Лев Сирин - 1991: измена Родине. Кремль против СССР
– А другого перекоса не было? Я имею в виду антиалкогольную кампанию.
– Нет, нет. Так вот, сидим мы и пьем чай… И Раиса Максимовна так медленно говорит: «Николай Иванович, ну что же это ваш земляк делает?» А я не знаю, что ей ответить…
– Она имела в виду октябрьский пленум 1987 года?
– Нет. Это было позже, когда Ельцин уже пошел вразнос… И Горбачев, увидев мое состояние, говорит: «Раиса, Раиса, ты Николаю Ивановичу такой вопрос не задавай. Он единственный человек, кто нам говорил, чтобы не назначали Ельцина. А мы его не послушали. Ни я, ни Егор, ни пленум».
– После отставки были у вас встречи с Михаилом Сергеевичем?
– За 19 лет встретились всего два раза. Уломали меня китайцы… много-много фирм приехало. А у меня с ними всегда были хорошие отношения, хотя я не люблю всякие тусовки. Прихожу в киноконцертный зал «Россия», захожу в маленькую комнатку президиума… Костиков (В.В. Костиков – пресс-секретарь Б.Н.Ельцина в 1992–1994 гг. – Авт.) сидит, еще кто-то, и Горбачев в это время приходит… «О! Здравствуй!» Сели, чай пьем. А тогда знаете, что было… шумиха вокруг НТВ Гусинского. Горбачев тогда к Путину даже ходил. И Горбачев сам затеял разговор: «Вот, ты понимаешь, это что такое?.. Гласность!.. Смотри, что делается!» Я отвечаю: «Михаил Сергеевич! Я не знаю тонкостей, но 800 миллионов долларов, которые Гусинский дернул с Газпрома, – это не шутки. Вы знаете, я ведь заводчанин, 25 лет с рабочими и всякие слова знаю… Вот был у нас анекдот. Приходит Иван из цеха и говорит жене: Машка, давай бутылку! Она говорит: ты чего, Ваня, еще только среда… А он: есть повод – я в профсоюз вступил! Жена отвечает: Ваня-Ваня, вечно ты вступаешь то в дерьмо, то в профсоюз… Я говорю: «Михаил Сергеевич, так и ты – зачем ты куда-то вступать начал?»
А вторая встреча… Я не знаю, Раиса, по-моему, уже умерла… Как-то на Рождество пригласил патриарх Алексий II на прием. И там был Горбачев с дочкой. Подошел буквально на две минуты: «Ну, как дела?» Я говорю: «Нормально». И разошлись.
– Будь возможность, что б вы сейчас передали все-таки Михаилу Сергеевичу?
– У меня к нему один вопрос. Я ведь до 1987 года его искренне поддерживал… Можете ему это передать, если встретитесь с ним. Преобразования в стране были нужны. Говорю это, как заводчанин, знаю, как мы были повязаны по рукам и ногам. Плановая структура нашей экономики помогла нам победить в войне, совершить индустриализацию, но ситуация в стране менялась, а система оставалась прежней. Другое дело, что были допущены большие ошибки. Если бы мы перестройку ограничили, как она намечалась, только экономикой, то мы бы не оказались в таком положении. Ни одна страна в мире не занималась реформами при ослабленном государстве. Возьмите тот же Китай. Мы же, начав с экономики, взялись менять еще и общественный строй и политическую систему! Мы все бросили в один котел, все забурлило… Об этом мы говорили Горбачеву, но у него уже были другие советники в конце 1980-х годов. Советники, которые все делали для того, чтобы вот все произошло.
Что я могу сказать ему? Или он бодрится сейчас, пытаясь показать, что ничего страшного не произошло, что я, мол, все правильно делал. Или он искренне верит, что все сделал правильно. Для меня это полнейшая загадка. Я бы хотел, чтобы он все-таки критически отнесся к тому, что он сделал во время руководства страной. Я не скрываю, что есть и моя вина в том, что мы его сделали генеральным секретарем. Я ведь его поддерживал, когда мы его ставили. Но когда мы увидели, что этот человек не приспособлен для руководства таким гигантским государством в 300 миллионов человек, было уже поздно. Он был бы хорошим проповедником. В старой системе, если бы ее не меняли, Горбачев плавал бы как в шоколаде. Я бы пожелал, чтобы он критически отнесся к своим действиям… Живем-то один раз…
– …раскаялся.
– Да! Да! Живем-то один раз… Ну, уйдем, и что? Дадим возможность каждому по-своему интерпретировать. Сталин незадолго до своей смерти сказал одному журналисту: «Когда я умру, на мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет ее». Вот посмотрите, сколько сегодня книг о Сталине. Идет осмысление. Я хочу, чтобы Михаил Сергеевич помог этому осмыслению. Я не успеваю их собирать. Я ведь тоже не ангел, тоже не пушистый, у меня тоже есть свои грехи… но я все-таки их осмыслил. Но, глядя на Горбачева, я вижу, что своих грехов он не понимает. Или такой характер, что бодрится. Надо сказать честно, а не делать из себя бодрячка. Мы не молоденькие.
Москва, май 2009 г.
Юрий Прокофьев
Прокофьев Юрий Анатольевич – Председатель Президиума Центрального совета общероссийского общественного движения «Отчизна». Родился 20 февраля 1939 г. в поселке Муйнак, Каракалпакская АССР. В 1989–1991 гг. – 1-й секретарь Московского городского комитета КПСС. В 1990–1991 гг. – член Политбюро ЦК КПСС. Участник ГКЧП.
– Вы входили в последний состав высшего органа партийной власти СССР, Политбюро ЦК КПСС. Почему вы, члены политбюро, большинство которых впоследствии громко сокрушалось по поводу развала страны, не попытались в каком-то рывке спасти Советский Союз? Извините, но Родина-то на кону стояла…
– Первая ошибка, которая была нами допущена, – это то, что на XXVIII съезде КПСС в 1990 году мы позволили внести в Устав партии изменение о том, что генеральный секретарь избирается и освобождается от должности только съездом. Иначе в апреле 1991 года пленум ЦК точно снял бы Горбачева с поста генсека, тогда вопрос об этом стоял. Не зря, вероятно, материалы апрельского и июльского пленумов ЦК до сих пор засекречены; вот, дарю вам на память мое до сих пор засекреченное выступление на этом пленуме. Мы уже понимали, к чему все идет, и на июльском пленуме приняли решение о проведении внеочередного XXIX съезда КПСС в октябре 1991 года. После этого съезда Горбачев бы генсеком не остался. И я считаю, что путч в августе 1991 года был хорошо подготовленной провокацией, сродни поджогу рейхстага в Германии, для того, чтобы в октябре не состоялся тот самый внеочередной съезд КПСС и чтобы курс руководства СССР никак не изменился бы. Чтобы Горбачев продолжал четко вести страну к развалу.
– Самоубийственный мотив самого Михаила Сергеевича при этом – самая большая загадка XX века?
– Зачем это нужно было самому Михаилу Сергеевичу? В 1992 году во время празднования первой годовщины основания «Независимой газеты» сатирик Иванов, который, как и Горбачев, был в числе приглашенных, говорит Михаилу Сергеевичу: «Вы были президентом великой державы. Вы были генеральным секретарем крупнейшей коммунистической партии мира. Государство распалось. Партию запретили. Это у вас случайно получилось или вы нарочно сделали? Я не понимаю…» Горбачев ответил: «Ну и хорошо, что вы не понимаете». Есть выступление Горбачева в Стамбульском университете в 1999 году, где он заявил студентам, что целью его жизни была ликвидация коммунистического строя в СССР и коммунизма вообще. Раньше всех, по словам Горбачева, это поняла его супруга Раиса Максимовна и помогала ему продвигаться по служебной лестнице, чтобы Горбачеву было проще решить свою задачу. И он эту задачу решил. Но в мире, как сказал тогда Горбачев, остается еще одно зло – компартия Китая, с которым надо во что бы то ни стало покончить, и тогда наступит всеобщее благополучие.
Ходили слухи, что Горбачеву после распада СССР якобы светил пост генсека ООН, а Михаил Сергеевич ведь был страшно самолюбивым человеком, обожал всякие почести, мол, должность Генсека КПСС была ему уже тесновата, а вот весь мир – это другое дело. Второй вариант, более вероятный. Горбачев в чем-то запутался, и американцы заставили его действовать так, как было выгодно им. Юрий Иванович Дроздов, который в СССР 11 лет возглавлял нелегальную разведку, вспоминал, что в 1992 году в ресторане Федорова на Остоженке в Москве собрались ветераны разведки СССР и США; они, кстати, и до сих пор встречаются. Выпили. И кто-то из американцев сказал: «Вы точно не доживете, но ваши дети когда-то узнают, кто из ваших работал на американскую разведку… И они будут в шоке!»
– Решение поставить Ельцина в Москве было фатальной ошибкой Горбачева?
– Это была ошибка Лигачева (член Политбюро ЦК КПСС. – Авт.). Ельцин был управленцем старого стиля. У него была великолепная память на цифры, на людей, но, скажем, в экономике он по-настоящему не разбирался. План любой ценой! У меня много воспоминаний о раннем московском Ельцине, около пяти месяцев мы с ним работали рука об руку с утра до ночи. Это была достаточно интересная фигура. Ельцин обладал, я бы сказал, не столько умом, сколько звериным инстинктом. Он моментально перестраивался, если чувствовал, что аудитория его не воспринимает, быстро понимал, что от него ждут слушатели. У Ельцина были два уникальных качества – он не боялся вышестоящего начальства и был способен очень быстро принимать неординарные решения. Но персонально человек для Ельцина ничего не значил; причем не только конкретный сотрудник, Ельцин и с письмами не разбирался, не вникал в них.
