Ю Фельштинский - Большевики и левые эсеры (Октябрь 1917 - июль 1918)
сравнил этот мир с Тильзитским: по Тильзитскому миру Пруссия лишалась примерно половины своей территории и 50% населения. Россия - лишь трети. Но в абсолютных цифрах территориальные и людские потери были несравнимы. Именно этот мир и был ратифицирован съездом РКП (б) большинством голосов.
Если партийный съезд провести в Петрограде большевики отважились, то Съезд Советов они решили созвать в Москве, куда постановлением правительства была перенесена столица советской России, поскольку над Петроградом нависла угроза германской оккупации и падения там советской власти. 10-го марта в Москву прибыл Свердлов. 11-го -- с поездом Совнаркома -- Ленин. Сразу же после переезда начали они подготовку к открытию съезда, намеченного на 12 марта, но открывшегося только 14-го. Как и съезд большевиков, Съезд Советов представительным не был и получил название "чрезвычайного".
Для Ленина те дни спокойными не были. В оппозиции к ратификации Брестского договора стояли эсеры, меньшевики, большая часть левоэсеровской партии, анархисты-коммунисты. Наконец, действительную и главную оппозицию Ленину составляло левое крыло большевистской партии. И все еще не было ясно, как поведет себя фракция РКП (б). Поэтому 13 марта, за день до начала работы съезда, Ленин и Свердлов провели генеральную репетицию голосования по вопросу о ратификации Брест-Литовского мирного договора: на состоявшемся заседании фракции большевиков Четвертого Чрезвычайного съезда Советов, после выступления Ленина, 453 голосами против 36 заключение мира было одобрено.47
Однако на открывавшемся на следующий день съезде Советов присутствовало много большее число депутатов: 1172, в том числе 814 большевиков и 238 левых эсеров.48 Вопрос о ратификации мира с точки зрения Ленина еще оставался открытым. Опасения Ленина подтверждались и телеграммами, присланными в адрес съезда местными партийными организациями большевиков и левых эсеров. На местах не было единого мнения, и между сторонниками и противниками ратификации установилось известное равновесие.49 Вместе с левыми коммунистами против мира решили высказаться и левые эсеры, не слишком, впрочем, уверенно. Они
заняли "промежуточное положение между большевиками и оборонцами".50 Промежуточное, но не враждебное, причем ЦК ПЛСР был настроен к Брестскому миру куда менее негативно, чем левоэсеровские низы. Перед ЦК ПЛСР в связи с этим встала довольно неприятная дилемма. Не поддержать низы своей партии он не мог даже в том случае, если бы большинство членов ЦК встало на сторону Ленина. И ЦК ПЛСР большинством голосов проголосовал выступить против ратификации Брестского договора. Камков, еще недавно так горячо поддерживавший идею мира, теперь высказывался против:
"Совершенно независимо от того, какие цели преследует партия господствующих, в данном случае партия большевиков , которая стоит за ратификацию,... объективно -- это ведет к полному удушению русской революции..."51 Большевиков Камков обвинил в соглашательстве.
Было очевидно, однако, что речь Камкова не может изменить общего настроения съезда, большинство делегатов которого намеревались поддержать резолюцию Ленина. Предвидя свое поражение, Камков в заключительной речи сказал, что ПЛСР слагает с себя
"ответственность за ратификацию так называемых мирных условий... Все наши силы, которыми располагаем, все то влияние, которое мы имеем, ... бросим на весы, чтобы оказать вооруженное сопротивление нажиму империализма... Как правительственная партия, мы не имели бы права предпринимать шагов к нарушению этих условий; как партия политическая, не ответственная за ратификацию, мы берем на себя смелость утверждать, что мы сделаем все от себя зависящее, чтобы оказать вооруженное партизанское сопротивление на всех фронтах... Как это ни тяжело для левых социалистов-революционеров, после длительной совместной честной коалиции с партией большевиков на пути укрепления русской революции, мы должны сложить с себя ответственность за центральную политику правительства".52
Решение левоэсеровской фракции съезда диктовалось скорее всего тактическими соображениями. Кроме причин догматического
характера, здесь, конечно же, выступали и конъюнктурные: считаться в оппозиции к Брестскому миру было левым эсерам выгодно. В глазах прочих социалистических партий они, в этом смысле, оставались не запятнанными. Большевики же, наоборот, скомпрометировали себя даже в глазах своей собственной партии. А за ее пределами увеличили число сторонников левых эсеров из числа советских избирателей, тем более что Камков от имени своей партии не замедлил объявить на Съезде Советов, что ПЛСР согласна поддерживать большевиков по всем остальным вопросам.
Левых эсеров на Съезде Советов поддержали не только социалисты-революционеры, но и меньшевики. Они выдвинули резолюцию, в которой требовали отклонения мирного договора, создания "всенародного ополчения", выражения недоверия советскому правительству и передачи власти Учредительному собранию.53 Но несмотря на протесты меньшевиков, эсеров и левых эсеров большинством в 785 голосов против 261 при 115 воздержавшихся Брест-Литовский мирный договор был ратифицирован,54 после чего Штейнберг огласил декларацию левых эсеров, в которой говорилось, что
"при создавшихся после ратификации договора условиях партия отзывает своих представителей из Совета народных комиссаров. Вместе с тем партия левых социалистов-революционеров считает своим долгом подчеркнуть, что, поскольку Совет народных комиссаров будет проводить в жизнь программу Октябрьской революции, партия обещает ему свое содействие и поддержку..."55 Против выхода из СНК и за подписание Брестского мира высказалось по крайней мере 78 левоэсеровских делегатов съезда.56
Уже 15 марта все левоэсеровские наркомы покинули свои посты. Выйдя из правительства, они, подобно левым коммунистам, оставили за собой право свободной критики Брестского мира. Жест левых эсеров не был ни "вызывающим", ни тем более "предательским" или "коварным", как пытается это представить советская историография. В той обстановке он казался тактически оправданным, естественным, с одной стороны, и вынужденным и единственно возможным, с другой. В противоположность расколотой партии большевиков, ПЛСР осталась единой, избежала
партийного кризиса, и в этом, казалось, была известная мудрость руководства ПЛСР.
18 марта 1918г., через день после окончания работы Четвертого съезда Советов, СНК рассмотрел вопрос "об общеминистерском кризисе в связи с уходом из правительства всех левых эсеров и некоторых тт. большевиков: Коллонтай, В.М.Смирнова, Оболенского (Осинского), Дыбенко". С сообщением по этому поводу выступил Свердлов. Заменить ушедших было нелегко. Совнарком принял решение начать переговоры о вхождении в правительство вышедших из него ранее членов Московского областного комитета РСДРП (б), стоявшего в оппозиции к Брестскому миру. Свердлову одновременно поручалось лично переговорить с СП. Середой и рядом других большевиков, чьи кандидатуры намечались на посты наркомов земледелия, имуществ, юстиции и на пост председателя ВСНХ вместо ушедших в отставку. На том же заседании было заслушано и сообщение Свердлова о Высшем военном совете. В связи с уходом левых эсеров из СНК из Совета был выведен левый эсер П.П.Прошьян, а на его место назначен Н. И. Подвойский. Через несколько дней были сделаны и все прочие назначения.
Выйдя из Совнаркома, левые эсеры, однако, не порвали своих отношений с большевиками и остались их преданными союзниками, а левоэсеровские функционеры во ВЦИК и на местах продолжали свою обычную деятельность в тесном сотрудничестве с большевиками. Так, из 207 членов ВЦИК четвертого созыва (март-июль 1918 г.), избранного Четвертым съездом Советов, левых эсеров было 48 человек (а большевиков - 141). Левые эсеры работали в военном ведомстве, различных комитетах, комиссиях и советах. В Коллегии ВЧК, например, к июлю 1918 г. из 20 человек 7 были левыми эсерами. Раскол между большевиками и левыми эсерами длился недолго. Уже через неделю после выхода левых эсеров из СНК, 22 марта, на заседании Петроградского бюро ЦК был поднят вопрос о вхождении левых эсеров в Совнарком Петроградской коммуны.57 А еще через неделю, 30 марта, ЦК РКП (б) на своем заседании рассмотрел возможность привлечения Прошьяна, как представителя левых эсеров, к работе в Высшем военном совете республики (ВВС). (Переговоры с левыми
эсерами по этому поводу должен был вести Свердлов) .58 4 апреля решено было оставить левых эсеров членами коллегий ряда наркоматов, а Прошьяна включить в состав ВВС на условиях лояльного отношения к Брестскому миру, подчинения общим решениям правительства и выхода из ВВС в случае больших разногласий с большевиками без какой-либо политической демонстрации.59 О согласии на эти условия левые эсеры должны были дать подписку.60 Большевистско-левоэсеровский союз входил, казалось, в свое обычное русло.
