Евгений Тарле - Партизанская борьба в национально-освободительных войнах Запада
Из Калатафими Гарибальди послал партизанам Розолино Пило инструкцию: жечь каждую ночь на высотах, окружающих долину Палермо, костры в знак близости освободителей.
16 мая из Неаполя был отправлен новый главнокомандующий — генерал Ланца. 17-го он был свидетелем прибытия в самом жалком состоянии остатков отряда Ланди и телеграфировал в Неаполь: «Город объят брожением и являет зловещий вид… Восстание очевидно неизбежно. Все селения вокруг Палермо вооружились и только ожидают прибытия заграничной банды, чтобы вторгнуться в город»[58].
Утром 17 мая Гарибальди выступил из Калатафими в Алькамо, где он декретировал отмену наиболее тяжелого из налогов на крестьян («макино» — налог на урожай), дававший казне 50 % всех платежей сицилийского крестьянства. 18 мая «Тысяча» покинула Алькамо, прошла Партинико и свернула с более прямой дороги на Палермо направо в горы, к перевалу Ренда, являющемуся водоразделом между реками, текущими в долину Палермо, и реками, текущими на запад, — к Партинико и в море.
Здесь под проливным дождем «Тысяча» пробыла в бездействии трое суток. Когда дождь прекратился и рассеялся туман, стала видна цветущая палермская долина, великолепный город и порт с военными неаполитанскими и иностранными судами. Было непонятно, что собирался делать Гарибальди и чего он ожидал.
«Если бы на месте Гарибальди, — писал Энгельс, — находился средней руки генерал, то подобное положение привело бы к ряду несвязных и нерешительных стычек, во время которых он мог бы обучить часть своих рекрутов военному делу, но зато и королевские войска очень быстро восстановили бы потерянное доверие к своим собственным силам и дисциплину, ибо в некоторых из стычек они неизбежно оказались бы победителями. Но подобный способ ведения войны не подходил бы ни для восстания, ни для Гарибальди. Смелое наступление было единственной тактикой, которую допускала революция; ошеломляющий успех, вроде освобождения Палермо, стал необходимостью, лишь только инсургенты подошли к самому городу.
Но как можно было этого достигнуть?»[59]
Гарибальди разрешил эту задачу двумя способами: он заставил противника вывести часть своих сил из Палермо и после этого, со стороны, где его не ждали, ворвался в центр Палермо и завладел городом в результате баррикадной уличной борьбы.
Ланца выслал в Монреале (лежащее между Рендой и Палермо) в подкрепление к находившимся там трем батальонам лучшую часть своей армии: еще 3 тыс. солдат под начальством так называемого «швейцарца» фон Мехеля с помощником, считавшимся лучшим из неаполитанских офицеров, майором Боско. Гарибальди этого и хотел. Прибыв в Ренду, он послал Пило инструкцию — атаковать с тыла и флангов монреальский гарнизон, в то время как сам он поведет наступление с фронта.
Утром 21 мая гарибальдийские разведчики завязали перестрелку с патрулями фон Мехеля, который немедленно вышел из Монреале и потеснил гарибальдийцев к лагерю в Ренде. Здесь действовала с гарибальдийцами скуадра из Пианы деи Гречи; предводитель ее Пьедискальци был убит в перестрелке. Две колонны неаполитанцев напали на скуадру Розолино Пило; в самом начале боя Пило также был убит. Затем началось общее наступление неаполитанцев на Ренду.
Тогда Гарибальди снял свой лагерь и, уходя от западной палермской дороги (через Партинико — Монреале), двинулся в горный массив на юго-восток. Продолжая движение в этом направлении, он вышел бы на вторую (юго-западную) дорогу в Палермо — через селения Парко и Вилла-Грация, Монреале осталось бы у него слева. Если бы он пересек эту дорогу и шел дальше на восток, то достиг бы третьей дороги в Палермо: от городка Маринео через селение Мисильмери, где сосредоточены были гарибальдийцем Ламаза 3 тыс. партизан, предполагавших по этой юго-восточной дороге спуститься к Палермо, когда «Тысяча» будет наступать на Палермо с запада.
В ночь с 21 на 22 мая Гарибальди повел «Тысячу» удобной дорогой на юго-запад, т. е. в сторону, противоположную Палермо. Поднявшись на высоту 2 500 футов, он круто повернул на северо-восток, к Парко. Здесь дорога была такая, что и днем пройти ее было трудно, «Тысяча» же проходила ее гуськом, ночью, под проливным дождем, когда «земля уходила из-под ног» и каждый солдат падал по 10–12 раз с риском сорваться в пропасть. Пушки остались позади и днем были на руках доставлены горцами.
Рано утром 22 мая гарибальдийцы в лохмотьях, многие уже без признаков обуви, были в Парко. Ламазе Гарибальди послал приказ: если начнется из Палермо наступление на Парко, ударить неаполитанцам с фланга и в тыл.
Но к великому удовольствию Гарибальди обходное наступление против него повел с четырьмя батальонами фон Мехель, стремившийся занять господствующие над Парко высоты Моарда и Реботтоне. К еще большему удовлетворению Гарибальди из Палермо также вышли два свежих батальона под начальством генерала Колонна, соединившиеся с монреальским гарнизоном и наступавшие по палермской дороге на Парко. Таким образом, девять батальонов (не менее 11 тыс. человек) стремились окружить или зажать в клещи «Тысячу».
К ужасу сицилийских партизан Гарибальди отдал приказ отступать от Парко на юг к албанскому орлиному гнезду Пиана деи Гречи. Сицилийцы решили, что он отказался итти в Палермо. У Мисильмери и Джибильрозского перевала на юго-восточной дороге в Палермо среди партизан поднялось такое волнение, что Ламаза с величайшим трудом уговорил их оставаться на этих позициях, отправив Гарибальди отчаянное письмо с мольбою не уходить от Палермо.
Но Гарибальди шел дальше на юг, ведя арьергардные стычки с отрядом генерала Колонны, и сильным ударом «Тысячи» отбросив с пути своего «отступления» отряд фон Мехеля.
Вечером 24 мая «Тысяча» прошла Пиану деи Гречи. Партизаны сначала не верили своим глазам, потом с негодованием заговорили о «бегстве» «Тысячи». Многие дружинники разошлись спасать своих близких и свое имущество от ландскнехтов фон Мехеля.
Монреальский гарнизон вернулся в Монреале, и генерал Колонна со своими двумя батальонами остановился. Преследование гарибальдийцев вел только фон Мехель с четырьмя батальонами.
Из Пиана деи Гречи дорога идет дальше на юг через Корлеоне к южному берегу Сицилии. Гарибальди при выходе из Пианы пропустил вперед под командой Орсини свой обоз, больных и раненых, все 5 пушек с 50 артиллеристами и охрану в 150 человек — молодых дружинников из окрестностей Корлеоне. Было еще светло, отовсюду было видно это движение «Тысячи», так что сомнений в том, что она продолжает итти на юг, быть не могло.
Но когда стемнело, шедшая за отрядом Орсини колонна «Тысячи» повернула назад и, дойдя до пересечения дороги с горной тропой в восточном направлении, направилась этой тропой в Маринео.
Утром 25 мая «Тысяча» спустилась с горных вершин к оливковым рощам и фруктовым садам Маринео. Отсюда Гарибальди тотчас же послал Ламазе извещение, что на следующий день будет в Мисильмери. Но не желая терять времени, Гарибальди в сумерки поднял «Тысячу» и в 11 часов вечера был уже в Мисильмери, откуда послал Ламазе записку, назначавшую свидание с ним в 3 часа ночи для принятия важных решений.
Тем временем фон Мехель неуклонно двигался с 4 тыс. лучших палермских войск, в том числе и немецкими ландскнехтами, на юг, по дороге в Корлеоне. Поздно вечером наемная гвардия австро-бурбонской тирании вступила в Пиану деи Гречи, где удостоверилась в том, что «итальянские разбойники» бежали в Корлеоне. Фон Мехель послал в Палермо уведомление, что преследует шайку, напугавшую генерала Ланца. И в то время как Гарибальди был уже на улицах Палермо, обжиравшиеся по пути, отяжелевшие немецкие воины были в 8 милях к югу от Пианы. У Корлеоне Орсини, по инструкции Гарибальди, 27 мая собрал всех окрестных дружинников и на высотах, окружающих этот город, дал фон Мехелю сражение, предоставив ему завоевать две брошенные гарибальдийцами пушки. Воодушевленный успехом, Мехель продолжал наступление на юг от Корлеоне, дойдя до Джулианы (в 15 милях от южного берега Сицилии). Отправлявшиеся Мехелю приказы Ланца спешить в Палермо перехватывались партизанами, и только 28 мая бравый «швейцарец» получил уведомление, что Гарибальди занял центр Палермо.
«Маневры, с помощью которых Гарибальди подготовил атаку на Палермо, — писал Энгельс, — сразу отмечают его как превосходного генерала. До сих пор мы знали его только как очень искусного и удачливого партизанского вождя… Но здесь он должен был предпринять крупные стратегические операции, и из этого испытания он вышел признанным мастером своего дела. Способ, каким ему удалось провести неаполитанского главнокомандующего, выславшего половину своих отрядов на большое расстояние от города, его быстрый фланговый марш и новое появление перед Палермо с той стороны, с которой его меньше всего ожидали, и его энергичный штурм, предпринятый в тот момент, когда гарнизон был ослаблен, — все эти операции в гораздо большей степени носят печать военного гения, чем все то, что имело место во время итальянской войны 1859 года»[60].
