Вадим Медведев - РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»
«Михаил Сергеевич!
Представляя Вам справку по так называемому Катынскому делу, считаю необходимым обратить Ваше внимание на тот факт, что с нашей стороны по этому вопросу не было опубликовано никаких других документов и материалов, кроме сообщения специальной комиссии во главе с академиком Бурденко. Материалы же этой комиссии действительно содержат в себе много пробелов и недоговоренностей. Неясно, например, с какого времени существовал лагерь польских офицеров под Смоленском. Нет какого-либо упоминания в наших материалах и о существовании трех лагерей в Козельске, Старобельске и Осташкове, а также лагеря в Грязовце, то есть вся история с польскими офицерами с момента их интернирования в сентябре 1939 года и до расстрела их представляет сплошное «белое пятно». А ведь это, по нашей версии, почти два года.
Нет практически никаких доказательств существования лагеря в районе Смоленска. Ведь могли бы быть не только документы (хозяйственные, бухгалтерские, любые другие), но и вещественные доказательства в виде каких-то строений или фундаментов, каких-либо других остатков сооружений. А ведь это должны были быть капитальные сооружения, рассчитанные на зимнюю эксплуатацию. И никто даже не может указать и место их существования. Все это требует уяснения, хотя бы для самих себя.
Мне кажется, что следовало бы поручить соответствующим органам дать фактическую справку о польских офицерах начиная с их интернирования в сентябре 1939 года и кончая трагическим концом.
В. Медведев».
Все, что смогли, мы сделали в то время для увековечения памяти о польских офицерах: привели в порядок место захоронения, благоустроили прилегающую местность, дороги, создали условия для массовых посещений Катыни польскими гражданами. Раньше это попросту не разрешалось. На небольшом памятнике была выбита краткая надпись в память о погибших, не указывающая, чьей рукой они были убиты, установлен традиционный польский крест. Обо всем этом было доложено на заседании Политбюро 5 мая 1988 г.
Работники отдела, побывавшие в катынском лесу, рассказывали мне о том, что место захоронений производит жуткое впечатление. Территория, с давних времен принадлежавшая НКВД, традиционно использовалась для расстрела жертв сталинского террора. Рассказывают, что там в свое время были казнены Н. Бухарин и некоторые другие видные деятели того времени.
Наши товарищи подтвердили, что в катынском лесу нет никаких следов капитальных сооружений. Да их никогда там, по свидетельствам очевидцев, и не было, кроме небольшого особняка НКВД, сохранившегося и сегодня. Обреченных на казнь привозили откуда-то и расстреливали.
Начались массовое посещение Катыни советскими и польскими гражданами, регулярный заезд рейсовых автобусов с польскими туристами, военнослужащими. В Катыни побывали В. Ярузельский и другие польские руководители того времени, а позднее Катынь посетил и нынешний президент Польши Лех Валенса.
Так начала, по существу, спадать завеса над зловещей катынской тайной. Но прошло еще немало времени, пока были найдены наконец документы, подтверждавшие факт зверской расправы НКВД над польскими офицерами.
Причем это было сделано не усилиями Комитета госбезопасности и руководителей Главархива СССР, а скорее вопреки им группой историков при поддержке Международного отдела ЦК КПСС. В обширном архиве Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД были найдены списки польских офицеров, отправленных весной 1940 года из лагерей в распоряжение Смоленского управления НКВД, а затем было установлено совпадение фамилий в этих списках с фамилиями польских офицеров, тела которых были эксгумированы в 1943 году.
13 апреля 1990 г. Горбачев передал Ярузельскому списки польских офицеров, находившихся в козельском, осташковском и старобельском лагерях НКВД в 1939- 1940 годах. «Выявленные архивные материалы, – говорилось в заявлении ТАСС, – в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяние в катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных. Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма».
Завершилась вся эта тяжелейшая история в октябре 1992 года передачей польской стороне и публикаций архивных документов, из которых явствует, что изуверское решение о расстреле польских офицеров было принято Сталиным и его ближайшим окружением по предложению руководителя НКВД Берии. Виновники гнусной расправы стали наконец известны.
К сожалению, окончательное выяснение истины, публикация, передача документов польской стороне, официальные комментарии были подчинены интересам политической борьбы, дискредитации горбачевского руководства. Оно обвинялось в попытках скрыть правду или затянуть ее выяснение, утаить документы, ввести в заблуждение общественность. Эти обвинения были вписаны в целую пропагандистскую кампанию против Горбачева (вызов в Конституционный суд, репрессии против «Горбачев-фонда»), К этому же времени было приурочено и сообщение об обнаружении в архивах Политбюро подлинников секретных протоколов 1939 года. И опять обвинения в двойной игре, нечестности, утайке, стремлении обелить прежних руководителей партии и страны и т. д.
Я не хотел бы подвергать анализу логику поведения Горбачева и его конкретные действия по выяснению исторической правды по Катынскому делу и секретным протоколам, рассуждать о том, когда узнал Горбачев о существовании появившихся в конце концов документов, не осторожничал ли он в этих вопросах. Тем более считаю невозможным для себя морализировать по этому поводу. Не исключено, что, прояви Горбачев более жесткую требовательность к расследованию того и другого дела, истина была бы обнаружена и правда восторжествовала бы раньше, чем это произошло.
Главное состоит в том, что принципиальное решение по тому и по другому вопросу было принято при активном участии Горбачева, когда он стоял во главе государства, и задолго до обнаружения разоблачительных документов.
Я не говорю уж о том, что сама возможность принятия таких решений появилась лишь в результате глубоких перемен в стране, начавшихся и проводившихся под руководством Горбачева, демократизации и гласности, беспредельно честного и беспощадного анализа настоящего и прошлого страны, полного и решительного осуждения сталинизма и его преступлений. Допустить мысль о торможении Горбачевым разоблачения сталинизма – это все равно что заподозрить Лютера в попытках воспрепятствовать реформации.
Выяснение исторической правды по секретным протоколам и Катыни имело принципиальное значение для всего процесса перестройки, для всей внутренней и внешней политики, но, конечно же, в первую очередь для освобождения польско-советских отношений от того, что их отягощало в прошлом. Открылась возможность строить их не на искусственно навязываемых идеологических и политических посылках, а на сочетании реальных интересов наших народов.
Венгерская рапсодия
Ситуация в советско-венгерских отношениях во многом была сходна с советско-польской. Тот же парадокс: экономические, социальные, национальные проблемы Венгрии выглядели заметно острее, чем, положим, в Чехословакии или Болгарии. В прежнем советском руководстве, в официальных кругах по этому поводу проявлялось немалое беспокойство, а общественность не скрывала живого интереса к венгерскому опыту. У горбачевской администрации с самого начала сложилось довольно хорошее взаимопонимание с венгерским руководством, хотя интенсивность контактов с венграми, может быть, была даже меньшей, чем с другими странами.
Чем объяснить это? Думаю, тем, что Венгрия раньше других стран вступила на путь реформ, пытаясь трансформировать сложившуюся модель социалистического общества, механически перенесенную из Советского Союза, в некую более современную и демократическую систему.
Мощный толчок этому процессу придали события 1956 года. Не считаю необходимым углубляться в анализ их смысла и причин. Он дан самими венграми. Восстание 1956 года было взрывом недовольства и возмущения народа навязанными ему порядками, игнорированием исторических ценностей, ни с чем не сравнимого своеобразия этой страны.
Восстание было жестко подавлено. С огромным трудом новым властям удалось восстановить элементарный порядок и ввести жизнь страны в более или менее сносное русло. И вот тут-то сказались политическая мудрость и ответственность Яноша Кадара, который волею судеб оказался во главе венгерского правительства.
Известно, что и при М. Ракоши Кадар выступал как смелый и самостоятельный политик, он то выдвигался на одну из первых ролей, то оказывался в немилости и даже сидел в тюрьме. Но после 1956 года, я думаю, Кадар понял, что такую страну, как Венгрия, удержать в чуждых народу формах общественной жизни насильственным путем просто невозможно, убедился в необходимости демократической эволюции. Раньше руководителей других стран Кадар начал постепенно готовить и проводить реформы, но при этом он не мог не оглядываться на Советский Союз, проявлять осторожность, маневрировать, «плести кружева». Отсюда – внутренняя драма этого человека и политического деятеля.
