Крупные формы. История популярной музыки в семи жанрах - Санне Келефа

К концу 1970-х уже сами Боб Дилан и The Rolling Stones, разумеется, выглядели посланцами из прошлого – в конце концов, их первые записи вышли в свет соответственно в 1962 и 1963 годах. Название журнала Rolling Stone было прямо связано и с группой, и с дилановской песней “Like a Rolling Stone” 1965 года, и хотя считалось, что это издание о рок-музыке, на самом деле оно прежде всего было изданием о жизни и культуре второй половины 1960-х. В биографии Янна Веннера авторства Джо Хэгана самые лучшие и уж точно самые забавные отрывки – те, которые посвящены близким и не всегда простым взаимоотношениям главного героя, издателя Rolling Stone, с рок-элитой, о которой журнал высказывался постоянно и в основном благожелательно (годами исключением из этого правила был Пол Маккартни – возможно, оттого, что Веннер обожал Джона Леннона). В статье 1981 года по итогам очередного гастрольного тура The Rolling Stones Веннер объявил, что группа “заново определила границы рок-н-ролла, задав новые, современные музыкальные стандарты” и “исследовав новую территорию”; он также превозносил музыкантов за их новообретенную “зрелость” и трезвость (“флакончиков с лос-анджелесским кокаином нигде было не видать”), а еще назвал группу “живым сокровищем”. С последним было тяжело спорить: в 1981 году The Rolling Stones удивительным образом оставались столь же популярны, как и раньше, – а может быть, и более популярны. Незадолго до гастролей группа выпустила альбом “Tattoo You” – последний в числе ее определяющих работ. Главный сингл с него, “Start Me Up”, попал на второе место в поп-чарте Billboard – они больше никогда не забирались так высоко.

Одна из причин, по которой The Rolling Stones не казались устаревшими в 1981-м, – то, что многие новые группы стремились звучать по-старому. По мнению Веннера, единственным серьезным конкурентом Stones был Брюс Спрингстин, которого превозносили и критиковали за старомодность еще до того, как он стал по-настоящему знаменит. В 1974 году критик Джон Ландау написал в одном из бостонских еженедельников: “Я видел будущее рок-н-ролла, и его зовут Брюс Спрингстин”. Это было высокой похвалой, хотя в действительности Ландау понравилось в Спрингстине прежде всего именно то, как он вызывал к жизни призраки прошлого, напоминая журналисту восторг, в который десятью годами ранее его приводил рок-н-ролл 1960-х. В группе Спрингстина даже был участник, без которого рок-ансамбли давно привыкли обходиться, – саксофонист Кларенс Клемонс. Рецензия Ландау помогла и Брюсу, и самому критику, который вскоре стал менеджером Спрингстина и сопродюсером многих его записей.

Спустя годы в “Иллюстрированной истории рок-н-ролла” Rolling Stone музыкант удостоился более скептического отзыва. “Весь его образ проникнут обескураживающим ощущением дежавю, – писал его автор. – Это правда, что он хранитель традиции. Но добавляет ли он в нее что-то новое?” В конечном счете Спрингстин завоевал симпатии большинства критиков, став, с одной стороны, еще серьезнее, а с другой – еще популярнее. Альбом 1982 года “Nebraska” звучал шокирующе аскетично: записанный артистом в одиночку, дешево и сердито, он фокусировал наше внимание на Спрингстине как авторе-исполнителе. Но следующая запись, “Born in the U. S. A.”, оказалась настоящим блокбастером. Заглавная композиция с нее – один из символов 1980-х как таковых: патриотический гимн, если вслушиваться лишь в припев, песня протеста, если ограничиться куплетами (“Съездил в министерство по делам ветеранов / Мне сказали: «Парень, ну ты же все понимаешь»”), или и то и другое, если прослушать ее целиком.

После того как Брюс Спрингстин превратился в один из главных голосов поколения, его стало сложнее критиковать за чрезмерную ностальгию. Тем более что в начале 1980-х ощущение дежавю стало встречаться в рок-н-ролле все чаще. Группу The Knack недолгое время превозносили за то, что она возглавила протест рок-н-ролла против диско с песней 1979 года “My Sharona” – правда, в итоге The Knack обернулись классическим примером группы одного хита, то есть именно тем, в чем привыкли обвинять диско-исполнителей. Том Петти оказался куда крепче: рок-бунтарь с множеством запоминающихся песен и конфликтным нравом. В эпоху стремительно размножающихся жанров он заставил рок-н-ролл вновь зазвучать дерзко, хотя его нервные и звонкие песни были далеко не такими консервативными, как он их позиционировал. Не желая считаться преемником блюзовых музыкантов, Петти столь же резко возражал против любых попыток вписать его в актуальные музыкальные тренды: “Мы не хэви-метал-группа и не нью-вейв-группа, – заявил он в интервью журналу Musician в 1981-м. – Мы просто американская рок-группа”. Подобным же образом, с рок-музыкой, вдохновленной 1960-ми и нетронутой хэви-металом, к успеху пришли Хьюи Льюис, Джон Мелленкамп и, чуть позже, Мелисса Этеридж. Англичане Dire Straits стали мировыми суперзвездами со своим мерцающим, преображенным вариантом блюз-рока 1970-х. А еще новую аудиторию нашли некоторые рок-звезды прошлого: ZZ Top, блюзовая группа из Техаса, образованная в 1969 году, расцвела с появлением MTV; британский ветеран 1960-х Стив Уинвуд обнаружил себя на вершине американского поп-чарта в 1986-м и 1988-м; Эрик Клэптон, современник The Beatles, десятилетиями оставался в статусе бога рок-гитары.

Я был совсем юн, но хорошо помню, как в 1980-е старые рок-пластинки соперничали по популярности с новейшими хитами. В “Назад в будущее”, самом популярном фильме 1985 года, персонаж Майкла Дж. Фокса перемещается на машине времени в 1955-й и поражает аудиторию на школьной дискотеке исполнением песни “Johnny B. Goode” Чака Берри, хотя на самом деле та была записана только в 1958-м (в саундтрек вошла кавер-версия “Johnny B. Goode”, которую, как и заглавную тему фильма, “The Power of Love”, исполнила группа Huey Lewis & the News – и достигла с ней верхушки хит-парада). А песня Боба Сигера “Old Time Rock & Roll” 1978 года навеки ассоциируется у целого поколения киноманов со сценой из фильма “Рискованный бизнес” 1983-го, в которой Том Круз в белой рубашке, белых трусах и носках танцует и поет под ее фонограмму. “В сегодняшней музыке намного меньше души!” – рычит Сигер, озвучивая мнение, которое медленно, но верно превращалось в рок-н-ролльный штамп.

Рок-н-ролльная ностальгия не была чем-то принципиально новым: на Вудстоке выступала, в частности, китчевая ретрогруппа Sha Na Na, да и рефлексия групп 1970-х – все эти бесчисленные рок-н-ролл-песни о рок-н-ролле – тоже была формой ностальгии. Но в 1980-е появился новый радиоформат: классик-рок, с фокусом на культовых артистах из 1960-х, а также некоторых крупнейших рок-звездах 1970-х, в том числе Led Zeppelin и Pink Floyd. В отличие от некоторых других обозначений радиоформатов (например, MOR, сокращение от “middle of the road”^[5], популярное в 1960-е и 1970-е), это было довольно продуманным, потому что звучало серьезно и избирательно. Верные классик-року станции декларировали лояльность рок-музыке и обещали давать эфир только лучшим группам. Разумеется, к месту пришлось и то, что многие из этих ансамблей по-прежнему гастролировали и собирали аудиторию, даже если больше не выпускали хитов – я хорошо помню, как в 1989 году в машине приятеля слушал классик-рокового диджея, с восторгом анонсировавшего предстоящий тур группы The Who. Многочисленные диджеи (а также многочисленные слушатели) определенно солидаризировались с сетованиями Боба Сигера: в мире классик-рока “старые” артисты и были настоящим рок-н-роллом, а текущие поп-чарты выглядели лишь слабой имитацией. У молодых слушателей было все больше других опций выбора, помимо рок-н-ролла, а у немолодых оставалось все меньше воспоминаний о до-рок-н-ролльной жизни. Иными словами, рок-н-ролл старел.

Взлет гранжа по-своему лишь ускорил этот процесс. Курт Кобейн был мятежником, но по-настоящему ценил рок-н-ролл и его историю: вдохновившей его панк-революции уже самой было 15 с лишним лет, а первым синглом Nirvana стала кавер-версия “Love Buzz”, песни голландской группы Shocking Blue 1969 года. Как и кантри-роковые хипстеры 1970-х, многие музыканты-“альтернативщики” открыли для себя прелести винтажной культуры: одежда из секонд-хенда, запиленные старые пластинки. В Великобритании зародилось так называемое брит-поп-движение – к нему принадлежали группы, испытавшие безусловное влияние The Beatles и The Rolling Stones, хоть и зачастую высокохудожественно с ним работавшие. Главные из них, Oasis и Blur, записывали замечательные пластинки, сознательно остававшиеся в русле традиции, особенно в сравнении с тем, что тогда же выпускали многочисленные британские диджеи и продюсеры, соревновавшиеся за внимание слушателей и критиков. А в 2000-е группа Coldplay, менее модная, зато значительно более доступная, временно стала самым популярным рок-ансамблем в мире, отчасти отвергая эту традицию, отводя классический рок-н-ролл на второй план. Центром притяжения в Coldplay был не какой-нибудь виртуозный гитарист, а певец и пианист Крис Мартин, окончательно ставший селебрити после брака с американской актрисой Гвинет Пэлтроу.