Михаил Сарбучев - Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола
Ключевое внимание уделяет национальной мифологии английский философ и социальный антрополог Эрнест Андре Геллнер[96].
В начале этой книги мы договорились, что идеи, высказываемые в ней, по большей части будут носить характер гипотез. Позволю себе выдвинуть гипотезу уже в отношении современности: здесь вроде бы и источники есть, и раскопок проводить не надо, однако причины и следствия так перепутаны, «культурные слои» так перемешаны, находки похоронены под таким ворохом информационного мусора, что до истины добраться ничуть не проще, чем до погребальной камеры Гнёздовского кургана.
Моя гипотеза такова. Предположим — ну, чисто умозрительно, — что у России есть враги. Намеренно не буду проводить никаких этнических аналогий, поскольку враги определяются не национальной принадлежностью, а конфликтом интересов. Сегодня наши интересы могут вступать в конфликт с интересами Британии, завтра — Польши, послезавтра — Науру (последнее, видимо, не за горами). Итак, дано: с одной стороны имеется мощная, талантливая, успешная нация (неважно какая!), с другой — некая выстроенная десятилетиями система кланово-феодальных международных отношений, позволяющая обогащаться узкой группе принципалов, которые видят в этой нации (неважно какой!) угрозу своему благополучию. Уничтожить эту группу, во-первых, не так просто: прямое боестолкновение связано с большими потерями, как показала хотя бы Восточная война. А во-вторых, за последние 200 лет концепция войны сильно изменилась. Если раньше высшим достижением военной науки было уничтожение врага, то современная концепция предполагает не уничтожение, а управление врагом.
Управляемый враг очень удобен. Он не причинит вреда, но может принести много пользы, например, выступить в роли мальчика для битья, «оси зла», государства-изгоя, а также «надувного чудища» перед некими туземцами (скажем, в Афганистане), чтобы удобнее было взять на себя роль «миротворца», и т. д.
Естественно, это комбинации многоходовые, многовариантные, и доступны они только хорошо подготовленным операторам, в чьих руках даже не СМИ: СМИ — это пошло, обыватель уже давно научился различать, где хвост машет собакой, а где наоборот. В руках данной группы прикормленный «креативный класс», который за немалые деньги создает «коды», «идеи» и «мифы». Случайно ли одним из самых высокооплачиваемых в СССР был труд писателя? А кто такой писатель? Человек, создающий миры. И в зависимости от того, насколько эти миры привлекательны, насколько хочется ассоциировать себя с ними и жить в них, более или менее успешно сохраняется status quo. Как большинство образованных русских представляет себе события 1812 года? По роману Толстого «Война и мир» и стихотворению Лермонтова «Бородино». События Второй мировой войны? Преимущественно по продукции киноконцерна «Мосфильм».
Событие становится фактом национальной истории лишь после того, как было осмыслено деятелями культуры. Но случается и так, что само событие отсутствует, а литературно-художественное осмысление есть. Пример — пресловутое «татаро-монгольское нашествие». Большинство представляет его исключительно по трилогии Яна. Но это не единственный пример. Сила искусства велика. Оно заставляет сопереживать, вызывает эмоции, которые редки в реальной жизни. Оно формирует уникальный опыт переживаний. Так, заставляя переживать опыт поражений, не существовавших в реальности, оно записывает в «национальный код» популярный ныне в молодежной среде американизм «лузер». А теми, кто уже многократно пережил боль поражения и привык к ней, проще управлять. Образ лузера становится частью коллективного бессознательного. Ох, не так уж и глуп был Михайло Васильевич Ломоносов, когда правил Вольтера и требовал от Мюллера выбирать выражения, в которых тот описывал перемещения славянских племен древности (см. приложение 1).
Однако есть и другая, не менее серьезная опасность. С помощью «креативного класса» можно создать не только поражение из победы, но и победу из поражения. Можно присвоить событиям смыслы, которых они изначально не имели. Наиболее грубо, но в то же время ярко данная технология представлена в так называемых тоталитарных сектах. Человеку внушают, например, что иметь любую собственность грешно. По мере осознания им своего греха собственность перетекает в карман главы секты, а в простых «прихожанах» воспитывается дух «нестяжательства» и «жертвенности». Этим, кстати, славился и советский агитпроп. Да сама мифология Страны Советов была создана несколькими десятками писателей, поэтов, режиссеров, сценаристов. Союз писателей — одна из мощнейших структур советского агитпропа, который, замечу, остался практически не реформированным.
В результате создается система координат, в которой противник заранее обречен на поражение. В конфуцианской традиции это формулируется сентенцией «Трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет».
Задавая ложные парадигмы, потенциальным противником легко манипулировать. Можно создать «сверхценную идею» (например, проливы Босфор и Дарданеллы) и направить творческий потенциал сотен тысяч умов на поиск черной кошки мнимого геополитического могущества, в то время как самим сосредоточиться на актуальных задачах, например на контроле над информационными потоками. Для Вещего Олега щит на вратах Царьграда был эпизодом, одним из множества. Для Романовых — стал несбыточной мечтой, «священной коровой», idée fixe, что полностью исключило Россию из европейской политики на долгие годы.
Идем дальше.
Если мы применим идею Прайса к России XIX века и сравним ее с Россией XX века, то без особых усилий увидим, что большинство «мифов», «кодов» и других «национальных скреп» осталось практически без изменений. Россия Романовых и Советская Россия отличаются друг от друга куда меньше, чем Русь Рюриковичей и Россия Романовых. Вот и становится понятным, откуда у Романовых взялись еще 95 лет правления!
При Николае I формируется образ («миф») России как противовеса Европе на «идейной»/религиозной почве. Советская Россия также видит себя «идейным» противником «прогнивших буржуазных демократий», естественно безнравственных, естественно уходящих и вообще неправильных. Черчилль услужливо подбрасывает идею железного занавеса, как до этого лорд Керзон устанавливает линию, за которую русским лучше не переступать. Во время Крымской войны Россия подается пропагандистами как «единый военный лагерь, окруженный врагами». Тот же образ подхватывают большевики как в Гражданскую, так и после. Начальную военную подготовку в гимназиях ввел не кто иной, как Николай I. Известный критик и историк литературы А. М. Скабичевский свидетельствует: «От каждого учебного часа в гимназиях было взято по четверти часа, и из этих четвертушек составилось по два часа ежедневно, которые были посвящены ротному и батальонному учению, для чего были командированы из ближайшего к нам кадетского корпуса офицеры»[97].
Формальным поводом для Крымской войны послужила оккупация Молдавии и Валахии; спустя 90 лет оккупация Советским Союзом Бессарабии и Буковины стала поворотной точкой в отношениях с Берлином, приведшей к катастрофе. Политика Российской империи была направлена на приращение территорий, в этом по традиции (да и сейчас; см. учебник Пчелова) видится единственный критерий успеха правителя. Соответственно, распад СССР воспринимается как утрата юрисдикции центра (императора) над территориями — естественно, со знаком «минус». Потенциал появления трех русских государств (Россия, Украина, Беларусь) вместо одного безнационального СССР воспринят и оценен не был.
Николаевская Россия прославилась как «жандарм Европы», палач Польши и Венгрии; СССР аналогичным образом отметился в Праге и Будапеште. При Николае I за основу национального мифотворчества берется концепция Карамзина, ключевыми пунктами в которой стали миф о нашествии «татарских монголов» и миф о «крещении Руси». Оба мифа призваны затушевать провальное (за редчайшими исключениями) правление династии Романовых. И оба пункта считаются аксиомами в современной российской историографии. А в качестве финального аккорда — канонизация последних Романовых.
К подобному объяснению «временных» неудач (хотя правильнее назвать их постоянными) прибегали и большевики. Подобно тому как Карамзин все валил на «татар», хрущевские «соловьи» все валят на фашистов. Материальный ущерб от войны не полностью изжит до сих пор! (Как страна-победительница умудрилась в этом плане столь катастрофически отстать от практически стертых с лица земли Германии, Италии и Японии — загадка.) Человеческие потери с момента окончания войны выросли втрое! От 8–9 млн при Сталине, 20 млн при Брежневе — и до 30–35 млн в настоящее время. Как будто война все еще продолжается! Может быть, не каждый солдат должным образом похоронен, но число потерь не может превышать списочный состав вооруженных сил! Не удивлюсь, если через пять лет «откроется», что правильная цифра — 40 млн. Кстати, вот и объяснение, зачем нам нужна армия гастарбайтеров! Сталин ощущал себя наследником царской империи, о чем не стеснялся говорить открыто. Одним из пунктов переговоров в Берлине (Молотов — Риббентроп), опять же, стала судьба проливов Босфор и Дарданеллы. Имперская политика совершенно в духе Николая I и по сей день проводится в Средней Азии и на Кавказе.
