О Рогова - Богдан Хмельницкий
- Панове запорожцы, - объявил кошевой, - мы решили с Хмельницким, что всем идти с ним незачем: достаточно татар и восьми тысяч запорожцев. В Украине пристанут к нашему войску еще городовые казаки. Остальные же разойдитесь до господы и будьте наготове явиться по первому требованию.
Теперь Богдан уже имел власть над всем войском запорожцев. Он как будто вырос, приказания отдавал не торопясь, толково, готовился к походу умело и уверенно.
Ой взяв свою миленьку
За рученьку биленьку
Повив и в комирочку...
Ивашко Довгун в это время был занят своими делами. Он устраивал Катрю с Олешкой в их новом помещении и целыми днями пропадал на острове.
- Кажись, совсем свихнулся хлопец, - махнул на него рукой Богдан.
Как-то вечером Ивашко вернулся домой сильно возбужденный и на вопрос Хмельницкого отрывисто проговорил:
- С Никитой Кустарем поссорился!
- С каким Никитой? - переспросил Богдан.
- Да тоже с запорожцем, мы с ним давно не в ладах. Еще мальчишками дрались, когда верхние курени выходили на нижние. Он мне всюду и во всем старается шкоду учинить: то потраву устроит, то землю оттянет; все я ему прощал, а уж на этот раз не спущу, хотя бы до самого кошевого дойти пришлось, уж быть Никитке битым.
- Что же он тебе сделал? - спросил Богдан.
- То и сделал, что вздумал своих волов на моем лугу пасти, да еще там, где Катря, на островке. Прочуял он, видно, что я часто на тот островок езжу; который день за мной, как кошка за мышью, крадется. Сегодня утром подъезжаю к острову, а он уж тут как тут со своими волами. Я его гнать, не идет... Что тут делать? По счастью Олешка, видно, подслушала наш разговор, - ни она, ни Катря не показались. Постоял, постоял я... и уехал с острова. Нарочно пальцем не тронул, буду на него суду жаловаться, на счет потравы у нас строго... Пусть его хоть раз проучат.
Хмельницкий попробовал было отговаривать Ивашка, но тот и слушать не хотел.
На другой день рано утром Довгун отправился в паланку, так назывался окружной суд, помещавшийся на границе самой Сечи и ведавший дела запорожцев, живших вне куреней. Этих паланок было несколько. Ивашко отправился в свою, к которой принадлежал его участок. Он изложил свое дело паланковому судье и дождался, пока послали за обидчиком. Никита Кустарь явился с калачем, также как и Ивашко. Скромно положил он его на стол перед судьей и остановился в почтительной позе. Это был ловкий, видный казак с рыжим чубом и длинными рыжими усами, с рысьими глазками и немного рябоватым лицом.
- Жалуется на тебя казака Ивашко Довгун, - начал судья, что ты на его лугу пас своих волов. Что ты на это скажешь?
- Доложу вам, пане добродзею, - отвечал Никита, что я точно пас своих волов на лугу на островке, а что этот луг Ивашкин, я не знал.
- Я ему говорил, пан судья, - вмешался Довгун, - что этот луг мой, а он все-таки остался пасти волов.
- Смею вам доложить, пане добродзею, - невозмутимо возразил Никита, что Ивашко приехал на остров, накричал что-то, накричал, а толком ничего не сказал.
Судья старался помирить их.
- Заплати ему за потраву! - уговаривал он Никиту.
- Смилуйтесь, пан судья, за что же я буду платить, когда я не знал, что луг чужой.
- Прости ему эту потраву! - обратился судья к Довгуну.
- Ну, уж нет, пан судья, я ему много прощал, а на этот раз надо его и поучить.
Судья развел руками.
- Если уж вы оба такие упрямые, то я для вас ничего сделать не могу. Идите в Сечь, там вас рассудят.
Оба казака сели на лошадей и поскакали в Сечь.
- В чей же курень мы сперва пойдем? - спросил Никита, когда они запаслись хлебом-солью и въехали в ворота крепости.
- Пойдем, брат, в мой курень! - отвечал Довгун.
- Ну, хорошо, пойдем, пожалуй, и в твой, - согласился Никита.
- Здорово, батько! - сказали казаки атаману, входя в курень.
- Здоровы будьте, панове молодцы! - отвечал атаман. - Садитесь, гости будете.
- Нет, батько, некогда нам сидеть, у нас к тебе дело.
- Ну так говорите, в чем ваше дело.
Ивашко рассказал обо всем, что случилось, не забыв упомянуть и о суде в паланке.
Атаман внимательно его выслушал и обратился к Никите.
- Какого ты куреня, братец?
- Переяславского, - ответил тот.
- Гей, хлопцы! - крикнул атаман своих слуг. - Подите, попросите ко мне атамана Переяславского куреня.
Минут через десять пришел атаман. Выслушав обе стороны, атаманы начали советоваться друг с другом и затем обратились к тяжущимся.
- Вы уже судились, братцы, в паланке?
- Судились! - отвечали они с поклоном.
- Отчего же вы не помирились? Ты, Никита, учинил потраву, ты и должен заплатить. Ты, Ивашко, должен ему простить и не иметь на него никакой обиды.
- Не заплачу я ему ничего! - упорствовал Никита. - Он меня тоже обидел, и вором, и разбойников назвал, а я чем же виноват, я не знал, что луг чужой.
Наконец, атаманам надоели уговоры. Они вместе с казаками отправились к войсковому судье. Казаки опять запаслись хлебом-солью. Сперва вошли атаманы, поклонились, поздоровались с судьей. Затем вошли и казаки.
- Кланяемся вам, пане добродзею, хлебом и солью.
- Спасибо, панове молодцы, за хлеб и за соль! - отвечал судья и, обращаясь к атаманам продолжал:
- А какое у этих казаков дело?
Ивашкин атаман подробно изложил дело. Судья внимательно выслушал и обратился к Никите.
- Ты, братец, я вижу упрям. Судили вас и паланка, и атаманы, да и я присуждаю тоже; ты со всех сторон виноват и должен удовлетворить обиженного... Согласен, что ли?
- Нет, пане добродзею!
Судья даже вскочил с места.
- Ну, уж и казаки же у вас, панове атаманы, - ведите их к кошевому, там им будет конечный суд и расправа. А вы, братцы, забирайте с собой ваш хлеб-соль, мне его не нужно.
- Да ни, добродзею! Мы себе опять купим на базаре.
- Забирайте, забирайте! - строго крикнул на них судья и сунул им калачи в руки. - Не держите атаманов, да и меня не задерживайте: у меня не одно ваше дело.
Делать нечего, отправились к кошевому. Опять пошли поклоны, хлеб-соль, допросы и расспросы, опять все дело было подробно рассказано.
Кошевой помолчал немного, подумал и потом обратился к Никите.
- Ну, так как же, братец, думаешь рассчитаться с этим казаком? Решала вас и паланка, и атаманы, и судья войсковой, дошло дело и до меня. Я признаю, что дело ваше решено справедливо, ты во всем один виноват: забрался с волами на чужой луг, волы траву поели, казак тебя гнал, ты не пошел, значит, надо тебе за потраву платить. Что же ты мне скажешь? Согласен ли ты удовлетворить обиженного?
- Ни, вельможный пане, не согласен, воля ваша!
- Гм! - промычал кошевой, с любопытством рассматривая казака. Так-таки и не согласен? Ну, хорошо.
Он встал и вышел из куреня.
Атаманы и казаки думали, что суд кончился, и, кланяясь, проговорили:
- Прощай, вельможный пане!
- Прощайте, панове молодцы, прощайте, да нас не забывайте.
И крикнул при этом на весь двор:
- Гей, сторожа, киев!
Вмиг сбежались слуги и принесли целые связки палок.
- Ну-ка, ложись, братец! - обратился кошевой к Никите, - мы тебя поучим, как упрямится и правду не уважать.
- Смилуйся, вельможный пане! - закричал Никита не своим голосом.
- Нет, братец, теперь уж нет помилования.
Никиту схватили и отсчитали ему палок пятьдесят, пока кошевой не крикнул: "Довольно!"
Сторожа подняли палки на плечи, а казаки придержали Никиту, ожидая последнего решения.
- Согласен ты теперь, братец, заплатить казаку столько, сколько следует?
- Все заплачу, вельможный пане, что прикажешь.
- Ну, так сейчас же и расплачивайся на моих глазах, - приказал кошевой, - а кии пойдут тебе в пользу, чтобы ты в другой раз не мудрствовал, не упрямился. А может быть тебе и еще прибавить?
- Нет уж, вельможный пане, будет с меня и этого, на век хватит, пробормотал Никита.
- Ну, будет, так будет! Отпускайте, хлопцы, казака на волю, а палки прячьте подальше. Где же твои деньги, расплачивайся!
Но у Никиты денег при себе не оказалось. Тогда кошевой обратился к атаману Никитиного куреня.
- Пан атаман, - принеси сейчас деньги из твоего куреня и удовольствуй обиженного, а со своим хлопцем ведайся потом, как знаешь.
- Ну, уж погоди же ты, Ивашко, - прошипел Никита, выходя следом за своим противником. - Будешь ты меня помнить, отзовутся и тебе кии, что я получил сегодня.
Ивашко оглянулся на него, но ничего не ответил.
Прошло еще несколько дней. Ивашко ездил на остров со всеми предосторожностями, предупреждал Катрю и Олешку, чтобы они по возможности не выходили из своей пещеры.
Раз как-то Олешка встретила Ивашка перепуганная и объявила, что сегодня на острове был какой-то казак. Он видел ее и Катрю.
- Какой же это был казак? Высокий, с рыжим чубом и рыжими усами?
- Он самый! - подтвердила Олешка.
- Ну, беда! - Пропала моя головушка! Это мой первый враг, Никита. Теперь он уже, наверное, донес на меня. Прощай, Катря, голубка моя, по тех пор ты своего казака и видела.
