К Тарасов - После сделанного
Ожидая завскладом, Децкий просидел в кабинете до половины шестого, но Петька не появлялся. Разозленный Децкий отправился на склад, тут ему сказали, что заведующий смотал свои монатки еще в четыре часа. Децкого этот мелкий обман привел в бешенство. "Ладно, сволочь, - шептал он, - все равно найду. Не сейчас, так вечером, не вечером, так утром. На Луну не улетишь, встретимся!"
Он поспешил на стоянку. Был час разъезда, по улице сплошным обозом шли машины. Децкий долго стоял на выезде, ожидая какого-нибудь разрыва в потоке. В два ряда перед ним ползли машины: то останавливались, то вдруг срывались, влекомые зеленым пятном далекого светофора. Одни водители тормозили плавно и плавно трогались, у других и при торможении и при трогании машину дергало, переднего пассажира то отбрасывало к спинке кресла, то угрожающе кидало вперед. Вот точно так, вспомнилось Децкому, водил свой "Москвич" Паша: отчаянно тормозил, срывал машину с места прыжком. И вспомнился следом стремительный, ровный отъезд Павла от гаража, тот последний его отъезд в одиннадцать часов. Но уже нет, никак не Павел, открылось Децкому; за рулем сидел опытный, умелый водитель, с тренированным зрением, с точным чувством педали, с развитой шоферской реакцией, аккуратный и грамотный. Децкий даже ахнул от удачи неожиданного прозрения: каждый водит машину по-своему, непохоже на других; водительская индивидуальность особенно заметна при переключении скоростей, торможении, трогании; стоит внимательно посмотреть, чья машина ходит так, как выезжал тогда Павлов "Москвич", - и убийца на мушке.
Децкий помчал к "Хозтоварам". Оставив машину за квартал, Децкий тылами вышел во двор магазина. "Иж" Данилы Григорьевича стоял на обычном своем месте у котельной трубы. Ждать пришлось недолго. Вместе с Данилой из служебного входа вышел Виктор Петрович; полморды последнего закрывали большие солнцезащитные очки, Децкий, угадав причину, получил удовольствие. Два торговца поспешно двигались к машине. Децкому было видно, как Данила Григорьевич открывал ключом левую дверку, затем он сел за руль, потянулся и поднял кнопку затвора на правой, и в машину влез Виктор Петрович. Стало слышно, как зафыркал мотор. Децкий, весь обратившись во внимание, замер, но, к его досаде, машина поползла задним ходом, а разворот ее и выезд на улицу скрыли мусорные баки. Тогда Децкий ринулся к своим "Жигулям" и на пределе допустимой скорости помчал к дому Данилы. Загнав машину во двор, Децкий вышел на поворот, где неминуемо должен был пройти "Иж". Он показался через пятнадцать минут. Децкий зафиксировал плавный сброс газа, мягкий поворот, и вдруг машина резко остановилась - это Данила Григорьевич увидел его. Открылась правая дверка, и послышался окрик: "Садись!"
Децкий махнул рукой: мол, езжай, пешком дотопаю.
Он глядел, как Данила Григорьевич пошевелил ногами, тронул рычаг скоростей, и "Иж" ровно пополз на дворовую стоянку. Но этих коротких наблюдений для сравнения и выводов было недостаточно, и Децкий решил последить за директором утром, когда тот будет выезжать. И Петеньку - крысу складскую - надо подсмотреть за рулем, наметил Децкий, и Олега Михайловича.
- Драться будешь? - спросил, подходя, Данила Григорьевич.
- Что, уже нажаловалась эта скотина, Виктор Петрович.
- Уж сразу и скотина. Ты ему фингал посадил.
- Он мне, дрянь облезлая, нос разбил, кровь шла, галстук испортил, сказал Децкий. - И то не жалуюсь.
- Свежо предание, - не поверил Данила Григорьевич. - Ну ладно, пойдем в дом.
Семейство - жена и двое сыновей - сидело у телевизора. Жена, увидев гостя, встрепенулась бежать в кухню, но Данила Григорьевич свеликодушничал: "Отдыхай, Маша, сами управимся".
Прошли на кухню.
- Выпьем? - спросил Данила.
Децкий отказался:
- Куда пить-то. На машине.
- Может, кофейку? - предложил хозяин.
Пока мололся кофе и кипятилась в джезве вода, молчали. Потом Данила сказал:
- Виктор Петрович - темный, конечно, малый, но иногда не врет. Ты за что его?
- Наглый он, а не темный, - отозвался Децкий. - За это.
- Слушай, - уставляясь Децкому в глаза, спросил хозяин, - ты и меня подозреваешь?
- Данила, дорогой, - сказал Децкий, - не хочется врать. Понятное дело, подозреваю.
- Ну и как ты, если не секрет, думаешь найти вора?
- А зачем мне вор? Он мне не нужен. Я свои деньги хочу вернуть. Пусть пришлет переводом.
- Положим, прислал? А дальше что? Придешь в милицию и объявишь: получил переводом или бандеролью десять тысяч.
- Четырнадцать тысяч, - поправил Децкий.
- Четырнадцать тысяч, - продолжал Данила Григорьевич, - так что, дело можно закрыть, будьте здоровы, напишите на нем "нераскрытое".
- Это милиции забота: закрывать или дознаваться, - ответил Децкий. Меня не волнует, она доказательств не соберет.
- Ты-то откуда знаешь?
- Потому что обдумывал.
- Выходит, кого-то предполагаешь?
Децкому хотелось выпалить: "Тебя!", но он ответил:
- Не так, Данила, все это просто. Конкретно я никого не подозреваю, но подозреваю, что к воровству уже прицепились два убийства: моя соседка и Паша. Или ты думаешь, Паша сам в час ночи поехал смерть искать на Веселовском шоссе.
- Пьяный был, - задумчиво ответил хозяин.
- Он и пьяный и трезвый куражиться на машине не любил.
- Так кого ты ищешь - вора или убийц? - спросил Данила.
- Это - одно лицо.
- Ищи, если неймется. Только ж совесть надо иметь. Сегодня твой следователь в магазин приходил. Сначала меня, потом Витьку допытывал твоими же вопросами.
- С большого грома всегда малый дождь, - сказал Децкий. - Следователь пришел. Ну и что? Пришел и ушел. Тебе-то чего бояться, ты ж не убивал.
- Сам знаешь чего. Он за тобою словно тень ходит: куда ты, туда он.
- Интересно, что бы ты делал на моем месте?
- Затих. Работал бы. У меня двое детей, их вырастить надо.
- Но кто-то же взял, и свой взял.
- Если ты полагаешь, что я тебе сочувствую, - сказал хозяин, - то это не так. Сам виноват. Стахановец нашелся. Ты с точки зрения закона - вор. И я - вор, и Петя, и Катя, и покойный Паша - все мы преступники. А ты сберкнижку завел. Идиот ты и задница. - Данила громко и матерно выругался. - Сам горишь, так хоть других в огонь не тяни...
Децкий слушал и колебался: то казалось - точно Данила, то казалось не он.
- Это само собой разумеется, - перебил Децкий, - а если по существу. Тебе ж Витька говорил, чем интересуюсь. Что, сказать нечего?
- Это я судьям скажу, - улыбаясь, ответил Данила Григорьевич. - Вот когда ты всех на скамью посадишь, я отвечу.
- Как знаешь! - поднялся Децкий.
- Шучу, шучу, садись, - примирительно сказал хозяин. - Там на вокзале, у входа в тоннель, киоск есть, пенсионерша в нем работает, знакомая. Я у нее перед поездом газеты брал. Спроси. Марфа Кирилловна зовут... А по правде говоря, Юра, есть одна просьба: пока тянется это дело, не трогал бы ты никого, по крайней мере, меня. Мне и без милиции хватает проверок...
- Ладно, - грубовато сказал Децкий. - Договорились.
Он вышел во двор в тоске и злости. День прошел, успехов же никаких, одни неприятности: Витька, гнида, кровь пустил, Катькин ублюдок посмеялся, Данила вежливо выгнал вон, а Петька надул. И все убеждают: заткнись, молчи, не касайся. "Дудки вам, - зло говорил Децкий, садясь в машину. - Дудки, милые. Скиньтесь по три тысячи - тогда. Это первое. А второе - кто за Пашу ответит?"
Доехав до автомата, Децкий позвонил Петру Петровичу. Телефон ответил молчанием. Поеду, к Катьке, решил Децкий.
Сенькевичу же этот напряженный день принес несколько успехов. Наконец-то ощутились загадочные, но, безусловно, существующие связи в кругу людей, близких Децкому, какой-то таинственный шел между ними процесс. Особенно впечатлило странное появление Децкого в квартире коллекционера и недолгая их беседа, которая явно Децкого расстроила. От подъезда к машине он прошагал вяло, буквально проплелся, потом в унынии сидел за рулем, словно раздумывая, что делать. Наконец он тронулся, Сенькевича заинтересовало - куда? Оказалось - на завод. Это было понятно, но какая же нужда, думал Сенькевич, привела его в рабочее время к коллекционеру? Что общего между ними? Что Децкий выяснял? Или объяснялся?
Проследив, как Децкий вошел в проходную, Сенькевич поехал в магазин хозяйственных товаров. И директор, и заведующий секцией были на работе. Сенькевича удивило, что отглаженный аккуратненький Виктор Петрович имел совершенно непристойный свежий синяк вокруг правого глаза. Солнцезащитные очки лишь подчеркивали внушительные размеры этого телесного повреждения. Сенькевич уже в разговоре не удержался спросить:
- Хулиганы?
- Развелось сволочи, - зло пробурчал завсекцией. - Никто не сажает!
- Надо в милицию заявить, - посоветовал Сенькевич.
Завсекцией почему-то посмотрел на директора и сказал, тоскливо вздыхая:
- Знаем мы эти заявления.
Крепко ему врезали, видел Сенькевич, и наверняка было больно, и одним только глазом смотрел на свет, но предпочитал человек молчать, решил стерпеть, закрыться очками и пережить. Почему? Не верил, что найдут и накажут? Или самолюбие не пускало сказать: "Меня побили". Но это было его дело, Сенькевич переубеждать не стал. Рассматривал обоих, слушал.
