Хью Кеннеди - Великие арабские завоевания
Византийская империя была почти целиком христианской, а в Сасанидской империи государственной религией был зороастризм. Зороастрийцы верили, что за власть над миром борются две великие силы: добрый бог Ормазд и злой Ариман. Центрами поклонения были храмы огня, потому что огонь считался священным, и его следовало хранить в чистоте и беречь от скверны. Заботилась о храмах огня каста жрецов, известных под названием «маги»; возможно, три мудреца, пришедшие поклониться младенцу-Христу, были зороастрийскими жрецами. Сасанидский шах поддерживал магов и обеспечивал храмам огня участки земли, дававшие им средства к существованию. Если в христианстве большие церкви были центрами притяжения для населения и строились так, чтобы вместить толпы верующих, то большая часть храмов огня, по-видимому, располагалась в уединенной сельской местности, и под их маленькими куполами, укрывавшими священный огонь, явно не могли бы поместиться толпы молящихся. Складывается впечатление элитарной религии, богатой, обладающей твердой иерархической структурой, но не имеющей особого влияния на население. Среди зороастрийцев не было отшельников, сравнимых с легендарными аскетами христианского мира, и нам неизвестны великие зороастрийские проповедники, чьи слова могли бы подвигнуть людей к пылкому и страстному поклонению. Это в особенности относится к Ираку, где среди населения имелись значительные прослойки иудеев и христиан. В Ираке не было крупных храмов огня, и религией, кажется, была охвачена только персидская администрация и солдаты.
Христианство глубоко проникло в Сасанидскую империю. Ирак, наиболее богатая и населенная ее часть, был, вероятно, в основном христианским, хотя в нем проживало и немало иудеев. Большинство христиан принадлежали к несторианской, восточно-сирийской церкви, которую византийские власти считали еретической. В глазах сасанидской администрации это было некоторым преимуществом, потому что освобождало христиан от подозрений в сношениях с Византийской империей. Так или иначе, большая часть населения Персидской империи не разделяла веры персидской аристократии, так что общая вера не могла объединить их в противостоянии исламу. Большая часть средств, поддерживавших блеск Персидской монархии, извлекалась из богатых земель Ирака. Члены царского рода и благородных династий владели там богатыми и доходными имениями. Обрабатывали их земли крестьяне, влачившие полурабское существование. Между аристократией и народом, возделывавшим земли аристократов, лежал глубокий экономический и социальный разрыв. Смешение разных социальных групп строго воспрещалось, во всяком случае в теории. Высший класс был освобожден от ненавистного подушного налога, который обязаны были выплачивать сасанидскому шаху крестьяне и купцы. Аристократия носила короны, золотые пояса и браслеты, а также высокие колпаки, называвшиеся «калансува». рустам, персидский генерал, возглавлявший войско, выступившее против арабских завоевателей, происходил из высших слоев, и говорили, что его калансува стоила 100 000 золотых дирхемов. Ниже высшей аристократии существовал большой слой «дехкан» — это слово точнее всего перевести как «мелкопоместное дворянство». Эти мелкие землевладельцы были опорой сасанидской бюрократии и налоговой системы.
Языком аристократии был фарси, но большая часть населения говорила на арамейском. Арамейцами были крестьяне, возделывавшие богатые земли. Некоторые из них могли дотягивать до статуса дворян, но проникнуть в среду аристократии для них было невозможно. Они, как правило, не призывались в армию, набиравшуюся из персов и таких народов, как армяне, имевших мощную военную традицию. Презираемые арамейские крестьяне вряд ли стали бы рисковать жизнью, защищая своих господ.
Интересное описание персидской армии начала VII века дает «Стратегикон», авторство которого приписывают римскому императору Маврикию (582-602). Он начинает с того, что подчеркивает раболепие персов, которые повинуются своим правителям из страха. Эту мысль мы находим и в арабских источниках. В то же время они патриотичны и ради своей отчизны готовы переносить великие трудности. В военных действиях они полагаются более на дисциплину чем на порывы отважных воинов. Они ставят укрепленные лагеря, и «когда близится битва, они окружают себя рвами и остроконечными частоколами». Имея дело с копейщиками, они предпочитают сражаться на изрезанной местности и стрелять из луков, чтобы разбить вражеский строй. Они также склонны оттягивать сражение, особенно когда знают, что противник готов к бою. Перед атакой они разбивают пехоту на строгие порядки, причем сами они не пользуются щитами и копьями. На них и следует обрушивать удар, потому что они «не выносят долгого боя и не умеют внезапно развернуться навстречу атакующим, как это делают (кочевые) скифы». Кроме того, они уязвимы перед атакой с флангов и с тыла, и против них действенны внезапные ночные атаки, «потому что внутри своих укреплений они разбивают свои палатки в беспорядке и где попало»[33]. Это описание интересно тем, что хорошо совпадает с описаниями сражений в арабских источниках. Особенно это относится к укреплениям, склонности вести только оборонительные действия и выжидать удобного момента. Такая консервативная тактика превращала персов в легкую добычу для мобильных и склонных к риску арабов.
Большая война между Византией и персами, так подорвавшая Восточную Римскую империю в три первых десятилетия VII века, стала катастрофой и для Сасанидов. Поначалу персидское оружие побеждало почти всюду. В 615 году персидская армия вышла к Босфору напротив Константинополя, а в 619-м персидское войско вступило в Александрию и завершило завоевание Египта. Удача стала изменять им с 624 года, когда император Ираклий вывел свой флот в Черное море и начал вторжение в Армению и Азербайджан. Персы, оказавшиеся перед угрозой с фланга, вынуждены были вывести войско из Анатолии навстречу императору, атаковавшему их теперь с севера. В 627 году он пронесся через северо-запад Ирана, обрушился на его северные равнины и разбил персов в Ниневии (2 декабря 627 года). Та-кого разгрома Сасанидская империя еще не переживала. Хоеров II отступил в столицу Ктесифон, покинув свой дворец в Дастгарде на произвол ромеев. Там он стал подыскивать козла отпущения, чтобы свалить на него вину за столь явно отвернувшуюся от него фортуну. По-видимому, он решился казнить самого видного своего военачальника Сар-вара, но не успел: в начале 628 года Хосров был убит, и его сын, допустивший убийство отца, взошел на трон под именем Кавада II.
Кавад немедля вступил в мирные переговоры с Ираклием. В результате всех пленных освободили и восстановили довоенные границы. Все могло бы еще кончиться хорошо, если бы новый шах не умер в том же году, по-видимому, от чумы. Ему унаследовал малолетний сын Ардашир III, но генерал Сарвар отказался признать его власть и в июне 629 года захватил трон. Впервые за четыре века на трон посягнул человек, не принадлежавший к династии Сасанидов, и его действия встретили значительное сопротивление. Процарствовав два месяца, он тоже был убит, и, поскольку Хосров II не оставил других сыновей, на престол взошла его дочь Буран. Она оказалась достаточно эффективной правительницей, но через год и она скончалась, умерев своей смертью. За нею быстро сменяли друг друга несколько правителей, пока наконец в 632 году на трон не возвели внука Хосрова II — Йездгерда III.
Подробности дворцовых интриг не важны сами по себе, но в целом они привели к катастрофе. Сасанидскую империю опустошала армия вторжения, и вера в непобедимость империи была начисто уничтожена. Археологические свидетельства показывают, что война заставила жителей покинуть многие поселения в богатейших районах Ирака. Затем династия Сасанидов, опора и основа государства, была подорвана враждой и убийствами. Вполне вероятно, Йездгерд, будь у него время, укрепил бы царскую власть и возвратил ей престиж. Но год его воцарения был годом смерти Мухаммада. Арабские племена уже пользовались хаосом, прокладывая путь в населенные части Ирака, а на подходе был мусульманский военачальник Халид ибн аль-Валид. При таких обстоятельствах удивительно не то, что персы потерпели поражение, а то, что они сражались с арабами с такой решимостью.
Во многих местах граница между орошаемыми землями и пустыней видна так четко, что ее можно буквально перешагнуть, но граница эта не мешала движению и общению людей. Арабские племена, скитавшиеся в пустыне по западному берегу Евфрата, давно привыкли иметь дела с оседлыми жителями Савада, говорившими в основном на арамейском. Общение могло быть мирным — когда бедуины меняли мясо и шкуры на зерно, вино и тонкие ткани. Случалось и насилие: кочевники требовали и вымогали дань, пользуясь своей мобильностью и воинским опытом, чтобы запугивать мирное население. Кое-кто из кочевников поступал и на военную службу к Сасанидам или попросту принимал от властей субсидии за то, чтобы не применять военную силу против оседлых жителей.
