(Бирюк) Петров - Перед лицом Родины
- А где у тебя хлеб-то, хозяин? - сказал Кавернов.
- Ну, вестимо где, в амбаре, я ж сказал. Где ж ему еще быть?
- Показывай! - сказал Кавернов, вставая. - Пойдем, Федор.
Второй парень, приземистый, нескладный, нехотя оторвался от скамьи.
- Пойдем! - пробасил он.
- Ванюша, - проговорил старик внуку, - пойди, милок, покажи им закрома, нехай взглянут...
Василий Петрович говорил спокойно с достоинством, не повышая голоса, но нижняя губа его мелко вздрагивала.
Когда Кавернов с Федором и Ваней вышли во двор, Василий Петрович укоризненно глянул на понятую Щеглову.
- Что ж, Груша, и ты пришла у меня хлеб отбирать? - разглядывая в своих руках шило, которое он все еще держал, сказал старик. - Али ты, дорогая, никогда от меня ничего доброго не видела? Ведь мы с тобой в молодости вместе на сиделки ходили. Эх ты, Груша, Груша!..
- Да я-то при чем, Васильевич? - растерянно проговорила тетя Груша. Чуть не насилком забрали. Говорят, пойдем, будешь понятой. Это все они, оглоеды проклятые городские, замутили тут у нас все это дело. Взбулгачили народ, говорят, надобно кулаков потрясти.
- Кулаков? - удивился Василий Петрович. - А я-то тут при чем? Разве я кулак?
- Да считают, что ты тоже навроде кулака.
- Господи Исусе-Христе, - перекрестился старик рукой, в которой держал шило. - Слыхала, старуха, в кулаки мы попали. Да что ж это такое? Иде ж правда? У меня ж сын и дочь за Советскую власть боролись...
Тетя Груша намеревалась что-то сказать, но в это время дверь с шумом распахнулась. В хату ворвался злой, распаленный Кавернов.
- Слушай, Ермаков! - завопил он, трясясь от бешенства. - Ты какого черта голову нам морочишь? Говоришь, хлеб в амбаре, а там его почти нету. Где хлеб?
- Ой, боже мой! - закрыв лицо руками, заплакала Анна Андреевна. - Что же это деется? Где ж мой сыночек Проша, хоть бы посмотрел, какую мы измывку выносим...
Это подстегнуло старика.
- Ты кто такой, что допрос мне чинишь? - гаркнул он вдруг громовым голосом. - Отвяжись, собака! А не то я тебя, - шагнул он к парню, замахиваясь на него шилом.
Побелев, как стена, парень попятился к двери и вдруг, крутнувшись, с воплем выбежал из хаты во двор.
- Ай-яй!.. - орал он во все горло. - Караул! Убивают!
- Ошалел, что ли? - выходя из хаты вслед за Каверновым, пробормотала тетя Груша. - Это он, проклятый, нарошно. Не выйдет. Шилом он тя не убил бы...
- Люди добрые! - орал у ворот Кавернов. - Убить Ермаков хотел меня. Покушение!..
На крик сбегался народ. Вскоре вокруг Кавернова собралась толпа. Парень рассказывал ей, как его чуть не зарезал ножом старик Ермаков.
- Да у него и ножа-то в руках не было, - пыталась говорить тебя Груша. - А было шило. Хомут он чинил. - Но ее никто не слушал.
Из дому вышел Василий Петрович. Толпа притихла. Старик зашагал по улице, ни на кого не глядя.
Кавернов стремглав бросился к сельсовету.
- Пришьют теперь дело старику, - сочувственно говорили в толпе. Разве ж можно такое, чтоб на власть руку поднять?
- Да не поднимал он на него руку, - горячо объясняла тетя Груша. - У него ведь в руках шило было. Разве ж можно шилом человека убить?
- Так ты иди, тетя Груша, в стансовет, - посоветовал ей казак. - А то ж он там набрешет зря на Василия Петровича. А ты скажи правду.
XXI
Прибежав в стансовет, Кавернов выдыхнул:
- Старик Ермаков чуть не убил меня.
- Да ты что? - привскочил от изумления Концов. - Чуть не убил? Как же было дело? Расскажи. Да ты садись, чего дрожишь-то?
Парень сел на стул, отер рукавом пот со лба.
- Дело было так, - тяжело дыша, начал он. - Пришли мы, значит, к Ермакову. Стал я было ему говорить, чтоб он добром вывез хлеб на элеватор, а меня перебил председатель колхоза Меркулов. "Замолчи, мол, без тебя поговорю"... Ну, я поневоле замолк. Вижу, что у него с Ермаковым одна бражка... И начал тут этот Меркулов увиваться вокруг Ермакова. А потом я осерчал на Меркулова, сказал: "Брось ты свою политику"...
- Правильно, - кивнул Концов. - Я сразу приметил, что Меркулов правый уклонист.
- А потом Меркулов ушел, - продолжал парень. - Я - Ермакову: выполняй, мол, план. А он: "Хлеба нет, а сколько есть - в закромах в амбаре". Пошли мы с Федором Цыгановым да с мальчонком глянуть в амбар, а там хлеба-то почти нет. Возвернулся я к Ермакову, говорю: "Что ты обманываешь? Хлеба-то, мол, в закромах почти нет". А старик, как бешеный, схватил со стола нож да ко мне. "Убью! - кричит. - Изничтожу проклятых!.."
- Паренек, что ж ты брехню-то разводишь? - послышался за спиной Кавернова женский голос.
Все обернулись. Это была тетя Груша.
- Почему брехню? Что ты?
- Ну, конечное же дело, брехню, - горячо заговорила старуха. - У него ж в руке-то шило было, а не нож. Сам ведь небось видал, как мы вошли к Ермаковым, старик хомут чинил...
- Подожди-подожди, - оживился Концов. - А ты точно знаешь, что у него в руке был не нож, а шило?
- Могу хоть на евангелье поклясться.
- А шилом-то Ермаков взмахивался на Кавернова?
- Что верно, то верно, - упавшим голосом сказала тетя Груша. Взмахивался. Но ведь шилом разе ж можно убить человека?
- Ну, это следователь разберется, можно или нет, - заключил Концов. Преступление налицо - покушение на должностное лицо во время исполнения им своих служебных обязанностей. Это, друзья, - поднял он свой тонкий обкуренный палец вверх, - дело политическое. Кто еще свидетель?
- Более никого в хате не было, кроме его старухи, - сказал Кавернов, - да вот Щегловой.
- Ну, этого вполне достаточно, - заметил Концов. - Кулацкие штучки. Товарищ председатель, вызовите сюда милиционера, - сказал он Сидоровне. Немедленно! Арестовать надо Ермакова.
- Товарищ представитель, - заявила Анна. - Я с вами не согласная. Я всю свою жизнь прожила в станице и знаю всех тут, как на ладонке своей. Знаю и старика Ермакова. Человек он, правда, дюже вспыльчивый, но чтоб убить человека - нет, на это он неспособный. Ни за что не поверю. Да и вся целиком станица об этом скажет. Надо проверить, нельзя понапрасну человека под суд отдавать.
- Меньше разговаривай, - сурово посмотрел на нее Концов. - Пошли арестовать старика Ермакова, я тебе приказываю. Следственные органы проверят, виноват ли он или нет. Не виноват, так выпустят. Ты ж понимаешь, председатель, - как бы оправдываясь, добавил он, - ежели мы немного и перегнем - это ничего, не будут ругать. А вот недогнем, так беда...
- Ежели приказываете, - мрачно сказала Сидоровна, - то приказу я подчиняюсь... Только мнение у меня другое...
- А, - с досадой отмахнулся от нее уполномоченный. - Что мне твое мнение? Мне дорого мнение вышестоящих организаций...
Лицо Анны омрачилось, но она ничего не ответила, а только приказала секретарю стансовета, чтоб разыскали милиционера.
Через некоторое время в кабинет председателя стансовета вошел плотный, черноусый, бравый милиционер.
- Чего вызывали, товарищ председатель? - вытянулся он перед Сидоровной.
- Товарищ Котов, - сказала она, - пойди и арестуй Василия Петровича Ермакова.
- Ермакова арестовать? - изумился тот. - Это за что же?
- Покушался на жизнь члена бригады по хлебозаготовкам Кавернова, указал Концов на парня. - Иди выполняй приказание...
- Анна Сергеевна, - растерянно проговорил милиционер. - Надо бы подождать с этим делом... Я зараз был на почте. Так мне сказали, что туда только что приходил старик Ермаков, в большой растерянности он. Вызывал телеграммой сына своего Прохора Васильевича. Вскорости тот приедет... Может, подождать бы со стариком-то? Товарищ уполномоченный, вы знаете, кто у этого старика сын-то?..
- Знаем-знаем, - закивал головой Концов. - Мы не из пугливых. Все мы делаем по закону... Иди выполняй, раз тебе приказывают.
Тяжело вздыхая и сокрушенно покачивая головой, милиционер вышел из кабинета.
* * *
В тот же день Василий Петрович был арестован по обвинению в покушении на жизнь должностного лица - члена бригады по хлебозаготовкам Кавернова Александра. Его отвезли в районное отделение НКВД. Там молодой безусый следователь этому, казалось бы, пустяковому, мелкому делу придал политическую окраску. Старику припомнили здесь и его прошлую службу у белых в качестве добровольца, и сына - белогвардейского генерала.
...Не зная, что произошло, Прохор, как только получил телеграмму отца, тотчас же отправился в станицу. Прибыл он туда, когда Василия Петровича уже увезли в район. Взяв с собой обезумевшую от горя мать, он, не зайдя даже в стансовет и местную парторганизацию, не выяснив сути дела, сейчас же уехал в Ростов. Он надеялся, что следственные органы разберутся, и отец его будет освобожден.
...Уполномоченный крайкома Концов ждал тяжелого объяснения с Прохором и очень трусил. Но когда он узнал, что Прохор, не зайдя к нему, уехал в Ростов, возликовал.
- Чует собака, чье сало съела, - злорадно размахивал он своим продымленным длинным пальцем. - Чует. Я всегда прав. Всегда!
Он приказал снова созвать пленум стансовета. Когда люди собрались, Концов, зловеще потрясая пальцем, говорил: