Клим Дегтярев - Штирлиц без грима. Семнадцать мгновений вранья
6. Индия — в сферу советско-японского влияния.
Ознакомив Иосифа Сталина с этими предложениями, японские дипломаты заявили, что их страна готова выступить гарантом выполнения условий соглашения.
По словам Владислава Гриневеча, встреча японских дипломатов с Иосифом Сталиным в целом носила обнадеживающий характер. По их мнению, все свидетельствовало о том, что Иосиф Сталин в целом был за подписание соглашения о мире. Такой же позиции, по дипломатическим источникам, придерживались в этот период и Лаврентий Берия, Георгий Жуков, некоторые другие представители высшего военного командования, а также часть членов политбюро ЦК ВКП(б).
Переговоры с японцами продолжались некоторое время в Москве, после чего Иосиф Сталин предложил перенести обсуждение на конец августа 1943 года.
Попытка Японии возобновить свою посредническую деятельность неожиданно провалилась: 14 сентября 1943 года в ответ на поступившее в посольство СССР в Стокгольме предложение японского дипломата продолжить переговоры ТАСС официально заявил, что вопрос о мире с Германией не подлежит обсуждению. Советская сторона также проинформировала США о «сентябрьских инициативах» японцев. При этом сталинские дипломаты заверили своих коллег-американцев в том, что речь идет о «первой попытке японского правительства с начала войны взять на себя роль посредника в установлении мира».[139]
По утверждению Вальтера Шелленберга, в 1944 году Токио предпринял очередную попытку выступить в роли посредника. В Германию инкогнито на японской подводной лодке прибыл контр-адмирал Коджимой с заданием прозондировать возможности посредничества. Однако его миссия закончилась неудачей.[140]
Последнюю попытку склонить Иосифа Сталина к переговорам с Адольфом Гитлером Токио предпринял в начале 1945 года, когда Вермахт был уже практически разгромлен, а советские войска стремительно наступали на Берлин. 15 февраля советского посла в Японии Малика посетил генеральный консул Японии в Харбине Миякава, который предложил советскому руководству выступить в роли миротворца. Он заявил советскому дипломату:
«Если бы Сталин сделал такое предложение, то Гитлер прекратил бы войну, а Рузвельт с Черчиллем не осмелились бы возражать против подобного предложения советского правительства».
В Кремле, где уже готовили марионеточные правительства «народной демократии» для освобождаемых Красной Армией от фашистов стран и планировали новые победоносные походы в Европу и Азию, только посмеялись над наивностью японцев.:.[141]
Инициатива МосквыВыше мы рассказали о том, как Иосиф Сталин реагировал на предложения противников о сепаратном мире. Однако ведь он и сам еще в 1941 году занимался тем же самым — рассматривал различные варианты сепаратного мира. Например, старшего майора госбезопасности Павла Судоплатова через несколько дней после начала Великой Отечественной войны вызвал руководитель НКВД СССР Лаврентий Берия и сообщил о «решении Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск».[142]
«Из объяснительной записки П. А. Судоплатова в Совет Министров СССР 7 августа 1953 г.Совершенно секретно
Докладываю о следующем известном мне факте.
Через несколько дней после вероломного нападения фашистской Германии на СССР, примерно числа 25–27 июня 1941 года, я был вызван в служебный кабинет бывшего тогда народного комиссара внутренних дел СССР Берия.
Берия сказал мне, что есть решение Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путем выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск. Берия объяснил мне, что это решение Советского правительства имеет целью создать условия, позволяющие Советскому правительству сманеврировать и выиграть время для собирания сил. В этой связи Берия приказал мне встретиться с болгарским послом в СССР Стаменовым, который, по сведениям НКВД СССР, имел связи с немцами и был им хорошо известен.
Берия приказал мне поставить в беседе со Стаменовым четыре вопроса. Вопросы эти Берия перечислял, глядя в свою записную книжку, и они сводились к следующему:
1. Почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР.
2. Что Германию устроило бы, на каких условиях Германия согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны.
3. Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельскии перешеек.
4. Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует.
Берия приказал мне, чтобы разговор со Стаменовым я вел не от имени Советского правительства, а поставил эти вопросы в процессе беседы на тему о создавшейся военной и политической обстановке и выяснил также мнение Стаменова по существу этих четырех вопросов.
Берия сказал, что смысл моего разговора со Стаменовым заключается в том, чтобы Стаменов хорошо запомнил эти четыре вопроса. Берия при этом выразил уверенность, что Стаменов сам доведет эти вопросы до сведения Германии.
Берия проинструктировал меня также и по поводу порядка организации встречи. Встреча должна была по указанию Берия состояться в ресторане «Арагви» в Москве за столиком, заранее подготовленным в общем зале ресторана.
Все эти указания я получил от Берия в его служебном кабинете в здании НКВД СССР.
После этого я ушел к себе готовиться к встрече.
Вечером этого же дня, примерно часов в 19, дежурный секретарь наркома передал мне приказание отправиться на городскую квартиру Берия.
Я подъехал к дому, в котором проживал Берия, однако в квартиру допущен не был. Берия, прогуливаясь вместе со мной по тротуару вдоль дома, в котором он жил, заглядывая в свою записную книжку, снова повторил мне четыре вопроса, которые я должен был по его приказанию задать Стаменову.
Берия напомнил мне о своем приказании: задавать эти вопросы не прямо, а в беседе на тему о создавшейся военной и политической обстановке. Второй раз здесь же Берия выразил уверенность в том, что Стаменов, как человек, связанный с немцами, сообщит о заданных ему вопросах в Германию.
Берия и днем и на этот раз строжайше предупредил меня, что об этом поручении Советского правительства я нигде, никому и никогда не должен говорить, иначе я и моя семья будут уничтожены.
Берия дал указание проследить по линии дешифровальной службы, в каком виде Стаменов пошлет сообщение по этим вопросам за границу.
Со Стаменовым у меня была договоренность, позволяющая вызвать его на встречу.
На другой день, в соответствии с полученными от Берия указаниями, я позвонил в болгарское посольство, попросил к аппарату Стаменова и условился с ним о встрече у зала Чайковского на площади Маяковского.
Встретив Стаменова, я пригласил его в машину и увез в ресторан «Арагви».
В «Арагви», в общем зале, за отдельным столиком, как это было предусмотрено инструкциями Берия, состоялся мой разговор со Стаменовым.
Разговор начался по существу создавшейся к тому времени военной и политической обстановки. Я расспрашивал Стаменова об отношении болгар к вторжению немцев в СССР, о возможной позиции в этой связи Франции, Англии и США и в процессе беседы, когда мы коснулись темы вероломного нарушения немцами пакта о ненападении, заключенного Германией с СССР, я поставил перед Стаменовымуказанные выше четыре вопроса.
Все, что я говорил, Стаменов слушал внимательно, но своего мнения по поводу этих четырех вопросов не высказывал.
Стаменов старался держать себя как человек, убежденный в поражении Германии в этой войне. Быстрому продвижению немцев в первые дни войны он большого значения не придавал. Основные его высказывания сводились к тому, что силы СССР, безусловно, превосходят силы Германии и что, если даже немцы займут первое время значительные территории СССР и, может быть, даже dofrdym до Волги, Германия все равно в дальнейшем потерпит поражение и будет разбита.
После встречи со Стаменовым я немедленно, в тот же вечер, доложил о ее результатах бывшему тогда наркому Берия в его служебном кабинете в здании НКВД СССР. Во время моего доклада Берия сделал какие-то записи в своей записной книжке, затем вызвал при мне машину и, сказав дежурному, что едет в ЦК, уехал.
Больше я со Стаменовым на темы, затронутые в четырех вопросах, не беседовал и вообще с ним больше не встречался. Некоторое время продолжалось наблюдение за шифрованной перепиской Стаменова. Результатов это не дало. Однако это не исключает, что Стаменов мог сообщить об этой беседе через дипломатическую почту или дипломатическую связь тех посольств и миссий, страны которых к тому времени еще не участвовали в войне.
