Анатолий Чубайс - Приватизация по-российски
Однако то, что в конечном счете было создано, оказалось весьма условным холдингом, потому что производственные единицы концерна стали его дочерними унитарными предприятиями, хотя сам концерн преобразовался в акционерное общество. Тогдашнее гражданское законодательство это позволяло. В свое время я рекомендовал этого не делать, а создать 100-процентные дочерние акционерные общества.
Разногласия между нами и газовиками в тот период были очень остры, и для их урегулирования требовалось масса времени. Я даже получил два выговора “за медленную работу” — один от Гайдара, другой уже от Черномырдина. Тем не менее, эта эпопея завершилась к началу ноября 1992 года с указом Президента. В итоге удалось создать компанию, которая обладает высокой степенью экономической стабильности и может способствовать экономическому росту в стране.
Конечно, реализовать проекты по нефтяным компаниям, электроэнергетике, газовой отрасли в рамках стандартных процедур было невозможно. Однако в конце 1991 года пятый съезд народных депутатов предоставил президенту чрезвычайные полномочия в области правового регулирования экономических реформ. В частности, он получил право в течение года издавать указы, имеющие силу закона, по специальной процедуре, предусматривавшей ускоренное рассмотрение этих документов в Верховном Совете.
Эти три крупнейших приватизационных проекта заложили основу новой российской экономики, которая строится на частной собственности. Уже к началу 1993 года процесс приобрел внушительные масштабы: значительная доля всей производимой в стране продукции — валового внутреннего продукта — оказалась родом из частного сектора. А к концу этого года предприятиями, основанными на частной собственности, выпускалось уже более половины продукции.
Благодаря использованию в 1992–1993 годах чековых продаж приватизация таких крупнейших компаний, как “Газпром”, “ЕЭС России”, “Ростелеком”, нефтяные компании, была истинно всенародной. Многие владеют акциями этих компаний и не спешат с ними расставаться. Я слышал от тех, кто хотел бы сконцентрировать в своих руках более крупные пакеты акций этих серьезных компаний, что на предложение продать акции они обычно слышат в ответ резкие возражения. Это означает, что люди уверены в перспективности бизнеса.
Дмитрий ВАСИЛЬЕВ
КАК МЫ ПРОВОДИЛИ ЧЕКОВУЮ ПРИВАТИЗАЦИЮ
КРИТИЧЕСКИЙ МОМЕНТ
Аукционами мне пришлось заниматься еще в 1990–1991 годах в Питере. В ходе “малой приватизации” мы продавали булочные, прачечные и химчистки одними из первых в России.
С чековыми аукционами все было гораздо сложнее. Систему нужно было отладить так, чтобы участие в приватизации мог бы принять и человек с одним-единственным чеком, и владелец миллиона ваучеров. Как делить акции между такими разными покупателями?
Тогда и появилась идея: а что если сбросить все принесенные чеки в одну большую корзину и по итогам рассчитать, сколько акций пришлось на каждый ваучер. Принес один ваучер — получил одну долю акциями. Принес миллион чеков — получил миллион долей акциями. Отличие от традиционного аукциона в том, что выигрывает не один-единственный человек, который предлагает больше остальных, но все участники. Однако каждый — в соответствии с размерами своего взноса. При такой системе чем больше чеков предлагается за одну акцию, тем выше реальная стоимость предприятия.
Критический момент в ходе чековой приватизации возник в январе 1994 года. Тогда выяснилось, что в ходе аукционов собрано очень мало чеков. Предприятия в большинстве своем не торопились участвовать в ваучерной приватизации. Все надеялись: а вдруг пронесет?
Особенно много проблем было с машиностроительными предприятиями, и в первую очередь с автомобильными и тракторостроительными. Они считали, что вложения в них могут быть безумно выгодны, и вели себя очень агрессивно. До последнего боролись за то, чтобы не попасть в руки к “чужакам”. Руководители многих машиностроительных предприятий требовали, чтобы аукционы проходили на территории завода: в этом случае они могли бы не допускать к аукциону “неправильных” покупателей.
Очень много скандалов было по нефти. И хотя пакеты продавались небольшие (8—14 процентов), нефтяники дрожали за каждую свою акцию. Так же вели себя и металлурги. Тогда черная металлургия была на подъеме, продукция этой отрасли пользовалась большим спросом на мировых рынках и приватизация практически каждого металлургического комбината шла со скандалом.
О вэпэковцах я уж и не говорю. Эти разгосударствление вообще восприняли в штыки. И до сих пор в отрасли приватизировано не более 30 процентов предприятий. “Белая кость”, они привыкли к неограниченной государственной поддержке и полагали, что такую поддержку смогут сохранить и в дальнейшем.
К январю 1994 года сопротивление приняло пугающий характер. Стало понятно: если срочно не принять каких-то экстренных мер, приватизация попросту зачахнет.
В этот момент Чубайс был в отпуске. Когда он узнал о назревающей опасности, он позвонил мне прямо из аэропорта и потребовал немедленно принять меры для выправления ситуации.
Я всегда полагал, что простые бюрократические решения оказываются зачастую наиболее эффективными, и потому предложил составлять списки предприятий, выставляемых на продажу, а также жестко контролируемые графики их продаж.
Список предприятий, подлежащих приватизации, был составлен. Пробивался он очень тяжело: сопротивление министерств было мощнейшим. Из того, что намечалось изначально, продать в конце концов удалось процентов 50–60. Тем не менее перелом произошел.
Я думаю, результаты дали не только наши усилия, но и постепенное изменение ситуации в целом. Предприятиям нужны были инвестиции, кредиты. Но к какому бы инвестору они ни приходили, ответ всюду слышали один: “Вы сначала разберитесь со своей собственностью, а потом несите нам свои бизнес-планы. Мы хотим вести переговоры с реальным собственником”.
К тому же в 1994 году стало усиливаться политическое давление. Приближалось 1 июля 1994 года — дата завершения чековой приватизации, — и региональные чиновники прекрасно понимали, что с них в конце концов спросится за выполнение президентского указа. А у региональной администрации всегда были большие возможности давить на предприятия. Был у нее и свой интерес проводить чековую приватизацию: под создание аукционных центров регионы получали специальное финансирование. И получить такое финансирование любой глава администрации был не прочь: оценка регионального начальника в России всегда зависела от того, сколько денег он может выбить из Москвы на нужды своего региона. Этот финансовый рычаг тоже, конечно, срабатывал. В результате весной — летом 1994 года темпы ваучерной приватизации резко возросли. Кризис был преодолен.
ЦЕНА ЧЕКОВОЙ ПРИВАТИЗАЦИИ
С точки зрения правовой чековая приватизации прошла довольно гладко. Всевозможных скандалов было гораздо меньше, чем в ходе денежной приватизации. Сама процедура чекового аукциона, регламентированная до мельчайших деталей, исключала серьезные нарушения. Тем не менее нарушения, конечно, были. Было и мошенничество.
Довольно распространенное явление: нарушались правила приема чеков. Предприятия, выставляемые на аукцион, делали все для того, чтобы не допустить к участию в нем “неудобных” инвесторов. Как-нибудь по-хитрому публиковалась информация об аукционе, чтобы ее сложно было заметить потенциальным претендентам на крупные пакеты. Либо попросту аукционный центр закрывался на пару часов раньше — чтобы не успел добраться незваный московский гость с парой миллионов чеков. Часто нежеланным покупателям объявляли о том, что у них депозитные свидетельства неправильные или чеки какие-нибудь не такие.
Еще один распространенный вид мошенничества: получение незаконным путем закрытой информации о ходе аукциона. Основной интерес был в чем? Узнать, причем незадолго до завершения чекового аукциона, сколько чеков подано на одну акцию предприятия. Участник аукциона, который получал такую информацию, мог без риска для себя захватывать необходимый ему пакет акций. Ведь он знал, сколько чеков надо вложить, чтобы получить этот пакет, не переплачивая при этом себе в ущерб.
Конечно, на руководство аукционных центров оказывалось огромное давление со стороны желающих получить подобную информацию. Тем не менее утечек с центрального, московского аукциона практически не было. А вот в регионах изредка подобные вещи случались.
Основная же масса уголовных дел, возбужденных по ходу чековой приватизации, была связана с хищением чеков. Причем это тоже была в основном проблема региональных аукционных центров. В московском аукционном центре украсть что-либо было очень трудно. Там была в ходу система контроля, которая часто используется западными банками: разделенный доступ в различные помещения, взаимоконтроль, отслеживание за передвижением материальных ценностей.
