Евгений Тарле - Партизанская борьба в национально-освободительных войнах Запада
12 мая «Тысяча» выступила из Марсалы в Салеми в направлении Палермо. В приказе о выступлении было повторено: «При встрече с неприятелем, как можно меньше стрелять и как можно быстрее атаковать врага штыками». По прибытии 13 мая в Салеми Гарибальди снова подтвердил необходимость соблюдать это основное правило, добавив: «В случае ночной тревоги — не стрелять, а ударить штыками по неприятелю, каковы бы ни были его силы»[55].
Утром 13 мая, когда гарибальдийцы подходили горной дорогой к Салеми, где они были встречены колокольным звоном, генерал Ланди вступил в Калатафими, выйдя из Палермо еще 6 мая. При нем был батальон пехоты с кавалерией и артиллерией, а в Калатафими присоединились к его отряду два батальона, подошедшие из Трапани. Батальон неаполитанской армии состоял из семи рот по 160 человек. Таким образом, у Ланди было более 3 тыс. пехотинцев, вооруженных штуцерами, и около 500 кавалеристов и артиллеристов против тысячи плохо вооруженных гарибальдийцев и тысячи молодых партизан из присоединившихся к Гарибальди скуадр.
Гарибальди мог принять одно из трех решений: 1) ждать неприятеля на высотах Салеми, сохраняя за собой выгоду возвышенной позиции, господствующей над долиной, отделяющей Салеми от неприступной высоты Пианто деи Романи, на которую Ланди выслал для наблюдения свой авангард, 2) уйти от встречи с отрядом Ланди горными тропинками на восток, к центру партизанского движения Пиана деи Гречи, 3) итти навстречу врагу, вынудив его к решительному сражению, от исхода которого зависело, потерпит ли крах на этом этапе «удивительное предприятие», или гром одержанной победы породит уныние в рядах 24-тысячной неаполитанской армии в Сицилии и взрыв энтузиазма в населении всего острова и, что особенно важно, в Палермо. Гарибальди 14 мая вторую половину дня посвятил осмотру местности между Салеми и Калатафими, вечер — на изучение подробной карты, найденной в Салеми, после чего он принял третье решение.
Авангард, высланный генералом Ланди на неприступную, поднимавшуюся крутыми уступами — семью террасами — высоту Пианто деи Романи, состоял из батальона лучшего стрелкового полка неаполитанской армии под командой смелого и предприимчивого офицера Сфорца. Увидев гарибальдийцев, спускавшихся с высоты Салеми к подножью Пианто, Сфорца решил, что он со своими превосходными стрелками, кавалерийским отрядом и батареей разнесет собственными силами «разношерстную банду» пресловутого «атамана», одетую частью в штатские городские костюмы, частью в крестьянскую одежду, частью же в «каторжные красные куртки».
При появлении на вершине Пианто неаполитанцев «Тысяча» остановилась на спуске в долину. Противники рассматривали некоторое время друг друга. Сфорца проникался пренебрежением к пестрой «толпе», принявшей какое-то малопонятное ему подобие военного порядка, с цепью генуэзских стрелков впереди. Гарибальдийцы искренне любовались стройной колонной неаполитанцев в игравших на солнце яркими красками мундирах на фоне живописных гор, позади которых видно было далекое голубое море.
Когда трубачи Сфорцы подали сигнал к наступлению, Гарибальди приказал горнисту сыграть свою любимую альпийскую зорю.
Неаполитанцы быстро сбежали вниз к каменистому руслу небольшой речушки и, открыв огонь, начали подниматься в верх по отлогому подъему. Цепь карабинеров встретила их на близком расстоянии неожиданно метким залпом. И тотчас же гарибальдийцы бросились лавиной вниз, выбирая наиболее крутые спуски для ускорения своего движения. Неаполитанцы подались назад. Гарибальдийцы пересекли речку, имея перед собой теперь уже компактную колонну Сфорцы. Как только начался бой за нижнюю террасу Пианто, этот офицер предусмотрительно послал гонца в Калатафими за подкреплением. Штурм неприступной позиции, считавшейся со времен арабского владычества ключом к господству в западной части острова, начался.
Защитников этой позиции было пять против трех атакующих, считая, что не 800 (как полагал Б. Кинг), а вся тысяча гарибальдийцев принимала участие в этом деле, с 200 дружинников. Ланди немедленно выслал подкрепление: 14 из его 20 рот, т. е. не менее 2 тыс. солдат, защищали Пианто. С шестью ротами Ланди остался в Калатафими, опасаясь нападения «скуадр» с тыла и беспокоясь за свои коммуникации в Палермо.
Гарибальдийцы — кроме генуэзских стрелков — располагали не более как десятью патронами, но они не сделали и по 10 выстрелов: они дрались штыками. Две неаполитанские пушки с восточного края Пианто действовали энергично. Допотопная артиллерия Орсини оставлена была позади баррикады, которой Гарибальди запер дорогу неаполитанской кавалерии. Когда последняя отступила перед этим препятствием, Орсини подвинул свои антикварные орудия вперед и ухитрился произвести ими впечатление на защитников Пианто в критический момент штурма.
Атакующие наступали где в одиночку, где группами, используя каждое прикрытие, применяясь к условиям местности — к системе террас, возделанных крестьянами и окаймленных либо естественными скалами, либо искусственными оградами из крупных камней. Каждый уступ, высотой от 2 до 3 футов, служил убежищем для гарибальдийцев, прижимавшихся к его переднему краю. Затем они штурмом брали следующую террасу. Случалось, что неаполитанцы сбивали их с верхней «ступени» на нижнюю; они утверждали будто овладели даже знаменем «Тысячи».
Гарибальди в первой линии атакующих подавал пример командирам и рядовым бойцам, действуя либо саблей, либо штыком пехотинца. Командиры шли впереди своих подчиненных. Биксио носился на белом коне по террасам, воодушевляя наступление и стараясь создать живую защиту для Гарибальди. Чем выше поднималась «Тысяча», тем труднее становилось ее положение. «Боюсь, генерал, что придется отступать!» — сказал Биксио потихоньку Гарибальди, который посмотрел на своего «храбрейшего из храбрых», как на ядовитую змею. «Здесь, — ответил он, — мы либо создадим Италию, либо умрем».
Внимание и энергия Сфорцы сосредоточились на его правом фланге, где наступление вел Биксио. На левый фланг неаполитанцев с последним напряжением сил ударила седьмая рота гарибальдийцев: Энрико Кайроли с тремя студентами из Павии ворвался на вершину Пианто, завладел пушкой; за ним вскочили на вершину бойцы седьмой роты и дружинники.
Гарибальди в центре на последнем уступе перед вершиной Пианто с 300 бойцов, Биксио на этом же уступе с карабинерами слышали, укрывшись за камнями, как неаполитанские офицеры приказывали солдатам перейти в контрнаступление. Пули пролетали над головами гарибальдийцев. «Что делать?» — спрашивали они своего вождя. «Отдохнуть, — приказал он, — умереть всегда успеем!» В это время сверху свалился камень, и Гарибальди вскочил, схватившись за левую руку: «Вперед! — скомандовал он. — Они дерутся камнями, им нечем стрелять».
Что здесь произошло, никто не мог описать, так как в рукопашной схватке никто не видел ничего, кроме ближайшего своего противника. «Сознание» возвращалось к гарибальдийцам по мере того, как сопротивление слабело, ряды обороняющихся редели, отступали, таяли… Сражение было выиграно. Неаполитанцы обратились в бегство. О преследовании их нечего было и думать. Усталые гарибальдийцы бросились на освеженную вечерней прохладой землю и могли снова любоваться яркими мундирами неаполитанцев, с необычайной быстротой несшимися через долину и по подъему к высотам Калатафими, на палермскую дорогу.
«Калатафими!.. — писал Гарибальди в своих мемуарах. — Если мои друзья увидят в час моей кончины на моем лице последнюю улыбку гордости, это будет значить, что я вспомнил тебя, Калатафими!»[56]
«Альпийские стрелки! — писал Гарибальди в своем приказе от 16 мая уже в Калатафими. — С такими товарищами, как вы, — нет опасности, перед которой я отступил бы. Вы показали себя вчера в деле трудном и числом врагов и выгодной их позицией. Я рассчитывал на ваши смертоносные штыки, и вы показали, что расчет мой был верен»[57].
Потери гарибальдийцев были: 30 убитых, более 100 тяжело раненных, около 50 раненных легко. Эти совсем небольшие потери объясняются в значительной мере популярностью идеи восстания и имени Гарибальди в рядах войск ненавистного неаполитанского правительства.
В других местах Гарибальди встречал среди итальянцев, сражавшихся против него, еще меньше желания сопротивляться народному герою.
Гарибальдийцы спали под звездным небом на завоеванной ими вершине Пианто, в то время как в Калатафими царили ужас и смятение. Ланди посылал гонцов в Палермо с требованием немедленной помощи; гонцы его перехватывались партизанами. Дорога в Палермо была уже перерезана, но Ланди мог решиться только на отступление в Палермо. В полночь он покинул Калатафими, в 2 часа утра 16 мая был в Алькамо; после краткого отдыха двинулся дальше в Партинико (когда Гарибальди с триумфом был встречен населением Калатафими). Здесь Ланди должен был силою пробиваться: на него напали партизаны. Гарибальдийцы не могли остановиться на отдых в Партинико, так как город был наполовину разрушен и улицы завалены неубранными трупами, разлагавшимися на жарком летнем солнце. Ланди 17 мая был уже в Палермо, пройдя в одни сутки те самые 35 миль, которые он прошел, идя навстречу Гарибальди, в семь суток!
