Максим Марголин - Холокост в Латвии. «Убить всех евреев!»
Старшая дочка тетушки Евы вышла замуж за Герхарда Шустерса, они с мужем жили совсем рядом с матерью, в сотне метров от старого замка, прямиком через овраг, в просторном доме Шустерсов. Старики Шустерсы, Янис и Эрна, были очень приятными людьми, тетушка Эрна блестяще знала немецкий и французский языки, живала когда-то в Швейцарии, где познакомилась с самим Райнисом. В тридцать девятом у Эмилии родилась дочка, и обе бабушки, Ева и Эрна, души не чаяли в малышке.
Ах, какая была жизнь! Светило солнце, приезжали крестьяне из окрестных хуторов, толкались у магазинов, придирчиво выбирая велосипеды, а то и радиоприемники (кто побогаче) и пиджаки с картузами (кто победнее). Напористые и ловкие еврейские приказчики чуть ли не силком затаскивали потенциальных покупателей в заманчивый полумрак своих лавочек. Возы с пшеницей и ячменем еще загодя, с ночи, выстраивались у большого склада зерноторговца еврея Лауба. Потом зерно свозилось в лиепайский порт, а оттуда доставлялось морем в чужедальние Германию и Швецию. В маленьком (ну и что, зато очень уютном!) кинотеатре «Солейль» крутили фильмы, и не одна айзпутская барышня украдкой вытирала слезы, искренне переживая за обманутую коварным обольстителем графом бедную, но такую милую служанку, а молодые люди частенько стукали себя по коленкам кепками, не умея иначе выразить восторг перед ловкостью и отвагой очередных благородных мошенников.
Ах, какая была жизнь! На городском стадионе в ожесточенной схватке, немыслимо пыля, сходились отчаянно футболисты еврейской команды «Маккаби» и городской сборной, зрители свистели и улюлюкали, пламя страстей едва удавалось затушить огромным количеством магазинного ситро (для дам) и пива (для кавалеров). А синими вечерами теплого лета так здорово было с размаху броситься в чугунную, нагретую за день веселым всепроникающим солнцем воду городской купальни. Шум, плеск, хохот, рядом в камышах возмущенно вопят потревоженные лягушки, а в отдалении, у противоположного берега, внезапно бьет хвостом по водной глади какая-то большая рыбина.
Во второй половине лета сады горожан раскрашивались в желтый и красный цвета: яблоки, груши, смородина, клубника, вишни — в ящиках, корзинках, торбах и мешках — заполняли базарную площадь…
Осенью 1939 года министр иностранных дел Латвии Вильгельм Мунтерс подписал в Москве Пакт о взаимопомощи между Латвией и СССР, а спустя год, после ультиматума русских, правительство Карлиса Ульманиса сложило свои полномочия, во главе республики стал подслеповатый профессор микробиологии Аугустс Кирхенштейнс, установилась новая загадочная советская власть. Из Айзпуте стали уезжать в Германию немцы, мирно прожившие здесь десятилетия. А вскоре Латвийская Республика стала частью огромной страны большевиков.
В тихом Айзпуте все эти события, события сокрушительного масштаба, прошли как-то незаметно, если не считать отъезда немцев. Рядом с городком, в поселке Цирава, появились русские военные и стали строить аэродром. Несколько русских воинских частей продефилировали через город, направляясь неведомо куда. Жители Айзпуте взирали на пришельцев с опаской и недоумением — уж больно странно выглядели эти большевики в своих длинных гимнастерках и высоких сапогах с брезентовым верхом. Тетушке Еве и ее дочкам русские не понравились совершенно — к чему они были нужны здесь, если жизнь была совсем неплоха и раньше. И для чего в Айзпуте надо строить этот их русский коммунизм, о котором ни тетушка Ева, ни ее дочки с мужьями ничего-то вообще определенного не знали, но подозревали, что дело это нечистое и страшноватое. Они вовсе не были богачами, так, сводили концы с концами, но никто из них не хотел претендовать на чужое добро — это было как-то не по-людски.
А дела в городе происходили удивительные — появилась новая власть и в Айзпуте. В городской управе засели эти самые коммунисты, кто-то из Лиепаи, кто-то из местных. Несомненным минусом новых власть предержащих была слабая грамотность, однако действовали они решительно и напористо. Все частные магазины были национализированы, товары почти отовсюду свезли в магазин Леуса, где работала Эльза Путе, и частыми покупателями теперь в нем стали русские офицеры и их жены. Скупали все, выкупили начисто даже многолетний запас калош, лежавших у прижимистого Леуса мертвым грузом.
14 июня 1941 года из Айзпуте увезли в далекую Сибирь несколько семей «врагов советской власти», как латышей, так и евреев. В дальнюю ссылку отправились богатый аптекарь Зеб и еще несколько крупных коммерсантов. А ровно через неделю началась война.
Айзпуте притих. Несколько русских колонн проскочило через город, теряя на обочинах автомобили и прицепы. Спустя некоторое время так же торопливо миновали Айзпуте колонны немецких автомашин, броневиков и вертких танкеток, исчезнувших куда-то в восточном направлении. Власти большевиков пришел конец, но никакой другой власти пока еще не было. Как и повсюду в провинции, в Айзпуте стали возникать отряды самообороны — стихийно формировавшиеся команды из числа айзсаргов, бывших офицеров латвийской армии, полицейских, детей богатых хуторян. Эти отряды возникали там, откуда только что ушла Красная армия и где немцы еще не полностью овладели положением или в горячке наступления просто проскочили дальше на восток, как это произошло и в Айзпуте.
Именно люди из самообороны, теша свое патриотическое чувство, сразу же начали убивать евреев, коммунистов, активистов советской власти и даже тех, кто смел этой власти сочувствовать. Они стреляли в спину отступавшим разрозненным частям Красной армии. Одна из групп самообороны прославилась тем, что взяла в плен генерала Ивана Благовещенского, начальника военно-морского училища ПВО в Лиепае, одного из руководителей обороны города. Он впоследствии стал изменником и заделался видным соратником генерала Власова, с коим вместе и был повешен в 1946 году во дворе Бутырской тюрьмы.
А в буколической сонной Кулдиге «самооборонцы», например, забили до смерти врача, выпускника Латвийского университета Александра Швангерадзе, узнав, что он рискнул оказать медицинскую помощь пробивавшимся на восток окруженцам из несдавшейся Лиепаи. Его долго топтали сапогами и били прикладами за то, что он просто выполнял свой врачебный долг.
Вскорости, когда немцы стали полностью контролировать положение на оккупированных территориях, они ясно и точно очертили перед латышскими энтузиастами из самообороны круг предназначенных для них задач. Уже 4 июля 1941 года один из командиров немецких частей по охране тыла Альтхоф издал приказ по службе самообороны, который гласил: «Латышской службе самообороны разрешено носить только винтовки и пистолеты. Латышская служба самообороны — не воинская часть, а вспомогательная полиция, предназначенная для поддержки немецких вооруженных сил. Начальникам службы самообороны необходимо обращаться к начальнику военной комендатуры, которому они подчинены и чьи указания надлежит выполнять».
Командир эйнзатцгруппы А Шталеккер в своем отчете указывал, что формирования самообороны организованы для проведения экзекуций. Их ближайшая задача — борьба с партизанами, охрана важнейших предприятий, мостов и других объектов, а также концентрационных лагерей военнопленных.
Командиром отряда самообороны Айзпутской и Лиепайской волостей был Я. Леейс.
Уже в начале июля 1941 года в Айзпуте начали расстреливать евреев. Первая группа казненных — около сорока крепких здоровых мужчин. Перед казнью их собрали во дворе синагоги, дали лопаты, отвели на старое еврейское кладбище, расположенное приблизительно в трех километрах от города, заставили вырыть себе могилы и расстреляли. Вместе с ними убили и двух женщин-латышек, подозревавшихся в принадлежности к коммунистической партии.
Все-таки раньше было лучше, скажу я тебе, терпеливый читатель, хорошо и донельзя просто. Коммунист — расстрелять! Еврей — расстрелять! И точка. А сейчас все так усложнилось, сколько пришлось навыдумывать разных трюков в начале девяностых годов властям Латвии, чтобы заставить уехать из страны «проклятых русскоязычных оккупантов» и членов их семей! И ведь не все сработало! Сотни тысяч не пожелали убираться с земли, которую они тоже посмели считать своей.
А тогда…
Все было просто и предельно конкретно, без всяких рассусоливаний, не то, что теперь. Тогда было можно. И было приятно вдвойне, потому что безнаказанно, потому что пришли наконец немцы и разрешили. И рванулись выполнять, задыхаясь от усердия и сизого порохового дыма. Тихие бухгалтеры, скромные адвокаты, недоучки-студенты, ультрапатриотические айзсарги, взалкавшие славы офицерики из средних и младших чинов, матерые дядьки, заросшие густым волосом, и тонкошеие прыщавые гаденыши.
В Латвии громадной и сложной работой по поголовному истреблению евреев с осени 1941 года руководил обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн (повешен публично 3 февраля 1946 года в Риге).
