Н. Пинегин - В ледяных просторах
Почти так же мало надежды на то, что лед в нашей бухте растает. А Седов часто посматривает на горизонт, и складка его лба, приобретенная на мысе Желания, становится резче. Все море покрыто густым плавучим льдом, небо за ним — «ледяное».
Кругом «Фоки» лужи и озера. По ним плавают бесчисленные консервные жестянки и все, что бросалось за борт зимой. Среди всей этой грязи снуют собаки и медвежата. Медведки уже солидны, ходят переваливаясь и роются в грудах отбросов — нет ли чего съедобного. Питомцы наши грязны, как сама грязь. Трудно поверить, что они детеныши белого полярного медведя, а не диковинная серо-зеленая разновидность этой породы. Я часто наблюдаю повадки славных зверьков. Какая своеобразная грация в каждом движении! Они не помнят матери, не знают свободы ледяных просторов, все их впечатления — «Фока» с его двуногими и четвероногими. Но все движения зверьков — точное повторение повадок взрослого медведя. Часто замечаю: неподвижно лежавший Торо-сик вдруг поднимается и, занося голову против ветра, долго втягивает воздух мускулистыми ноздрями. Деловито повертывая шею, звереныш переносит голову направо и влево, внимательно смотрит прищуренными глазками куда-то далеко-далеко — «нет, не видно». Тогда поднимается на задние лапы, — все так же усиленно щурясь и вбирая ноздрями почудившийся запах. Потом лезет на льдину и долго высматривает оттуда. — Говорят родовые инстинкты.
Наши питомцы становятся очень сообразительными. Час еды и своего благодетеля Ваню-повара знают прекрасно. Еще задолго до обеда они все в сборе пред дверью камбуза. В это время с палубы их не прогнать. Для штурмана Максимыча палуба священное место. Он частенько пошвыривает нечистоплотных медвежат прямо за борт с достаточной бесцеремонностью. Но предобеденное состязание в упрямстве всегда и неизменно оканчивается победой нарушителей чистоты и порядка.
Только успеет Максимыч прогнать последнего, еще слышит, как Васька, убирая от ударов плетки неуклюжий зад, шипит с досады змеей и пыхтит паровозом, — а хитрая мордочка Полыньи уже у самого камбуза. А за ней и Торос.
Беда собаке — подойти к корыту медвежат. Удар лапы, быстрый как пуля, оглушает дерзкого; нередко в тот же момент другой — хвать зубами: медвежьи же зубы — серьезная вещь!
Ночью, когда все отдыхают от трудового дня и палуба пустеет, наши проказники обыкновенно отправляются к излюбленному ими айсбергу «Колодцу». Сначала взбираются на вершину и внимательно осматривают все дали. Затем — начинается возня, катание по снегу, повертывание, бесцельные как будто бы прыжки, мытье шерсти, — особенно передних лап и ушей. Наблюдая их в это время, я не мог не заметить, что друг с другом играют редко. И выходит, что игра всегда кончается дракой. Чаще всего общительный Торос начинает заигрывать с Полыньей, щекоча живот или покусывая шею. Но, очевидно, медвежьи зубы созданы совсем не для ласк. Полынья, взвизгнув, начинает защищаться, — сначала шутя, потом дело переходит всерьез. Более благополучно кончается игра, когда они принимаются попросту бороться, стоя на задних лапах и наклоняясь в стороны, как заправские борцы.
Мирная жизнь медвежьего питомника в последнее время нарушена. Заметив их понятливость, я как-то дал Седову мысль приучить их к упряжи. Седов за эту мысль ухватился горячо:
— Великолепно! Что они дармоедствуют, в самом деле. На «Фоке» не должно быть дармоедов. Будут они у меня дрова возить! — Взялся за дело рьяно. Сегодня в первый раз запрягли несчастных мишек.
Бедные медведи сначала ничего не поняли. Тогда Седов пустил в дело кнут. Достаточно поревев во всю силу медве-жих легких — все же сообразили, что нужно делать для избежания ударов плетки. В конце первого урока Полынья и Торос уже не упирались, а тянули нарту, — но только по направлению судна. Однако уроки упряжной езды очень напугали их. На человека смотрят подозрительно, не бегут сломя голову при первых звуках «ко, ко, ко, ко»: так подзываем их, когда хотим дать съедобного. Но в беде держатся скопом. Когда одного запрягают, остальные идут рядом. Когда бьют запряженного, ревут все три медвежьих горла: один медвеженок кричит от боли, спутники же — по сочувствию беде товарища.
12 июля. На берегу весь снег сошел; остатки по оврагам проедены ручьями. Под защитой камней зазеленела мелкая полярная растительность. Вблизи «Фоки» и у берегов появляется «розовый снег» [74]. Теперь здесь не теплее, чем в средине зимы на юге России или в средней Европе. Но никто из нас на холод не жалуется. Наоборот: мы радуемся солнцу и теплу, в то время как тепла в сущности нет: солнце стоит ниже, чем на родине в зимнюю пору. Точные наблюдения показывают, что температура воздуха не поднималась выше +11 °C. Выходит, что не тепло радует нас, а отсутствие привычного холода? Где же верная мера человеческим ощущениям? Не так ли и счастье людское?..
18 июля. Стоит лето, полярное лето. Оно кратковременно, как узор на тучке, как пена волны. Нет, не лето, а зима здесь владычица. Не верится ни теплому ветру, ни совсем летним облакам. Речка вздулась, шумит, играет, прыгая по камням до самого моря — вот-вот его затопит! Но понаблюдай: настанет светлая прохладная ночь, туманы поползут, на горах выступит иней — спесь речки разом спадет. Полярные цветы раскрыли чашечки. — Припадаю к ним жадным взглядом и блестящим оком объектива: вот она жизнь вездесущая! Мертвящий холод большую часть года, и двух-трехнедельное лето. Быть скрытым одиннадцать месяцев из года и торопливо цвести несколько дней, чтобы успеть забросить на мерзлую почву живые семена под саженную толщу снега, которая может и не растаять! Это ли не символ надежды!
Над песчаным берегом моря, недавно обтаявшим — на длинных прекрасных крыльях взмывает кверху грациозная крачка — морская ласточка (Sterna macrura). Мечется по воздуху с жалким плачущим криком, усиливающимся по мере моего приближения. Без ее беспокойства не отыскать бы гнезда, но крачка, того не замечая, ведет к нему. Склонясь над гнездом, дивлюсь бесконечно: гнезда-то нет! Между кусками плавника, прямо на мокрой земле, перемешанной с гнилой древесиной, лежат два живых, теплых яйца. Где же предел живучести земной? Кто побеждает здесь — владычица зима или жадная жизнь?
У всех берегов большие промоины. По ним, кружась в течении впадающих туда ручьев, плавают льдинки. Тихие розовые ночи. На «Фоке» только спим и едим.
25 июля. В эти дни погода резко изменилась: дожди и холодный ветер. На дожди никто не сетует, — они отлично разъедают лед. Нужно сказать, что старый лед не уменьшается в своей толщине: наоборот. Многократные измерения в одном и том же месте ясно показывают, что лед не тает, а утолщается. Объяснение такого странного явления довольно просто. Я уже упоминал об озерках и лужах пресной воды, скопившихся на морском льду. Эта вода должна была рано или поздно просочиться через трещины и попасть в море. Но морская вода имеет более тяжелый удельный вес, быстрого смешивания потому не происходит. Пресная вода только понемногу насыщается солями, а до того она плавает поверх соленой. Пока происходит смешивание нижних слоев, верхние — успевают частью обратиться в лед, ибо обыкновенная температура морской воды здесь около 1,8° — ниже точки замерзания пресной воды.
Трудно надеяться, что лед, заковавший «Фоку», может растаять. Все-таки дожди несколько разъедают льдины с поверхности и — главным образом — в местах спайки старых пластин. Там лед сравнительно тонок и пропитан кристаллами солей. Дожди и талая вода быстро растворяют их. Лед, лишенный солей, становясь рыхлым и пористым, легко распадается.
Таким образом мало-помалу распаивается лед, набившийся в бухту «Фоки» осенью прошлого года. Теперь окошечки морской воды темнеют по всей бухте.
Дождливая погода, мы замечаем, нравится тюленям. Всякий раз во время туманов и дождя видишь по бухте много неподвижно лежащих на льду. Не находят ли жители мокрой сферы, что без дождя в воздухе слишком сухо? Сегодня их сотни. Мы испробовали много способов охоты на них. Тюлени чутки, редко подпустят ближе 250–300 шагов, убить же нужно наповал, иначе раненый в секунду соскользнет в свою лунку — отверстие во льду. Для подобной охоты нужно обладать терпением и верностью глаза, чтоб сначала часами подкрадываться под прикрытием торосов и по открытому месту, в то время когда тюлень, опуская голову, засыпает, и потом сделать точный выстрел в голову — иначе случается, что в агонии убитый скатывается в море. Отправляясь на охоту, некоторые из нас надевают белые халаты, другие предпочитают быть похожими на тюленя, особенно в то время, когда приходится ползти по открытому месту, и одеваются соответственным образом — в куртки и шапки, обтягивающие всю голову. Сегодня убито шесть тюленей.
27 июля. На мысе Столбовом много кайр. Иногда по ночам, лежа на краю его обрыва с сильным биноклем в руках, подолгу смотрю в расщелины, где спрятаны гнезда. Оттуда теперь доносятся веселые тонкие писки: птенцы вылупились. Гнезда неприступны: вверху отвесный каменный обрыв, внизу вода, огражденная со всех сторон высоким ледяным валом — остатком когда-то бывшего здесь громадного сугроба, любимого места наших зимних прогулок. Вчера я жестоко поплатился за попытку достать птенца для фотографии. Поскользнувшись в том месте, где ледяной вал примыкал к стене, я скатился вниз и попал в глубокую воду. Что-то около получаса плавал я, отыскивая выход из ледяной ловушки. Пришлось прикладом ружья выбивать ступени во льду.
