Н. Пинегин - В ледяных просторах
27 июля. На мысе Столбовом много кайр. Иногда по ночам, лежа на краю его обрыва с сильным биноклем в руках, подолгу смотрю в расщелины, где спрятаны гнезда. Оттуда теперь доносятся веселые тонкие писки: птенцы вылупились. Гнезда неприступны: вверху отвесный каменный обрыв, внизу вода, огражденная со всех сторон высоким ледяным валом — остатком когда-то бывшего здесь громадного сугроба, любимого места наших зимних прогулок. Вчера я жестоко поплатился за попытку достать птенца для фотографии. Поскользнувшись в том месте, где ледяной вал примыкал к стене, я скатился вниз и попал в глубокую воду. Что-то около получаса плавал я, отыскивая выход из ледяной ловушки. Пришлось прикладом ружья выбивать ступени во льду.
Пока я плавал, кайры не обращали на меня внимания: может быть, они принимали меня за тюленя?.. Но переполошились не на шутку, увидев веселого человека без сапог, бешено носящегося по льду кругами в клубах пара и брызг!
28 июля. Если посмотреть с палубы, то по окошечкам морской воды замечаешь подвижные черные точки, иногда они показываются у самого судна. Это — тюлени выставляют головы, набрать воздуха. Вблизи — любопытное зрелище. Из воды выскакивают, как китайские болванчики, черные головки, похожие на человеческий череп, обтянутый кожей, — одна подле другой, часто до дюжины. Плясуны смотрят на человека с явным любопытством. Чтоб рассмотреть такую диковину — торчмя стоящего тюленя, они высовывают туловище наполовину, раскачиваясь блестящим телом. То один, то другой вырывается ластом на воздух и невольно погружается в воду, чтоб сейчас же высунуть еще более блестящую мордочку. Пляска длится, пока не подойдешь ближе. Вдруг наиболее пугливый с шумом ныряет, а за ним другие, — как по сигналу вспенивая добела зеленое море. Если поблизости есть другое отверстие, тюлени перекочевывают туда, и пляска продолжается. Если же продушины поблизости нет, спустя несколько минут в старом месте показывается головка первого смельчака.
Мы бы оставили милых зверьков в покое, если б они не были так жирны. В каждом тюлене десятки килограммов сала, иначе говоря — топлива для будущего пути на землю Франца-Иосифа. Теперь, позабыв жалость, стараемся убить побольше тюленей [75]. На старательно нюхающую мордочку смотрим не глазами исследователя, а — промышленника: велика или мала мишень для выстрела. Охотимся несколькими способами — один из них — с гарпуном [76] по «головкам». Один охотник стреляет, другой — наготове с гарпуном, чтоб сразу после выстрела, пробежав 20–30 шагов, успеть бросить оружие в тонущего тюленя. Попасть пулей за 30–40 шагов нетрудно. Но всадить гарпун удается из трех раз один. То стрелять пришлось издалека, то лед по пути непроходим, то лунка широка, а, главное, гарпунеры мы плохие, это большое искусство — метко попасть в небольшую точку. Иногда случается, тюлень тонет как ключ. Охотник, подбежав, видит кровавый столб, спущенный в морскую глубину. Как все трудно достижимое, эта охота имеет своих приверженцев. Я за эти три дня три раза приходил на «Фоку» мокрым с головы до ног.
29 июля. Вернулся Седов с Горбовых островов, где он производил съемку берегов. Неприятную новость привез он с собой. Капитан Захаров до сих пор не решился отправиться на юг, в то время как открытая вода всего в шести километрах. Итак, наша почта к первому пароходу не попала. Очевидно, нужно бросить мечту о шхуне с углем и собаками и подумать, как без топлива дойти до Земли Франца-Иосифа. Теперь одна надежда, что шхуну или груз с нее мы найдем на мысе Флоры на 3. Ф.-И., ибо об этом была последняя просьба Седова мри уходе из России.
2 августа. Павлов отправился на остров Заячий с дополнительным провиантом для капитана и с поручением характера «дипломатического»… поторопить.
В паре с Седовым ходили стрелять тюленей. Седов выкупался, провалившись, казалось, на самом безопасном месте. Несколько дней назад и со мной случилась эта «обыкновенная история». Когда я рассказал о приключении за улейном, Седов воскликнул:
— Я очень рад!
Сделав вид, что обижен, я ответил:
— Ваше удовольствие мне дороже смены белья!
— Да нет же, я не злорадствую тому, что вы вымокли, а ведь лед тонким стал. Мы выберемся скоро! — Потом смеялись.
Сегодня, бросив Седову веревку гарпуна и вытаскивая его на крепкий лед, я со смехом повторил его фразу: «Ну что же, я очень рад»!
— Да и я также рад, — отвечал он, разбрызгивая воду подобно мельничному колесу. — Ведь это — прелесть, никакого подозрения, что тут можно провалиться. Пять раз в день готов купаться, только бы скорее лед к черту!
Лед разъеден. Даже с предосторожностями трудно избежать «обыкновенных историй».
С Кушаковым всегда происходят «необыкновенные истории». Он тоже попробовал спорт «по головкам». Выстрелив картечью в одного тюленя, Кушаков выбил ему глаза. Затем что было силы вонзил гарпун, веревка от которого для чего-то была затянута на руке петлей. Ослепленный тюлень только после удара гарпуном нырнул в глубину и… повлек за собой остроумного охотника! Охота могла окончиться печально. Но — или раненый ослабел от потери крови, или было трудно везти на буксире такой солидный груз, — только тюлень, окунув жертву с головой, под лед ее не увел. В это время подбежал на помощь Седов и вытащил из воды двух связанных веревкой и одинаково мокрых.
4 августа. Бесконечный туман. Вчера вернулся Павлов. Капитан еще на острове. Седов, опасаясь, что капитан, ожидая особенно благоприятных условий для плавания, пропустит и второй рейс парохода, поручает команду над партией штурману Николаю Максимовичу с тем, чтоб он немедленно отправился в путь.
7 августа. Сегодня Седов, заметя особенно большого тюленя, послал за мной. Я, польщенный признанием меткости своего глаза, не ударил в грязь лицом и застрелил зверя одной пулей. Он оказался самкой морского зайца (Erignathus barba-tus), 2 метра 67 сантиметров.
Заметны ночи. Полночное солнце 2-го августа светило последний раз. Крепчают утренники, и иней на горах сходит не сразу.
11 августа. Медвежий день. В шесть часов утра Лебедев поднял тревогу. Прекрасное солнечное утро. Медведя заметил Коноплев. Мишка не удостаивал взглядом «Фоку». Свернувшись пружиной у лунки, он поджидал тюленей. Коноплев, наблюдая через бинокль желтый предмет, долго не решался будить охотников, — так неподвижно застыл у лунки медведь. Наблюдавшему казалось — не желтая ли льдина там? Но вот появилась первая головка. Медведь, распластавшись в воздухе, прыгнул в воду, нырнул и через мгновение показался, держа в зубах добычу. Первым делом он раскусил тюленю затылок, потом отправился на высокий торос завтракать, таща тюленя подобно коту, несущему крысу. Из любопытства мы потом измерили, какое расстояние пронес тюленя мишка таким образом — не согнув шеи — оказалось 192 метра. Мы-то увидели мишу уже во время завтрака [77].
Вполне были уверены, что лакомка еды не прервет. Неспеша направились к нему, отдав распоряжение оставшимся натравить собак только при первом выстреле. Мы скоро должны были сменить шаг бегом: медведь, заметив нас, бросил трапезу и принялся удирать галопом. Я выстрелил в воздух, — собаки нужны, и мы погнались. Сблизились на пятьсот шагов только после долгой погони. После моего второго выстрела медведь схватился за зад. Наши псы окружили. Вместе с тем рана, хотя и слабая, мешала вырваться из круга. Прекрасный случай кинематографировать движения большого, сильного зверя и бешеную атаку собак. Я послал за аппаратом. От «Фоки» мы отбежали более трех километров, нельзя было ожидать аппарат ранее, чем через час. Седов и я, усевшись на торос, всласть насмотрелись на ухватки пленника.
Манеры этого взрослого господина те же, что у наших питомцев. Полынья после езды на нарте хватает снег для утоления жажды таким же движением и сквозь поставленные тонкой трубочкой губы вырывается тот же звук — у этого на две октавы пониже.
Собаки не давали медведю отдыха. Едва присядет, какая-нибудь проберется в тыл и куснет, как может. Укусы малочувствительны — но надоедливы. Один лишь Волк своими ужасными зубами заставлял медведя каждый раз яростно закидывать голову, чтобы схватить обидчика. Собаки в таких обстоятельствах стали нахальны до пределов возможности. Они лают в упор морды медведя. Понятна его ярость. Был случай: Арестант попался в лапы, медведь смял его, схватил зубами. Арестантов конец был близок, если б не другие собаки — они всегда дружно кидаются на выручку. Так и в этот раз медведь был вынужден выпустить добычу. Так что же, пострадавший убежал, или начал лизать раны? — Ничуть не бывало: он встал на задние лапы и стал хватать медведя за морду, точь-в-точь как собаки в драке между собой. За Арестантом вышла из строя Белька: ее медведь поймал зубами за плечо и, мотнув длинной шеей, швырнул по воздуху на десяток метров. Потом как бритвой располосовал ногу Гусара.
