Михаил Колесов - От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции
Новая идеология воплощается в герильи, «хозяйке своего политического руководства». В этом кулаке людей, как писал Че Гевара, «без альтернативы, как смерть или победа, в моменты, в которые смерть есть в тысячу раз реальная идея, а победа некий миф, о котором революционер лишь может мечтать». Эти люди могут умереть, но, наверняка, другие придут после них. «Союз теории и практики есть не неизбежность, а бой, и ни один бой не выигрывается заранее: если его нет здесь, его не будет нигде», — продолжает Дебре.
«Герилья не может развиваться военным образом иначе, как при условии того, что превращается в политический авангард». Если она не вырабатывает свою линию сама, то она продолжает быть «герильей давления» или «политического отвлечения», «бесполезным сученьем ногами».
Так «революционная гражданская война цементирует исторические факторы нового общества».
В горах, таким образом, впервые встречаются крестьяне, рабочие, интеллигенция. Вначале интеграция дается очень нелегко. В лагере они могут разделиться на группы, как в другое время на классы. Постепенно общая жизнь, бои, страдания, испытываемые вместе, усиливают их единство, которое приобретает силу простой дружбы. Кроме всего прочего, первый закон герильи есть то, что в ней не выживают в одиночку. Интерес группы есть интерес каждого и наоборот. «Жить и победить значит жить и победить вместе». В этих условиях, классовый эгоизм стоит дорого. Мелкобуржуазная психология «тает как снег на солнце», подрывая основы одноименной идеологии. В каком другом месте может произойти похожая власть
В горах Сьерра — Маэстра, как врач, Че записал: «Именно там, в этих встречах, началось воплощаться в нас сознание необходимости решительной перемены в жизни народа. Идея аграрной реформы сделалась ясной, и единение с народом перестало быть теорией для того, чтобы превратиться в неотъемлемую часть нашего бытия. …Я только знаю, что касается меня, что те разговоры с гуахирос [крестьяне] Сьерры превратили мое стихийное и несколько сентиментальное решение в силу другого значения и более серьезную. Никогда не подозревали те терпеливые и честные обитатели Сьерра — Маэстры, какую роль они сыграли в качестве кузнецов нашей революционной идеологии».
«Лучшими учителями марксизма–ленинизма являются противостоящие враги», — утверждает Дебре. Рабоче–крестьянский союз часто находит свое связующее звено в группе революционеров буржуазного происхождения, из которой набирается добрая часть партизанского командования. Для принятия этой миссии, этого исторического «викарийства», эта мелкая буржуазия должна «покончить с собой как классом для того, чтобы воскреснуть в качестве революционного рабочего, полностью идентифицированного с наиболее глубокими надеждами своего народа». Место и момент, наиболее благоприятные для этого самоубийства, есть партизанская акция. Где лучше, чем в партизанской армии в процессе формирования, могла бы осуществиться эта «смена кожи» и это «воскрешение»?
Он цитирует последнее письмо Фиделя Франку Паису от 21 июля 1957 г.: «Слово народ, которое произносилось столько раз в пустом и запутанном смысле, превращается здесь в живую, великолепную, блестящую реальность. Да, сейчас известно, что есть народ. Я вижу его в этой непобедимой силе, которая нас окружает повсюду, я вижу его в караванах из тридцати и сорока человек, освещенных факелами, спускающихся с грязных склонов в два или три часа утра с шестьюдесятью ливрами веса на плече, несущих снабжение для нас. Кто их организовал столь великолепно? Откуда они извлекли такую изобретательность, такую изворотливость, такую храбрость, такое самоотречение? Никто не знает! Это почти мистика! Они организуются сами, спонтанно! Когда животные устают и падают на землю, неспособные к новым переходам, появляются повсюду люди и доносят грузы. Сила уже ничего не может против них. Их нужно убить всех, вплоть до последнего крестьянина, и это невозможно, тирания это не может реализовать; народ отдает себе отчет в этом и он делается с каждым днем более сознательным в своей неимоверной силе».
Дебре замечает, что почти все эти партизанские движения не имели политических комиссаров. Народная армия и есть ее собственный политический авторитет. Ее командиры являются политическими инструкторами бойцов.
Новой ситуации соответствуют новые методы. Иначе говоря, следует остерегаться применять, по ошибке или по традиции, формы действия, которые не соответствуют новому содержанию. В долгосрочной перспективе, как полагает Дебре, не нужно будет выбирать между партией авангарда и народной армией. Но непосредственно сейчас: «герилья есть политический авангард «in nuce» и лишь из ее развития может родиться истинная партия». Поэтому нужно развивать герилью для развития политического авангарда. Поэтому «повстанческая работа есть сегодня политическая работа номер один».
Дебре пишет об «исторической ответственности, которую кубинская революция, не колеблясь, берет на себя». «Когда товарищ Че Гевара возобновил повстанческую работу, он взял на себя, в международном плане, ответственность за последствия этой линии действия, осуществляемой руководителем кубинской революции Фиделем Кастро.
Когда Че Гевара вновь появится, это будет неслучайным подтверждением того, что он станет бесспорным политическим и военным командующим партизанским движением». (sic!)
Ясно, что это написано о боливийской миссии Че Гевары. Вот здесь, на этих страницах, и происходит признание Дебре истинного автора и истинного назначения его книги!
Итак, каковы, по мнению французского философа, общие последствия «вклада» кубинской революции в революционный процесс в Латинской Америке?
Первое: «решающим для будущего является открытие военных очагов, а не политических «очагов». «Буржуазию не победить в бою на ее территории выборов. В большей части стран, в которых даны условия для вооруженной борьбы, начиная с военного очага, можно достичь политического «очага», но, начиная с политического «очага», почти невозможно достичь военного очага».
В большинстве латиноамериканских стран лишь вооруженная борьба уже начала или начинает пытаться выходить к революции из своего гетто, из «университетской болтовни», «политиканства». «Говоря иначе, эти «марксистско–ленинские» группы имеют значение обратно пропорциональное революционной ситуации в тех странах, в которых они встречаются. Они обязаны своим очень относительным успехом не тому, что являются более сознательно революционными, а тому, что ситуация не является таковой». Для того чтобы не заблокировать революционную политику, нужно вывести её из «чистой политики».
Второе: без вооруженной борьбы нет определенного авангарда. Везде, где нет вооруженной борьбы, при существовании условий для этого, политический авангард еще не существует. Если нет еще созданного авангарда, все левые организации имеют одинаковые претензии для занятия этого места. Сектантство в этих условиях более чем неуместно, оно «не имеет основы».
Нужно избегать «марксистско–ленинских» партий», которые не выполняют свой революционный долг, объединяются в «профсоюз угрожающих интересов» и препятствуют неизбежному появлению новых революционных организаций. «Революция не имеет исключительных собственников». Формирование широкого антиимпериалистического фронта проходит через народную войну. «Нельзя постулировать роль авангарда иначе, как, противостоя империализму на деле, а не на словах», — утверждает Дебре.
Третье: «В Латинской Америке сегодня решающей является борьба против империализма. Если она решающая, то все остальное является вторичным». Поэтому все идет к тому, что необходимо сконцентрировать усилия на практической организации вооруженной борьбы для того, чтобы содействовать «союзу на основе принципов марксизма–ленинизма». «В данной исторической ситуации может быть тысяча способов говорить о революции, но есть необходимость согласованности между всеми теми, кто решился осуществить её», — заключает Дебре.
Че Гевара подчеркивал еще в 1957 году, что развитие революции с ее радикальными и быстрыми социальными преобразованиями почти никогда нельзя точно предсказать во всех деталях. Будучи продуктом определенных условий, страстей и действий людей в их борьбе за социальное освобождение, революция никогда не является совершенной. Революционная честность человека как в зеркале отражается в его поведении; если тот, кто говорит, что он революционер, ведёт себя не по–революционному, то он является не кем иным, как человеком без стыда и совести.
Такова литературная интерпретация французского журналиста Режи Дебре революционной философии Эрнесто Че Гевары. Здесь произошла удивительная метаморфоза. Концепция кубинской революции, как уникального исторического феномена, приобрела имя человека — Режи Дебре, который непосредственного отношения к ней не имел, а имя человека — Эрнесто Че Гевары, который как личность воплощал нравственный символ этой революции, стало всего лишь логотипом этой концепции. Расхожими публицистическими штампами стали: «французский друг Че», «левый мыслитель, соратник легендарного Че» и пр. На самом деле Режи Дебре никогда не был ни «другом», ни «соратником» Че, хотя бы по большой разнице в возрасте.
