Робин Локкарт - История изнутри. Мемуары британского агента.
Впервые случилось, что о смерти любимого человека я узнал без всякого предупреждения. Я не выдержал и тут же в телефонной будке горько заплакал. Я рассказал своим русским друзьям, что случилось, и поехал домой. На следующее утро почти все московские газеты собо лезновали о моем брате и о потерях, которые понесли шотландские войска. В течение ряда дней я получал соболезнующие письма от русских всех классов и состоя ний. Приходили многие такие, которых я ранее'никогда не видел. Большинство из них кончало выражением уве ренности в окончательной победе союзников.
Не следует думать, однако, что моя жизнь была сплошной трагедией. Забастовки, политическое недо вольство, поражения стоят сегодня, как вехи на большой равнине, но они не были в то время событиями повседнев ной жизни или даже значительной части моей ежеднев ной жизни. У меня были свои дела. Я присутствовал на заседаниях комитетов (британская колония имела много различных организаций для раненых и беженцев: по при зыву новобранцев, по военному снабжению и т.д.) и занимался обыденной консульской работой, которая, неза висимо от моей политической работы, была основной. Некоторые мои неприятности были юмористическими, иные только раздражали. Я мог смеяться, когда жена мне звонила в консульство о том, что прислуга забастовала, или, вернее, отказывается идти в квартиру, потому что там ходит домовой, главный проступок которого состоял в том, что он бил ценную посуду. В действительности же редкая и дорогая икона сама упала, но так как моя жена стала на сторону прислуги, мне ничего не оставалось, как пригласить священника отслужить молебен. Тот пришел и за пять рублей обильно окропил домового святой водой. Дом был очищен, слуги возвратились, и, как это ни стран но, подозрительный шум и битье посуды 1хрекратились.
Менее забавным представлялись частые ссоры между членами консульства, аппарат которого значительно раз бух с появлением британских беженцев из Варшавы.
Бейли оставил мне наследство в лице Франсиса Грине па, известного лондонского адвоката. Это был красивый старик, всегда хорошо одетый; его серебряные волосы и монокль придавали солидность персоналу консульства, в котором я был едва ли не самым младшим членом. Будучи в хорошем настроении, он был очарователен в своих манерах. Его работа также была выполнена пунк туально и хорошо. Но — и это было большое «но» — он был очень вспыльчив, обидчив, постоянно происходи ли сцены. Иногда он обижался на Александра, задевшего его достоинство. Другой раз, на Ст. Клера, варшавского вицеконсула, который состоял при мне. Будучи больше поляком, чем шотландцем, он гордился старинным шот ландским родом, к которому принадлежал. Это были странные капризные люди. Сами оскорбляли других, но не любили, когда другие оскорбляют их. Мне думается, я с ними обращался хорошо; во всяком случае, когда жи вешь месяцами и даже годами в маленьком учреждении в весьма напряженной обстановке, когда видишь изо дня в день одни и те же лица, и очень сильные нервы могут сдать; а нервы Грине па и Ст. Клера были далеко не крепкими. Мне удавалось сглаживать трения между чле нами консульства. Хуже обстояло дело, когда злость Грине па изливалась на посетителей. Я старался, насколь ко это возможно, не выпускать его из его же кабинета; разумеется, я не мог запретить ему входить в главную канцелярию при исполнении обязанностей. В длинной цепи инцидентов два имели серьезные последствия. Одна жды утром, когда я расшифровывал телеграмму, до меня донеслись из канцелярии сердитые пререкания. Из обще го шума выделялся голос Гринепа, дрожавший от ярости: «Делайте, что вам сказали, или убирайтесь».
Я выбежал вовремя, чтобы удержать моего вспыльчи вого старика от физического насилия над английским артиллерийским майором, который побагровел от негодования.
Скажите, вы возглавляете консульство? — обра тился он, заикаясь, ко мне.
Извольте извиниться, или я доложу о вас в Мивв стерство иностранных дел. Этот человек оскорбил коро левский мундир.
Ш
Гринеп стоял у конторки, указывая пальцем на вот рет короля, который украшал стену. "
— Снимите вашу шляпу, сэр, в присутствии Его Ко ролевского Величества. Он упорно повторял свое требо вание. С помощью клерка Фрица, который был свидете лем всей сцены, я установил истину. Офицер в форме вошел в консульство в шляпе. Гринеп, проходивший мимо, указал на портрет короля и при этом сказал до вольно вежливо: «Разве вы не видите королевского порт рета? Здесь не вокзал». Офицер на это не обратил никако го внимания. Тогда Гринеп уже более настойчиво повто рил свое требование, и тут страсти разгорелись.
Это был трудный случай. Фактически Гринеп был неправ, потеряв самообладание. Офицер, однако, проя вил бестактность. Он отстаивал свои права, утверждая, что, войдя в консульство, он поступил правильно, не сняв фуражку.
Ввиду того, что он упрямился, я не имел другого выбора, как уволить несчастного Гринепа, на что я, одна ко, не хотел бы идти отчасти потому, что он был мне предан и, вовторых, это означало бы выбросить Гринепа на улицу. Я пытался смягчить офицера, не жертвуя Гри непом, но офицер был неумолим и требовал удовлетворе ния. Я отказал. Он ушел, обещая еще свести счеты. Я доложил об этом случае послу, разделив вину поровну и представив все дело, как результат расстройства нервов вследствие войны. Больше я об этом ничего не слышал, в таким образом, к • счастью, для меня инцидент был исчерпан.
Более серьезным был аналогичный эпизод, в котором Гринеп резко обошелся с Балиевым, богатым армяни ном, братом знаменитого Никиты. В свободное время Гринеп для повышения своего заработка давал уроки богатым русским. Балиев был одним из его учеников. По видимому, у них возникли какието недоразумения на почве платы. Как бы там ни было, Гринеп затаил обиду. Это проявилось, когда Балиев в один прекрасный день явился в консульство за получением визы; к несчастью, Гринеп опять находился в канцелярии, и вид богатого человека, который, как он считал, лишил его заработан ных с таким трудом рублей, вывел его из равновесия, и я опять выступал в роли примирителя. На этот раз, одна ко, последствия оказались более серьезными. При инци денте были свидетели, и Балиев решил дать делу заков
ный ход. По счастью, его адвокат находился в приятель ских отношениях с нашим и был не в меньшей степени чем я озабочен предотвращением публичного скандала. Мы выработали такой компромисс, который мог бы удовлетворить задетое самолюбие Балиева и в то же самое время спасти Гринепа от увольнения. В конце концов Балиев согласился приостановить дело, если ему будет принесено публичное извинение в присутствии все го состава консульства, его самого и его адвоката. Текст извинения должен был быть набросан им самим.
Оно было длинное. В нем много говорилось о том, каким должно быть поведение джентльмена. Это была неприятная порция для любого из нас, а что касается Гринепа, то он за двадцать четыре часа до срока отказал ся извиниться. Я пояснил ему, что ничего больше не могу для него сделать и что, если дело пойдет в суд, результат заранее ясен. Он должен будет уйти со службы. Наконец он согласился. Извинение было перепечатано, и я вместе с юристом установил процедуру его вручения. В канцеля рии Фриц и три машинистки сидели как мумии за своими столами, у двери стоял Балиев со своим адвокатом. Когда все было готово, я прошел в комнату Гринепа и привел его, сунув в руки текст извинения. Он был в лучшем своем костюме. Его волосы были тщательно приглажены. Монокль был прямо вставлен. Лицо его было, как у статуи. Только по дрожащей в его руках бумаге можно было судить о бешенстве, душившем его. — Могу я начать? — произнес он зловещим шепотом. Когда он читал этот идиотский документ, яркий румя нец покрыл его щеки, и они стали такого цвета, как гребень у индюка. Толстый Балиев, самодовольный, сма ковал унижение англичанина. Когда Гринеп кончил, он смерил взглядом своего врага, скомкал бумагу в своих руках и вышел из комнаты со следующими словами: «Нате подавитесь».
Сейчас эта сцена кажется довольно комичной и даже несколько недостойной моего положения, но в то время это было серьезным делом. В самом деле, способность. Гринепа вынашивать обиды была так велика, что он мог бы очень легко вовлечь генерального консула либо в скандал, либо в дорогую судебную тяжбу и, уж конечно, в смешное положение.
Однако были и компенсации. В ноябре 1915 года посол информировал меня письмом, что Министерство
иностранных дел так довольно моей работой, что я 6vnv оставаться во главе генерального консульства до ковш войны. Я весьма удачно использовал это письмо для улучшения моего финансового положения, которое в свя зи с возрастающей ответственностью становилось все более затруднительным. В течение некоторого времени я вел ожесточенную переписку с Министерством иностран ных дел. Мы были в разгаре войны. Мои расходы были гораздо больше расходов Бейли, и я не получил ни увеличения жалованья, ни ассигнования на консульство. Я привлек на свою сторону посла, который оказал мне сердечную поддержку. Вскоре вслед за этим он написал в Министерство иностранных дел: «Едва ли, в настоящий момент найдется еще гделибо более ответственный кон сульский пост, чем в Москве. Это промышленный и, в широком смысле, политический центр России. Вы можете судить по сообщениям мистера Локкарта о прекрасной работе, проделанной консульством с момента отъезда Бейли».
![Ксения Лазорева - Ненужный принц. История Сая Валентайна [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
