Галина Ершова - Древняя Америка: полет во времени и пространстве. Северная Америка. Южная Америка
Но особенно мистически выглядели вороны. Это были огромные черные птицы, которые могут существовать только в индейских мифах. Они расположились с противоположной стороны каньона, прямо напротив нас, и, казалось, находились совсем близко. Наступали сумерки, и было изумительно тихо. Вороны сидели на деревьях и неторопливо переговаривались. Было ощущение, что мы присутствуем на собрании какого-то неизвестного народа, слышим, как участники разговаривают на своем языке, но ничего не понимаем и только судим о характере беседы по интонациям. Правда, моментами складывалось впечатление, что еще чуть-чуть – и все станет понятно. Странное явление – сумерки…
Вообще акустика в каньоне изумительная. Стоя наверху, можно не повышая голоса переговариваться с находящимся на территории скального дворца рэйнджером. (Рэйнджер в США – это не обязательно «крутой Уокер». Это может быть обыкновенный смотритель в национальном парке.)
Шеф спускаться внутрь каньона не стал. Он уселся наверху, на смотровой площадке, и, как обычно, остался в одиночестве наслаждаться приобщенностью к древности, рисуя себе картины далеких событий, примеряя к Меса-Верде образ мифической прародины майя. Правда, пока мы бродили по руинам, он успел обнаружить, что на камнях, из которых была сложена смотровая площадка, проглядывают покрытые мхом петроглифы! Камни для строительства, по всей видимости, были взяты где-то поблизости, и никому и в голову не пришло осматривать их. Тиахога по прозвищу, данному ей шефом, «Бешеная Дакотка» пришла в такой бурный восторг, что на петроглифы – углубления в форме ступни – сбежались смотреть все рэйнджеры.
Итак, что же такое поселения Меса-Верде? Больше всего они сравнимы с ласточкиными гнездами. Анасази выбирали ниши в отвесных стенах каньонов и начинали, приспосабливаясь к естественным углублениям, заполнять их постройками. Иногда такие поселения находились близко от дна каньона, а иногда несколько построек оказывались влепленными высоко на обрыве в щель между скальными породами. К наиболее крупным и известным относятся такие поселения, как «Скальный дворец», «Скальный дом двух историй», «Дом с балконом», «Дом среди елей».
Для строительства использовались шлифованные блоки известняка, скреплявшиеся глиной. Строительство велось постепенно. При этом задняя часть, где щель между полом и потолком пещеры-навеса образует протяженное пустое пространство, слишком низкое для постройки жилища, использовалось в качестве хозяйственных помещений. В этих естественных пустотах, как правило, складывали мусор или устраивали насесты для индюков. Примыкавшие к хозяйственному пространству задние комнаты, не имевшие доступа света и воздуха, использовались в качестве хранилищ запасов. Далее следовали прямоугольные, прилепленные одна к другой постройки, иногда образовывавшие несколько этажей. Там, где позволяла высота ниши, выстраивались чуть заужавшиеся кверху башни. Этажные перекрытия выполнялись с помощью деревянных балок, концы которых торчали из стен. Предполагается, что на некоторых из них крепились дополнительные навесные пристройки в виде балконов. Об этом свидетельствуют сохранившиеся дверные проемы «в никуда». Между «этажами» ставились деревянные переносные лестницы. Дома имели прямоугольные окна, а дверные проемы были трапециевидной или Т-образной формы. На переднем крае комплекса, на каменных платформах, располагались круглые полуподземные кивы. В древности они были крытыми и предназначались для проведения религиозных обрядов. В «Скальном дворце», например, насчитывается 200 комнат и 23 кивы. Археологи считают, что избыточное количество кив в этом комплексе может указывать на его особое ритуальное значение среди прочих поселков Меса-Верде. Каньон со «Скальным дворцом» в древние времена был практически недоступен для того, кто не знал, где расположен вход. Кроме того, этот единственный вход хорошо охранялся. А альпинистов, способных незаметно преодолеть несколько десятков метров отвесной скалы, в те времена, наверное, было немного.
Илл. 32. Меса-Верде. Дом Квадратной башни. XIII в.
Ковбоя Уэзерилла, втянувшего всю семью в обследование древних руин и заплатившего за это собственной жизнью, можно понять. Археологические исследования так же заразительны, как собирание грибов. В какой-то момент человеком овладевает азарт, ему начинает казаться, что еще чуть-чуть – и он найдет что-то очень особенное… Чаще всего так и выходит.
Тщательно обследуя руины, Уэзерилл однажды обнаружил в одном из строений Меса-Верде древнее погребение. Отодвинув большой валун, закрывавший дверной проем, и проломив внутреннюю стену, он оказался в помещении, которое показалось ему гробницей воинов анасази.
На земле лежали пять скелетов. На их черепа были аккуратно уложены 17 стрел. Между черепами стояли четыре высоких сосуда. Самый крупный скелет располагался на циновке. По одну сторону от него лежал лук, по другую стояли чаша и корзина изумительной красоты. Неподалеку лежал полый жезл длиной около 15 см с костяным наконечником и очень тяжелый лук. Тетива, сделанная из двух сплетенных вместе сухожилий, была, по словам ковбоя, «толще, чем карандаш».
Дон Ватсон, написавший подробнейшую книгу о жизни в Меса-Верде, собрал все сведения о жизни и смерти обитателей этих мест. Вот как рисуется из этих данных посмертная участь анасази.
Подготовка к погребению начиналась почти стразу после смерти человека. Ему обмывали тело и мыли волосы. Руки складывались на груди и связывались вместе в фиксированной позиции. Ноги подгибались. Связанное в скорченном положении тело заворачивалось в хлопковую ткань, а затем в перьевое покрывало. Наконец, сверток оборачивали циновкой и помещали в погребение.
Илл. 33. Олени в Меса-Верде бродят по дорожкам, иногда отбиваясь от слишком назойливых туристов
Илл. 34. Меса-Верде – столовая гора, давшая название парку и каньону
После того как выкапывалась или подбиралась могильная яма, туда помещалось закутанное тело в сопровождении инвентаря: украшений, оружия, орудий и др. Засыпав могилу землей и камнями, участники обряда возвращались домой и совершали «самоочищение» – мыли волосы, вызывали у себя рвоту, окуривали дымом одежду.
Могильники и погребения могли располагаться в разных местах. При хорошей погоде умершие могли быть погребены или на поверхности столовой горы, или где-либо в каньоне, в ущелье или нише. Иногда мертвых хоронили, просто засунув труп в первую попавшуюся щель в скальном грунте или в яму под крупным валуном, не заботясь ни о положении тела, ни об инвентаре. В условиях скальных пород и твердой, особенно зимой, почвы подобное решение проблемы с покойниками было естественным.
Встречаются и коллективные захоронения в центральной части пещер (гротов). Так, 92 скелета были извлечены в начале археологических работ с глубины от 1,40 до 2,10 м. А еще три скелета располагались в слое от 60 до 90 см.
Во время зимних холодов, когда грунт промерзал и был покрыт снегом, могилы часто рылись в больших, накапливавшихся веками мусорных кучах, насыщенных золой, располагавшихся прямо напротив заселенных скальных жилищ.
В некоторых случаях покойник замуровывался в пустом доме или закапывался в хозяйственном помещении в задней части пещеры-навеса. Помещенное в это пространство тело закапывалось таким великолепным сухим материалом, как зола, пыль, кукурузные початки, индюшиные перья. В подобных условиях влага быстро поглощалась, и тело таким образом ненамеренно мумифицировалось.
В течение трех дней душа умершего не уходила далеко от тела, и потому родственники каждое утро приносили ему еду и воду. На рассвете четвертого дня душа покидала тело и отправлялась к Матери-Земле, в потусторонний мир, и оставалась там некоторое время. После окончательного ухода души родственники опять проходили очищение и с этого времени старались не говорить и не думать об умершем, чтобы не навлечь на себя бед и болезней.
Обсуждая вероятность того, что именно отсюда могли некогда уходить предки древних майя, мы брели по дорожке меж деревьев… и вдруг прямо на нас вышли олени. Большой олень подошел совсем близко и хитро взглянул на невероятно довольного шефа. Вслед за первым оленем показалось еще несколько. Оленье семейство дружно вытаптывало газон, несмотря на запретительные надписи. Я достала верный «Зенит» и начала отщелкивать кадры, подходя все ближе и ближе к этим красивым животным. И тут меня остановил рэйнджер: оказывается, испугавшись или обороняясь, олени способны, встав на задние ноги, забить передними копытами человека насмерть! И такие случаи нападений уже были. Мой съемочный пыл сразу же охладел, а олени, поняв, что развлечение отменяется, развернулись и неторопливо ушли в лес. Шеф достал сигареты и демонстративно закурил на виду у постных американцев. Драться с оленями, слава богу, не пришлось. Но их наглость изумляла. Рейнджер пояснил, что, следуя программе восстановления естественного биологического состояния парка, было решено восстановить поголовье оленей. И тут я вспомнила душераздирающую историю, которую когда-то вычитала у Керама, о попытке разведения в парке индюков – единственной домашней птицы индейцев. Этот эксперимент обернулся настоящим бедствием для местного населения, и ликвидация его последствий потребовала огромных сил и средств[2].
