Наум Синдаловский - И смех, и слезы, и любовь… Евреи и Петербург: триста лет общей истории
При этом, отдавая заслуженную дань солдатам Великой войны, нельзя забывать и о миллионах граждан, мобилизованных на защиту Отечества не по воинскому долгу, но по требованию собственной гражданской совести. В контексте нашего повествования речь идет о ленинградцах в условиях жесточайшей в истории человечества Блокады. Среди блокадников были тысячи евреев. Они работали на заводах и фабриках, в учебных и воспитательных учреждениях, в больницах и госпиталях.
В годы Отечественной войны, с 1941 по 1944 год, в осажденном Ленинграде находилась поэтесса Вера Михайловна Инбер. Она прославила мужество ленинградцев-блокадников в поэме «Пулковский меридиан».
Вера Инбер родилась в Одессе. Ее отец, купец второй гильдии Моисей Филиппович Шпенцер, был владельцем типографии и одним из руководителей научного издательства «Матезис». Мать, Фанни Соломоновна, учительствовала, преподавала русский язык и заведовала казенным еврейским училищем для девочек. В их семье жил и воспитывался Лев Троцкий, приходившийся Вере Инбер двоюродным братом. Кстати, современники вспоминают, что у Веры Михайловны «всегда были испуганные глаза». На то были причины. Вдобавок к своему родству с Троцким она, как выяснилось, печаталась в еврейских изданиях, переводила с идиша, на котором говорила с детства, и успела в 1920-х годах опубликовать прозу, за которую позже вполне могла попасть в обойму безродных космополитов.
Вера Инбер
По литературной легенде, Владимир Маяковский однажды посвятил Вере Инбер, с которой они не сошлись в некоторых литературных оценках, довольно едкую эпиграмму, вульгарная двусмысленность которой особенно жестко воспринимается на слух. У этого рифмованного каламбура множество вариантов. Приводим один из них:
Ах, у Инбер, ах, у Инбер
Что за глазки, что за лоб!
Все смотрел бы, все смотрел бы,
Все смотрел бы на неё б.
Мы позволили воспроизвести эту эпиграмму исключительно потому, что по той же легенде считается, что Вера Инбер не обиделась на известного и общепризнанного озорника и шалуна Маяковского.
Стало уже общим местом упоминание об особой странице в истории Блокады, вписанной работниками легендарного блокадного Ленинградского радио. Без нее не обойтись и в нашем повествовании. С 1936 года Ленинградский радиокомитет разместился в доме бывшего Благородного собрания на Итальянской улице, 27, построенном в 1912–1914 годах по проекту архитекторов братьев Василия, Владимира и Георгия Косяковых. Студии располагались на седьмом этаже. Подниматься было трудно, лифты не работали, и с тех самых пор в арсенале городского фольклора сохранилась блокадная поговорка: «Хорош блиндаж, да жаль, что седьмой этаж».
В то страшное, или, как говорили блокадники, «Смертное время», голос Ленинградского радио ни на один день не прерывался. Этот неумирающий голос доносили до блокадников их любимые дикторы и артисты, в фольклорные имена которых ленинградцы навсегда вписали слово «блокадный». «Блокадная муза» – Ольга Берггольц, «Блокадный соловей» – артистка Галина Владимировна Скопа-Родионова, «Блокадная артистка» – Мария Григорьевна Петрова. На ленинградском радио работал диктор Михаил Наумович Меланед, лестное прозвище которого также сохранилось в городском фольклоре. По воспоминаниям блокадников, он великолепно читал тексты, и его называли «Ленинградским Левитаном». Во время блокады он в радиоэфире объявлял воздушную тревогу.
Во время блокады в Ленинграде работал выдающийся российский и советский физик, организатор науки, обыкновенно именуемый «Отцом советской физики», академик, вице-президент АН СССР Абрам Федорович Иоффе. Чтобы понять значение вклада академика Иоффе в науку, достаточно напомнить, что в сентябре 1942 года Иоффе по распоряжению И. В. Сталина дал старт советской атомной программе. В ноябре 1960 года имя А. Ф. Иоффе было присвоено основанному им Физико-техническому институту АН СССР.
Абрам Федорович Иоффе
На протяжении всей своей истории институт являлся школой для молодых ученых в области физики твердого тела и полупроводников, или «колыбелью русской физики», как высокопарно любили говорить в советских средствах массовой информации. Здесь начинали свою деятельность многие выдающиеся ученые, приобретшие со временем мировые имена: Л. А. Арцимович, А. П. Александров, Я. Б. Зельдович, И. В. Курчатов, Н. Н. Семенов, Ж. И. Алферов, Ю. Б. Харитон. За глаза и ученики, и коллеги с любовью и почтением называли Абрама Федоровича «Папа Иоффе», а Физико-технический институт, возглавляемый им: «Детский сад имени папы Иоффе».
В 1942 году за исследования в области полупроводников ему была присуждена Сталинская премия. Понятно, что он не смог не стать героем городского фольклора. «Рабинович, вы слышали, что академик Абрам Иоффе изобрел полупроводники?» – «И что это такое?» – «Похоже, это когда один проводник на два вагона». Однако ни всенародная любовь, ни заслуги перед наукой, которые в первую очередь расценивались как заслуги перед партией и правительством, не смогли уберечь ученого от изощренного государственного антисемитизма. В 1950 году, на пике кампании против космополитизма, он был снят с поста директора Физико-технического института и выведен из состава ученого совета.
Абрам Федорович Иоффе скончался в своем рабочем кабинете 14 октября 1960 года. Его прах покоится на Литераторских мостках Волкова кладбища. На его могиле установлен памятник работы М. К. Аникушина.
Именем Иоффе назван кратер на Луне и научно-исследовательское судно. В 1964 году перед зданием Физико-технического института установлен памятник А. Ф. Иоффе. Такой же бюст украшает Большой актовый зал института. На зданиях, где в разное время работал Абрам Федорович, установлены мемориальные доски. В 2001 году площади между главными зданиями ФТИ имени А. Ф. Иоффе и Политехнического университета присвоено название: площадь Академика Иоффе.
Несмотря на все то, о чем мы говорили выше, даже после окончательного снятия Блокады Ленинграда, партийная власть относилась к евреям подозрительно. По свидетельству современников, евреев, выехавших из осажденного города по Дороге жизни, обратно в Ленинград старались не пускать. Сохранился издевательский анекдот. Генерал проверяет списки эвакуантов, подлежащих возвращению. «Так… Иванов… пусть едет. Петров пусть едет. Сидоров пусть едет». Генерал ставит галочки против каждой фамилии. «Рабинович… Гм… Ну, этот и сам приедет!» И вычеркивает Рабиновича из списка.
На этом фоне продолжались антисемитские вымыслы о том, что евреи воюют на «Ташкентском фронте», с намеком, что они все эвакуировались в глубокий тыл, о том, что они трусы и не умеют ни работать, ни воевать. Евреи на это ответили анекдотом с характерным национальным юмором.
У памятника Суворову в величественной позе стоит генерал. Мимо проходит старый еврей. «Товарищ генерал, – с сильным акцентом обращается он к генералу, – это памятник Суворову?» – «Суворову, Суворову», – передразнивая и сильно картавя, отвечает генерал. «Да что же вы мне-то подражаете? Вы ему подражайте», – ответил старик.
К началу третьего тысячелетия твердыми продолжателями дела Ленина-Сталина оставались только настоящие патриоты. Их лозунг всегда был последовательным и недвусмысленным: «Октябрьская революция – это результат жидомасонского заговора… и мы никогда не отступим от ее завоеваний». А евреи улыбались и сокрушенно напоминали антисемитам: «В России осталось всего два русских патриота. В Москве – Кобзон, в Петербурге – Розенбаум».
Тлеющие угли антисемитизма время от времени вспыхивают. Понятно, что не сами. Их старательно пытаются превратить в пламя. После спектакля «Евгений Онегин» в Мариинском театре к дирижеру за кулисами подходит еврей. «Скажите, пожалуйста, Онегин – еврей?» – «Нет». – «А Татьяна?» – «Нет». – «А Ольга?» – «Нет». – «А Ленский?» – «Да», – раздражается дирижер. – «Ну вот, сразу и убили».
Если угли разгорелись недостаточно, можно подбросить еще один анекдот. «Скажите, пожалуйста, где здесь синагога?» – «Простите, а что это такое?» – «Ну это где евреи собираются, поют». – «А! Это у нас называется филармония. Так это за углом».
Поэты и писатели
Традиционно евреи играли заметную роль в русской культуре.
В 1891 году в Варшаве, в еврейской семье родился один из крупнейших поэтов серебряного века Осип Эмильевич Мандельштам. Отец Мандельштама, Эмилий Вениаминович, был мастером перчаточного дела, состоял в купцах первой гильдии. Это давало ему право жить вне черты оседлости. Мать, Флора Овсеевна Вербловская, была музыкантом. В 1897 году семья Мандельштамов переехала в Петербург. Осип получил образование в Тенишевском училище. К 1911 году дела семьи пошатнулись. Для того чтобы обойти квоту на иудеев при поступлении в Петербургский университет, Мандельштам крестится.
