Йоханан Петровский-Штерн - Еврейский вопрос Ленину
Доклады агентов ОГПУ о реакции в стране на смерть Ленина свидетельствуют, что главным вопросом в выборе кандидата, с точки зрения населения страны, был вопрос этнонациональной принадлежности кандидата, а не его идеологические или профессиональные качества. Какими бы преданными коммунистами и классово сознательными большевиками ни были большевики еврейского происхождения, простые советские люди предпочитали Михаила Калинина и Алексея Рыкова Льву Каменеву и Льву Троцкому, потому что в народном сознании первые были русскими, а последние евреями.
Историк новейшей России справедливо отметил, что во время социальных катаклизмов на передний план в качестве главных организационных принципов выступают вопросы национальные. Агенты ОГПУ докладывали о массовой тенденции тех лет, характеризовавшей широкие общественные настроения: народные массы считали Ленина русским и отделяли его от других членов Политбюро, евреев по происхождению, боровшихся после его смерти за власть в государстве. С самого начала 1920-х, когда русскоцентричная партия большевиков выступила инициатором присоединения бывших имперских окраин к новому большому социалистическому государству, стало общим местом, что вождем партии и государства мог быть только русский.[139] Русскость Ленина помогла большевикам объединить все угнетенные народности и классы бывшей империи вокруг его иконического образа. Отныне приобщение к русской советской культуре (ассимиляция, на старорежимном языке) представлялось правильным политическим выбором, который демонстрировал преданность Ленину и ленинской политике государственного строительства. Романтическая ирония знаменитых строк Владимира Маяковского «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин» стала категорическим императивом в национальной политике ВКПб. Чтобы стать русским коммунистом и советским патриотом, необходимо влиться в великую русскую культуру вождя мирового пролетариата. Отрицание этого неписаного постулата приравнивалось к проявлению политической неблагонадежности.
В начале 20-х гг. большевики претендовали не только на руководство всем международным социалистическим движением, но также и на право распоряжаться его документальным наследием. ЦК партии выделил значительные суммы на фотокопирование архива Маркса и Энгельса, на приобретение рукописей основателей научного коммунизма, а также на покупку документов таких ведущих западноевропейских социалистов, как Гракх Бабеф, Август Бебель, Бруно Бауэр, Шарль Фурье, Людвиг Фейербах, Мозес Гесс, Поль Лафарг, Карл Каутский, Карл Либкнехт, Франц Меринг и Анри де Сен-Симон. ЦК партии основал Институт партийной истории (Ист-парт) для изучения истории большевиков — от утопического социализма до Маркса и далее, вплоть до европейской и русской социал-демократии.
Одновременно ЦК основал Институт Ленина и поручил сестре Ленина Анне Елизаровой-Ульяновой собрать материал для биографии создателя первого в мире социалистического государства.[140] В 1924 г. она приступила к работе в архивах Ленинграда. Просматривая собрание Департамента полиции Министерства внутренних дел, Елизарова-Ульянова наткнулась на послужной список Александра Бланка. Документы свидетельствовали, что он изначально был евреем из Староконстантинова, впоследствии перешел из иудаизма в православие, а затем стал врачом и государственным служащим. Елизарова-Ульянова сравнила новонайденные документы с лаконичными рассказами матери, Марии Александровны Бланк, о дедушке и только тогда поняла, почему она знала многих родственников со стороны отца и никого со стороны матери.
Трудно передать ее изумление. Меньше чем за год до этого открытия ее сестра предположила на основании не очень достоверного семейного предания, обнародованного в 20-е гг., что их дед мог быть еврейским сиротой, которого взяла на воспитание бедная еврейская семья. В ответ Елизарова-Ульянова попросила сестру не распространять эту небылицу и не болтать вздор.[141] Теперь Анна Елизарова-Ульянова поняла, что ошиблась. Со своим открытием она поспешила ко Льву Каменеву, в то время директору Истпарта. Каменев обратился в другие архивы с запросом о дополнительных документальных свидетельствах, которые, в конечном счете, подтвердили находку Елизаровой-Ульяновой. Между тем Каменев счел неуместным распространяться об этих вещах и не одобрил публикации документов о еврейских родственниках Ленина. А Елизаровой-Ульяновой предложил держать это открытие в тайне. Другие руководители партии и правительства, кто в разное время и по разным поводам сталкивался с этим «открытием», — Сталин, Брежнев и Горбачев — принимали такое же решение.
Реакция Каменева заслуживает подробного рассмотрения прежде всего потому, что советские руководители различного этнического происхождения (грузин, украинец и русский) и в самых разных политических условиях отреагировали точно так же. По всей видимости, у Каменева, обрусевшего еврея, глубоко ассимилированного в большевистскую среду, были свои глубоко личные причины заблокировать публикацию документов, найденных Елизаровой-Ульяновой. В то время, замещая больного Ленина, он временно исполнял обязанности главы Политбюро: вместе со Сталиным и Зиновьевым он был одним из трех самых влиятельных людей в стране. В середине 20-х гг. эти три коммунистических лидера (их правление называли «триумвиратом») объединились в попытке отодвинуть Троцкого, пользовавшегося в ту пору огромным влиянием и авторитетом.
По плану Каменева, интернационалистскому по форме и расистскому по сути, объявлять во всеуслышание о еврейских родственниках Ленина не следовало. Каким бы последовательным интернационалистом ни был Троцкий, на Западе он воспринимался как еврей. Польские ксенофобские плакаты изображали его в образе вооруженного наганом и плеткой Сатаной с легко узнаваемыми семитскими чертами лица, сидящим на груде черепов и наблюдающим, как деклассированные анархо-большевистские ублюдки в бескозырках расстреливают русских крестьян. Появление в широкой прессе информации о еврейских корнях Ленина способствовало бы усилению воображаемой связи Троцкого с Лениным, бросило бы тень на основателя советского государства — и дало бы дополнительную пищу белогвардейским юдофобам, с пеной у рта доказывающим, что русская революция — жидомасонский заговор.
Убежденному ассимилянту Каменеву такой результат был малосимпатичен. И он нашел наилучший способ разрешить возникшую проблему: попросту замолчать ее. Таким образом он сразу убил двух зайцев: скрыв весьма далеких еврейских родственников Ленина, он прятал и своих. Он слишком хорошо знал, что в западной прессе имя Троцкого часто сопровождалось указанием «Бронштейн» в скобках, и ему вовсе не улыбалось, чтобы за его именем следовало в скобках «Розенфельд», не говоря уже об указании «Бланк» после упоминания ленинского имени. Впрочем, позиция Каменева не была его изобретением: он действовал в строгом согласии с партийной линией на создание человека нового типа, чей интернационализм был густо замешан на идеалах русской революции.
Помимо политических причин, Каменев распорядился держать далеких еврейских родственников Ленина в тайне, поскольку такой ход вполне соответствовал его собственным убеждениям сторонника русификации. Каменеву нужен был незапятнанный революционный Ленин. Чистота революционного эксперимента требовала от вождя революции чистоты крови. Возможно, если бы его спросили об этом без обиняков, Каменев ответил бы, что еврейский прадедушка ничего не меняет в образе Ленина-болыиевика. Однако замалчивая информацию о еврейских корнях Ленина, Каменев признавал также силу популярных расистских предубеждений: однажды замаравшись семитской кровью, человеку уже не отмыться.
Новая политика партии, направленная на коренизацию в прошлом угнетенных национальных меньшинств, также оказалась одним из факторов, повлиявшим на решение Каменева. В 1924–1925 гг. партия запустила программу коренизации, нацеленную на создание лояльных новому режиму этнонациональных элит, которые должны были заняться внедрением коммунистических идей в среде национальных меньшинств. Эта двойная задача — создание управляемой элиты и интеграция этнических меньшинств посредством их приобщения к коммунистической идеологии — распространялась на многие этносы СССР, включая казахов, белорусов, украинцев и евреев. Партия планировала превратить таким образом представителей этнонациональных групп в лояльных граждан социалистического государства. В особенности это относилось к тем этническим группам, которые не оставляли надежд получить в СССР некое подобие национальнокультурной или территориальной автономии, согласно своим, с ленинской точки зрения, мелкобуржуазным воззрениям.
