигшая первого места и в поп-чарте. В каком-то смысле она остается на вершине по сей день – это одна из композиций, всегда звучащих современно, настоящая американская классика. Главные “мотауновские” хиты 1960-х, такие как “My Girl”, находятся как будто за пределами любых споров о музыкальных вкусах: мы все их знаем и (если только не хотим показаться особенно строптивыми) любим – вне зависимости от того, какую музыку мы любим в остальном.