Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь во Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII
Граф д'Аркур, герцог де Рец, Пюилоран (фаворит Гастона Орлеанского), Сент-Аман, историк Фаре, Буаробер, Коллете, Вуатюр, Таллеман де Рео и примкнувший к ним Мольер образовали «общество обжор» и кочевали из «Кормье» на улице Фоссе-Сен-Жермен-Осеруа в «Пти Мор», из «Львиной ямы» на улице Па-де-ла-Мюль, где торговали «безумием в бутылках», в «Королевский меч». Весной они отправлялись по берегу Сены в Сен-Клу, где были свои питейные заведения. Во время веселых попоек поэты читали свои стихи, отнюдь не благочестивого содержания. Брат Буаробера Антуан Ле Метель, инженер-землемер, оставивший свое ремесло ради сочинения комедий в стихах, составил также сборник «Сказок» – «одно из тех произведений, которые хороший вкус и нравственность должны подвергнуть вечному порицанию», как впоследствии отозвался о них Андре Леб-ретон, имевший честь печатать «Энциклопедию» Дидро и Д'Аламбера.
Сент-Аман чаще посещал «Королевский меч» или «Львиную яму», чем заседания Французской академии. Там он сочинил некоторые свои творения, например «Ода сыру» и «Дыня». В 1638 году он получил привилегию на владение стекольной фабрикой в Руане и в оде «Сидр» воспел свои грядущие промышленные свершения. Однако этим грандиозным планам не суждено было сбыться: Сент-Аман бросил фабрику и вернулся в кабак.
Иногда, «когда он был болен от выпивки», как он говорил о себе сам, Сент-Аман уезжал в Бель-Иль, уединялся там в пещере и сочинял стихи. Но чаще они с маршалом Бель-Илем устраивали попойки, продолжавшиеся целыми сутками, под конец которых кувшины, стаканы, стулья и сами выпивохи валились на пол.
Своими стихами о попойках Сент-Аман создал репутацию пьяницы своему приятелю Никола Фаре (1600—1647), ведь «Фаре» хорошо рифмовалось с «кабаре». Но Фаре вовсе не был пропащим пропойцей: он уже в двадцать один год прославился своими переводами трудов по римской истории и собственной «Хронологической историей оттоманов». Малерб, собрат по Французской академии, советовал ему написать историю Франции, но Фаре так и не последовал его совету. Правда, в 1630 году он выступил в другом жанре: написал памфлет «Честный человек, или Искусство понравиться при дворе». Через Буаробера Фаре познакомился с графом д'Аркуром – этот падший представитель Лотарингского дома, как обычно, сидел в кабаре со стаканом в руке. Фаре, Сент-Аман и д'Аркур стали веселой троицей, называвшей друг друга прозвищами: Старик, Толстяк и Питух. Но Фаре хотел вытащить д'Аркура из этого болота: он с большим трудом добился, чтобы графа принял Ришелье (поначалу кардинал и слышать об этом не хотел). Наконец аудиенция состоялась. Ришелье огорошил д'Аркура такими словами: «Господин граф, король желает, чтобы вы покинули королевство». Тот ответил, что готов повиноваться, и тогда министр продолжил: «Но вы покинете его, приняв командование над военным флотом».
Д'Аркур отправился сражаться с испанцами, захватив с собой Фаре в качестве штабного секретаря и Сент-Амана, который в шутливых и серьезных стихах воспевал его ратные подвиги. Граф в полной мере проявил свои военные таланты, овладев островами Сент-Онора и Сент-Маргерит в Средиземном море, а затем проведя осаду Казале и Туниса (1640). Ришелье писал своему протеже Мазарини о «храбрости графа д'Аркура, прославившей его в Италии и во всем христианском мире». Когда граф вернулся в Париж, Фаре стал интендантом его дома, а затем королевским советником и секретарем министерства финансов…
Кабаки, где продавали вино и закуску, были весьма демократичными заведениями, там можно было встретить представителей всех сословий, – разумеется, если они были в состоянии расплатиться. Так, однажды в «Королевском мече» за соседним столиком с нашими «обжорами» оказался столяр по имени Адам Бийо (в переводе его фамилия означает «плаха»). Усмотрев дурное предзнаменование в сочетании названия кабака и фамилии его посетителя, гуляки предпочли ретироваться.
К вину французы привыкали с ранних лет. Так, однажды восьмилетний Людовик зашел вечером к своей любимой сестре Елизавете и увидел, что ей наливают в кубок вино. Дофин возмутился: «Сестра, вы слишком молоды, чтобы пить вино; я пью его в этот час, но я на целый год старше!» и велел виночерпию более не подавать принцессе вина к ужину. Когда его младшему брату Гастону исполнилось шестнадцать, тот создал со своими приятелями «Совет шалопаев» и пустился во все тяжкие, посещая кабаки, игорные притоны и публичных девок.
Гастон был полной противоположностью своему благочестивому и целомудренному брату. Людовик находил отдушину в охоте, которая была своего рода экстремальным видом спорта. Этой страстью он заболел с детства: с шести лет он со знанием дела рассуждал о псовой охоте, поражая знатоков. Маргарита Валуа (первая жена Генриха IV) в 1603—1606 годах построила себе особняк на левом берегу Сены, с большим садом и просторным парком, и юный король травил там собаками зайцев; в галерее Фонтенбло его любимые Пато, Патло и Гризетта гонялись за лисятами. 22 мая 1607 года, едва расставшись с детским платьицем, дофин впервые участвовал в королевской охоте на оленя и тогда же получил в подарок от принца Уэльского ручной мушкет и двух спаниелей. Всем премудростям псовой охоты его обучил флорентиец Франческо де ла Шиорина. Затем главный королевский дворецкий принес ему книгу, озаглавленную «Псовая и соколиная охота». Впрочем, к тому времени шестилетний дофин уже свободно оперировал охотничьими терминами, многое знал о ловчих птицах и ловко спускал с перчатки сорокопутов, охотясь на воробьев. Его первый фаворит Шарль Альбер де Люинь приобрел вес в глазах короля-подростка тем, что вынашивал для него сорокопутов; он получил особую придворную должность – главного «птичьего» ловчего. Среди королевских ловчих птиц были соколы, с которыми охотились на диких уток, кречеты, ястребы, соколы-балабаны, уже упомянутые сорокопуты-жуланы. Любимой птицей короля был кобчик: маленький, но поражающий добычу крупнее себя (с ним охотились на перепелов, куропаток и даже фазанов), повинующийся голосу хозяина. В отличие от соколов или ястребов, на которых нужно надевать колпачки, кобчика можно было носить в открытую на перчатке.
Обычно Людовик охотился в сопровождении трех-четырех слуг, изредка брал с собой других дворян – например графа де Суассона, бывавшего с ним в Версале. В период его запоздалого «медового месяца», в 1619 году, карета короля нередко встречала на равнинах Ле-Бурже карету королевы: ловкий Люинь специально выносил для Анны Австрийской кречета, с которым можно было охотиться на цапель. Вообще приглашение на королевскую охоту было высокой честью.
Людовик был также неплохим стрелком и поддерживал себя в форме военными упражнениями. В парке слуги стучали по кустам палками, чтобы выгнать из них птичек, и король стрелял по ним из арбалета. Он был настолько одержим охотой, что, когда не мог покинуть дворец по состоянию здоровья, стрелял в саду Тюильри по воробьям. Рассказывают, что однажды несколько дробинок угодили в прическу Анны Австрийской, которая прогуливалась там со своими фрейлинами. По диким гусям и воронам Людовик палил из аркебузы или маленькой пушечки (он был отличным артиллеристом).
Охотился он и на крупную дичь – оленей, кабанов. Однажды на охоте, проводившейся в присутствии Анны Австрийской, Гастона и его юной дочери, удалось поймать целых пять волков и одного лиса. Бывало, что погоня, начавшись в сумерки, продолжалась при лунном свете, и тогда королева и весь двор терялись в догадках о том, что случилось с монархом. А случиться могло всякое: Людовик падал с коня, вывихивал ноги, бывал укушен собаками; в двадцать три года он научился плавать – после того как чуть не утонул. Как-то в апреле 1624 года он гнался за зайцем, который прыгнул в реку и поплыл; один из спутников короля свалился в воду, Людовик бросился его вытаскивать. Слегка обсохнув, он вернулся в Париж, переоделся и пошел на Совет.
Крестьяне тоже охотились, добывая себе пропитание: они расставляли силки на птиц или специально откармливали хорьков, чтобы добывать с их помощью диких кроликов. Хорьков держали в бочке на соломенной подстилке, меняя солому каждые три-четыре дня. Кормили их парным молоком, давая по стакану дважды в день, утром и вечером, или заменяли молоко взбитым сырым яйцом. Натаскивая хорька, ему позволяли съесть глаз у первого убитого кролика. Хорьков использовали и в гористой местности, чтобы доставать со скал птичьи гнезда.
Из всех игр французский король предпочитал игру в мяч (прообраз большого тенниса), кегли и бильярд; в шахматы и реверси он играл неохотно, поскольку чаще проигрывал, а из карт только строил домики. Бережливый Людовик считал азартные игры неразумной и преступной тратой денег. Игра в кости была под запретом; если чиновники, следившие за исполнением этого положения, застигали кого-либо за игрой в запрещенные игры, ставки изымались в пользу бедных. В Париже закрыли сорок семь игорных домов. В 1629 году Людовик издал ордонанс против игры, содержавший полторы сотни статей. Там, в частности, говорилось следующее: