Михаил Сарбучев - Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола
Прошло без малого два века, а страна носится по кругу одних и тех же вызовов, принимая одни и те же негодные, провальные решения, растрачивая чудовищные ресурсы: материальные, человеческие, научные. Случайно? Вряд ли. Сумма случайных факторов дает случайные результаты. Если на протяжении двух столетий при трех сменившихся правительствах (полностью отрицавших предыдущие!) «мифы» и «коды» остаются неизменными, налицо полная преемственность политического курса. Это ОДНО, а не три государства. Современная Германия решает принципиально иные задачи и принципиально иными способами, чем Третий рейх. Пятая французская республика ведет совершенно иную внешнюю и внутреннюю политику по сравнению с Францией Наполеона Бонапарта. Украина — при всем бардаке с «мифами» и «кодами», схожем с российским, — не Другий Гетьманат Павла Скоропадского. Не потому ли нам так настойчиво навязывают реставрацию самодержавия, что вся кровавая мясорубка XX века была просто «отвлечением внимания на негодный объект», как это принято называть на языке спецслужб? «Чем вы ближе, тем меньше вы видите»[98]. Круг замкнулся. Если при дворе Николая I лучше говорили на английском, чем на русском, то при новом монархе (обязательно «великом» и «самом русском из всех русских») язык Пушкина и Толстого будет заменен на язык Шекспира уже официально. Характерно, что из всех Романовых, так методично уничтоженных большевиками, выжила только ветвь, имеющая прямое отношение к Британскому королевскому дому, Ганноверской династии.
Теперь самое важное — определить, а что же мы, собственно, понимаем под словом «Россия». Если Россия = царь-батюшка, то «врагами России» / «врагами народа» являются либералы, антимонархисты, сторонники демократических ценностей и республиканского правления. Если Россия = плацдарм для мировой революции, то главными врагами будут буржуазные националисты и буржуазия вообще, которые настроены отстаивать интересы национального капитала. А что бывает в стране, когда уничтожается национальный капитал? Правильно! Приходит ИНТЕРнациональный. Иначе говоря, страна последовательно становится колонией (и уже неважно чьей). Если носитель национальной идеи — армия, то логично, что военные видят благополучие державы в росте гособоронзаказа, повышении престижа воинской службы, увеличении денежного довольствия и пр. Это, в свою очередь, ведет к усилению милитаристской риторики. Но во всех случаях «русская», «державная» идея не будет национальной. Cui prodest? Кому выгодно? В первом случае — семье феодалов, во втором — иностранным предпринимателям, в третьем — военным чиновникам и их подрядчикам, то есть государственному бизнесу, который также плотно аффилирован с царем-батюшкой / генеральным секретарем / администрацией президента. И тут мы можем наблюдать определенную последовательность действий: 1856 год — уничтожение России как политической и военной силы в Европе, но время империй подходит к концу. Править начинает капитал. И враг наносит упреждающий удар: 1917 год — уничтожение России экономически, полное истребление национального капитала, класса собственников, которые могли бы составить конкуренцию (и уже начали составлять!) британским.
А что же народ? Очень размытое и лживое пропагандистское слово «народ» следует употреблять с массой оговорок.
Существуют две концепции национального развития. Первая — английская, когда нация четко делится на аристократию, которая, собственно, и является носителем суверенитета — сувереном, и на плебс, который нацией, по сути, не является. Единственной государствообразующей силой выступает аристократия/бюрократия. Вторая — франко-германская, когда носителем национальной идеи выступает «третье сословие»: лавочники, цеховики, мелкие товарные производители. Или, как сейчас модно говорить, «средний класс». Примечательна в этой связи фраза Отто фон Бисмарка «Все мы — народ, и правительство — тоже». Но кто будет аристократией в «новой» России? Вчерашняя номенклатура. Больше просто некому. То есть построение национального суверенитета как функции от номенклатуры автоматически означает реставрацию большевизма/феодализма и реанимацию бюрократическо-клановых интересов. Любой «возврат к истокам» становится лживой обманкой. Реставрация романовщины — колониальное правление, реставрация якобы «противного» ему большевизма — тем более.
И это очередной «национальный код». Русский ли?
В отечественной публицистике до сих пор национализм определяют как шовинизм. В западной же антропологии национализм разделяют на территориальный, гражданский и этнический. Этнический национализм является следствием экономической и политической модернизации в мультиэтничных/мультикультурных обществах. В современном мире (Европа, часть Восточной Азии) границы этноса примерно совпадают с границами национального суверенитета. Исключение — имперские и колониальные образования.
Для мыслящего человека в России всегда было важно внимание к традиции. Она и воспринимается как «национальное». Но к какой именно традиции? Ведь на каждую «древнюю» традицию найдется еще «более древняя». Сегодня удивительным образом вновь становится актуальным спор «западников» и «славянофилов». Однако следует признать, что сама терминология совершенно неудовлетворительна: границы понятий размыты и очень условны. Любопытно, что большинство «славянофилов» (А. С. Хомяков, Н. М. Катков, весь многочисленный клан Аксаковых) по совместительству были завзятыми англоманами (см. приложение 3: как ловко И. С. Аксаков, вроде бы верно критикующий английскую модель, подменяет понятие «аристократического монархизма» понятием «народный монархизм»). Фанатичным англоманом был и Н. М. Карамзин (см. «Записки русского путешественника»). В этой-то среде и начал кристаллизоваться, а к концу XIX века обрел окончательные очертания миф[99] о «мистической монархии» и «особой миссии» России. Туземцам нужны бусы, иначе будут бунтовать и могут догадаться, что «царь-то ненастоящий»!
Но туземцами хотели быть далеко не все.
Так, 3 октября 1830 года из-под пера М. Ю. Лермонтова выходит текст, озаглавленный «Новгород»:
Сыны снегов, сыны славян,
Зачем вы мужеством упали?
Зачем?.. Погибнет ваш тиран,
Как все тираны погибали!..
До наших дней при имени свободы
Трепещет ваше сердце и кипит!..
Есть бедный град, там видели народы
Всё то, к чему теперь ваш дух летит.
Назад, в будущее! Совершенно неактуальный в XX веке спор Москва VS Новгород во времена автора «Мцыри», оказывается, мог быть основой для метафорических построений. Древний Новгород предстает абсолютным идеалом свободы, равенства и братства в противовес самодержавной царской Москве. Свобода и народовластие — не это ли «национальный код» и национальная идея? Говорите, русским не свойственны демократические традиции? Ну-ну…
В рукописи стихотворение не закончено и зачеркнуто. Но «вечевая» тема в творчестве Лермонтова, как и вообще тема поиска национальной идентичности, отнюдь не проходная. В стихотворении «Поэт» (1839) есть такие строки:
…Твой стих, как божий дух, носился над толпой
И, отзыв мыслей благородных,
Звучал как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных.
Народ, вече и логично вытекающее из него благородство мыслей объединены не случайно. «Славянофилы» любят цитировать отрывок из «Вадима»: «Русский народ, этот сторукий исполин, скорее перенесет жестокость и надменность своего повелителя, чем слабость его; он желает быть наказываем, но справедливо, он согласен служить — но хочет гордиться своим рабством, хочет поднимать голову, чтоб смотреть на своего господина, и простит в нем скорее излишество пороков, чем недостаток добродетелей!» Вот оно — доказательство неизбывного рабства, имманентно присущего таинственной русской душе! Однако, как и всегда в таких случаях, следует посмотреть контекст. Все это говорится на фоне постоянных отсылок к Наполеону. Лермонтов, как и многие образованные люди того времени, восхищался Наполеоном, видя в нем образ идеального харизматического национального лидера: «…что был Наполеон для вселенной: в десять лет он подвинул нас целым веком вперед» или «…разве нет иногда этого всемогущего сочувствия между народом и царем? Возьмите Наполеона и его войско! — долго ли они прожили друг без друга?».
Как сильно на восприятие идеи способен влиять контекст! Казалось бы, текст один и тот же, но как меняется смысл, если мы осознаем его не на фоне азиатской деспотии, а на фоне европейских традиций рыцарства. По сути, Лермонтов выразил то же самое, что спустя годы скажет немецкий писатель Ф. Л. Ю. Дан: «И у вассала есть честь — она называется верность». Образ Наполеона, конечно же, двойственен. С одной стороны, это захватчик, получивший достойный отпор, с другой — освободитель народов. Русские не могли не знать, как Бонапарта воспринимали в Северной Италии, оккупированной Австрией, Польше… Наполеоновские войны — время, когда взамен Европы империй приходит Европа наций. И тут бы лидера, который будет больше русским, чем царем, как Наполеон был больше французом, чем императором. Но его нет. Романовы не в состоянии сформулировать национальную идею.
