Геннадий Соболев - Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга вторая: июнь 1942 – январь 1943
16 июля. В 6 ч утра пасмурно, идет сильный дождь, t +15°. Весь день погода дождливая. Проходят серые густые тучи. Свежо, t до +16°. На фронте города тихо.
17 июля. В 6 ч утра очень пасмурно. Идет дождь, t +13°. Свежий западный ветерок. Весь день без солнца, облака и тучи быстро идут по небу.
Стрельбы почти не слышно. Где-то далеко одиночные выстрелы.
В городе спокойно и без перемен.
18 июля. С ночи все утро лил дождь, t +13°. Весь день очень пасмурно, солнце не показывалось. Дождь шел почти беспрерывно. Свежо, t держалась не выше +12–13°. Около 20 ч вечера стало проясняться, дождь прекратился, выглянуло солнце. Около 20 часов вечера враг начал обстрел из дальнобойных орудий и после небольшого перерыва вновь возобновил обстрел.
Штаб МПВО дважды предупреждал по радио о прекращении движения и укрытии населения в обстреливаемых районах города.
Ночью редко отдаленно стреляли. В городе без перемен.
19 июля. В 7 ч утра t +1°. Свежо. Безоблачное небо, светит солнце. Днем стало тепло, солнце уже не палит, но иногда дует прохладный западный ветерок.
В течение дня в городе спокойно, издалека слышны редкие выстрелы. В 21 ч гитлеровцы вели сильный обстрел в течение 10 минут.
В течение ночи на фронте бухали вдали тяжелые пушки.
В городе без перемен.
Около 5 ч утра на 20/07 был слышен вдалеке сильный взрыв.
20 июля. Утром в 6 ч t +13°, безоблачно. Днем прекрасная жаркая июльская погода. На фронте сегодня с утра идет беспрерывная арт. пальба. Весь день стреляют наши крупные орудия. В воздухе слышно гудение наших истребителей и бомбардировщиков, направляющихся в сторону фронта.
Объявленная в 19 ч по радио воздушная тревога продолжалась до 20 ч 45 мин. Вдалеке стреляли зенитки. Враг в город не прорвался.
21 июля. Всю ночь беспрерывно на фронте города бухали наши тяжелые орудия. Утром тихо. В 6 ч пасмурно, идет мелкий дождь, t +16°. С 8 ч возобновился бой под Ленинградом. Почти беспрерывно идет артиллерийская пальба, гудят в воздухе самолеты. В городе спокойно. Погода весь день простояла пасмурная, но теплая. Шел дождь.
Ночью пальба продолжалась.
22 июля. Легкая облачность. В 6 ч утра t +16°. Пальба на фронте началась примерно в 10 ч 30 мин. Особенно сильно стреляли около 14 ч дня. Громко бьют тяжелые орудия наших батарей. Пролетели несколько групп наших самолетов, больших и малых. Под Ленинградом начались серьезные бои. Сегодня есть слух, что наши войска продвинулись вперед, заняли Лигово. Очень много наших самолетов громят врага с воздуха. Всю ночь на фронте канонада арт. орудий.
23 июля. В 6 ч утра пасмурно, t +13°. Весь день проходящие сплошные облака, временами шел дождь. Солнце почти не показывалось. Днем t до +20°. Ночная пальба на фронте утром несколько стихла, но затем вновь возобновилась, и с небольшими перерывами не прекращалась весь день. Вражеский самолет-разведчик пролетел над городом, вычерчивая дымовые сигналы. Был обстрелян из зениток. Воздушной тревоги не было. Ночью стреляли пушки.
24 июля. В 6 ч утра пасмурно, идет дождь, t +15°. С утра весь день слышна беспрерывная арт. канонада, временами затихающая ненадолго. Погода дождливая как осенью. Всю ночь на фронте арт. пальба. В жизни города никаких перемен нет. Вечером в 19 ч короткий, но сильный обстрел.
25 июля. Ночью шел дождь. Утро очень пасмурное, t +15°. Днем ненастье, сильный порывистый западный ветер.
На фронте стрельбы меньше, чем в последние предыдущие дни. В 14 ч немцы в течение 10 минут производили обстрел из дальнобойных орудий. Вечером обстрел повторился. На фронте стрельбы меньше и где-то вдалеке.
Погода вечером несколько улучшилась. В городе без перемен.
26 июля. Воскресенье. В 6 ч утра t +15°. Очень пасмурно, моросит мелкий дождь. В 8 ч утра противник начал очень сильный обстрел города из дальнобойных орудий. Разрывы снарядов очень часты. Обстрел продолжался 15 минут.
Днем облачная погода, без осадков, t до +18°. Пальбы с фронта почти не слышно.
Ночью очень сильная арт. пальба, продолжалась до 5 ч утра.
27 июля. Утром облачно, без осадков. Дует очень слабый восточный ветерок, t в 6 ч утра +16°.
Днем погода пасмурная, изредка моросил дождь. Стрельба на фронте очень редкая.
Ночью тихо. В городе никаких перемен нет.
28 июля. С утра ясная солнечная погода. В 6 ч утра t +12°, без ветра. На фронте с ночи ни единого выстрела. Сегодня по радио от Советского Информбюро сообщили, что наши войска оставили Ростов и Новочеркасск. Идут упорные бои у г. Воронежа.
На нашем Ленинградском фронте днем редкая пальба. Ночью, около 24 ч, сильная канонада тяжелых орудий.
29 июля. С ночи льет проливной дождь. Сплошное свинцовое небо. В 6 ч утра t +15°. Тихо. Весь день беспрерывно лил проливной дождь. На улицах потоки воды и большие лужи. Арт. пальба в течение всего дня редкая.
В городе особых перемен нет. Эвакуация населения продолжается. Поезда отправляются на Ладожское озеро с Московского и Финляндского вокзалов. К вокзалам подъезжают подводы и тележки с тюками домашних вещей. Большинство подъезжают с вещами к вокзалам на трамвае.
30 июля. В 6 ч утра t +13°. Дождь с ночи перестал. Очень пасмурно. Небольшой северо-западный ветер гонит сплошные серые облака.
С фронта доносится обычная редкая арт. пальба с перерывами. Весь день очень пасмурно, изредка моросит дождь. Температура падает до +12°.
31 июля. В 6 ч утра t +11°. Северный и холодный ветер гонит серые тучи. Весь день пасмурный и холодный, t не выше +13°. Стрельбы на фронте почти совсем не слышно. В городе спокойно, никаких существенных перемен нет. Строительство огневых точек в зданиях продолжается.
Архив Большого Дома. Блокадные дневники и документы / сост. С. К. Бернев, С. В. Чернов. СПб., 2004. С. 119–124.
Из дневника О. Ф. Берггольц
2/VII-42
«Тихо падают осколки…». Весь день сегодня то и дело зенитная пальба – по разведчикам, и время от времени слышен гул немца. Неужели они возьмут Севастополь? Подумать об этом больно, – пожалуй, верно сказал Яшка, что людям, защищавшим его, останется только одно – умереть. Немцы продвигаются на Харьковском, видимо, и на Курском направлении, когда же, когда же их погонят?! И всё падают, и всё умирают люди. На улицах наших нет, конечно, такого средневекового падежа, как зимой, но почти каждый день видишь все же лежащего где-нибудь у стеночки обессилевшего или умирающего человека. Вот как вчера на Невском, на ступеньках у Госбанка лежала в луже собственной мочи женщина, а потом ее волочили под руки двое милиционеров, а ноги ее, согнутые в коленях, мокрые и вонючие, тащились за ней по асфальту.
А дети – дети в булочных… О, эта пара – мать и девочка лет 3-х, с коричневым, неподвижным личиком обезьянки, с огромными, прозрачными голубыми глазами, застывшими, без всякого движения, с осуждением, со старческим презрением глядящие мимо всех. Обтянутое ее личико было немного приподнято и повернуто вбок, и нечеловеческая, грязная, коричневая лапка застыла в просительном жесте – пальчики пригнуты к ладони, и ручка вытянута так перед неподвижно страдальческим личиком… Это, видимо, мать придала ей такую позу, и девочка сидела так – часами… Это такое осуждение людям, их культуре, их жизни, такой приговор всем нам – безжалостнее которого не может быть.
Все – ложь, – есть только эта девочка с застывшей в условной позе мольбы истощенной лапкой перед неподвижным своим, окаменевшим от всего людского страдания лицом и глазами.
Все – ложь, – есть только эта девочка, есть Коля со сведенными руками и померкшим Разумом – его светозарным разумом, – все остальное ложь или обман, и в лучшем случае – самообман.
Вспоминая эту девочку и Колю непрестанно, я чувствую всю ложность своего «успеха». Я почему-то не могу радоваться ему, – вернее, радуюсь, и вдруг обожжет стыдом, тайным, бездонным, холодным. И я сбиваюсь, мне отвратительно становится все, что я пишу, и вновь, вновь и вновь осознаю – холодно и отчаянно, что жить нельзя.
Сложное какое-то внутреннее существование: то вот это, о чем написала только что, то сознание, что – нет, все-таки говорю что-то нужное человеческим сердцам.
Меня слушают – это факт, – меня слушают в эти безумные, лживые, смрадные дни, в городе-страдальце. Нет смысла перечислять здесь всех фактов взволнованного и благодарного резонанса на «Февральский дневник» – отзыв Коткиной, электросиловцев, еще каких-то незнакомых людей, группы студентов ин-та Покровского, от которых приходил делегат за рукописью «Дневника», – и т. д. и т. д., – многое я уже просто забыла.
В ответ на это хочется дать им что-то совсем из сердца, кусок его, и вдруг страх – не дать!
Очень трудно, рассудочно идет «Эстафета», видимо, потому, что слишком ясна идея и одолевает трясучка…
Но завтра с самого утра сяду за нее… На той неделе – поэма, «Дети Ленинграда».
