Бенгт Янгфельдт - От варягов до Нобеля. Шведы на берегах Невы
Уроженцы северной Швеции Лидваль и Норденстрём в Петербурге часто общались. Есть анекдот, повествующий о том, как Лидваль, прогуливаясь по Невскому проспекту, вдруг почуял знакомый запах — квашеной салаки. Он последовал за этим запахом и таким образом познакомился с Андреасом Норденстрёмом. На фотографии стоит Андреас Норденстрём, справа от него сидит Юн Петтер Лидваль. Сидящий слева — Карл Рейнхольд Виберг. Государственный архив Швеции
Подобно Ю.П. Лидвалю, Нильс Норденстрём быстро обосновался в Петербурге. Он уезжал на родину в связи с кончиной отца в 1833 г. и матери — в 1837-м. К этому времени он, спустя всего десяток лет после прибытия в Петербург, уже был российским «придворным портным» и состоятельным человеком.
Из второй поездки на родину Норденстрём привез шестнадцатилетнего сына своей сестры Андреаса, который стал обучаться у него портняжному делу.
После того как Нильс в 1844 г. уехал в Финляндию, где и окончил свои дни в 1848 г., предприятие возглавил Андреас; вызвав из Швеции младших братьев, он обучил их своему ремеслу. Андреас руководил пошивом военной формы до 1877 г., когда вместе со своей русской экономкой уехал в Стокгольм и там через четыре года скончался.
С отъездом Андреаса фирма перешла к среднему брату Нильсу Магнусу — Николаю, как его звали в России, и он еще более расширил предприятие. Родившийся в 1838 г. Николай Норденстрём был женат на Фанни Юханссон, дочери балетмейстера Пера Кристиана Юханссона (Иогансона, см. главу «Танцовщики и балаганные артисты»), В его времена носить форму, сшитую в мастерской Норденстрёма, стало среди русских офицеров престижным. Николай зарабатывал много денег, но большую часть своих доходов жертвовал на благотворительные цели — в частности через «Скандинавское благотворительное общество», в создании которого участвовал в 1877 г. С его кончиной в 1903 г. газета «Нюа Даглигт Аллеханда» сообщила: «Сегодня шведская община в Петербурге… проводила в последний путь одного из своих самых достойных мужей — придворного портного Николауса Норденстрёма. Среди присутствовавших на заупокойной службе отмечены пребывающий здесь министр Швеции и Норвегии Гюльденстольпе, а также множество русских, по преимуществу офицеров, и многочисленные работники покойного. На Смоленском кладбище у открытой могилы государственный советник Нюрён от имени общины и особенно от имени „Скандинавского благотворительного общества“ сказал об усопшем несколько идущих из сердца прощальных слов».
В это время фирма насчитывала сотню работников, среди которых были и приехавшие в Петербург представители младшего поколения Норденстрёмов.
После Николая дело перенял его самый младший брат Карл Улоф, наследник покойного, приехавший в Петербург в 1856 г. в четырнадцатилетием возрасте. Подобно Николаю, Карл Улоф Норденстрём был одним из «столпов» скандинавской колонии и одним из главных жертвователей средств в «Скандинавском благотворительном обществе». Когда в конце 1916-го — начале 1917 г. гельсингфорсская газета «Фюрен» напечатала несколько репортажей, посвященных шведскому Петрограду, «Карл Иванович» был естественным объектом для интервью:
«Мне стало известно, что старый руководитель фирмы был шведским подданным, — мне поведали об этом уже сами портреты шведских королей в позолоченных и увенчанных коронами рамах, которые я видел на стене; вот почему я начал нашу беседу на шведском языке.
„А вам как подданному Российской империи не стыдно приезжать сюда по делам и не уметь говорить на языке этого государства?“ — сурово обратился ко мне старик, но мне показалось, что в испытующем, пронизывающем взгляде из-под кустистых бровей мелькнула улыбка. Поэтому я с полушутливой укоризной возразил, позволив себе, в частности, высказать свое удивление тем, что шведский подданный не говорит по-шведски. Похоже, в разговоре с этим почтенным стариком я взял верный тон, ибо лукавый взгляд обратился в добрую улыбку, а ее обладатель перешел на шведский язык. Суровость скоро словно ветром сдуло, и мой собеседник проявил приятную общительность».
«Почтенный старик» не был среди тех, кто бежал с поля боя в связи с переворотами 1917 г. Возможно, он надеялся, что политические передряги прекратятся. Но ход истории принял другой оборот, и 78-летний Карл Улоф Норденстрём умер от лишений в 1919 г. Это означало и конец фирмы. На протяжении восьмидесяти лет она в качестве придворного поставщика обслуживала четверых российских императоров — Николая I, Александра II, Александра III и Николая II. Однако вознаграждение в виде ордена или пожалования дворянского достоинства, которое сулил император в преддверии столетнего юбилея фирмы, по понятным причинам получено не было.
Николай Норденстрём (справа) со своим зятем Александром Аксютичем, женатым на сестре Николая — Юлии. Государственный архив Швеции
Пауль Лидваль о великом князе Михаиле и дядюшке КаллеВ нашей портняжной профессии… за некоторыми исключениями, касающимися военных и, как ни странно, дамских портных, работают лишь считанные русские; иностранцев в нашем деле находят более умелыми, и главной причиной этого, возможно, является меньшая склонность и предрасположенность русских к такому ремеслу.
Больше всего здесь работало немцев, шведов, финнов, французов и англичан. Многие не столь умелые мастера, закройщики и работники приехали из прибалтийских краев, где преобладающим языком является немецкий, а посему в портняжной профессии, особенно в Петербурге, был широко распространен именно он. Сами русские и российские власти были очень терпимы ко всему иноземному и без какой-либо неприязни общались с чужаками. Поэтому иностранец мог сохранять свою национальную самобытность и чувствовать себя — возможно, более, нежели в какой-либо другой чужой стране, — непринужденно и как дома. К тому же эта страна предоставляет предприимчивому, умелому и трудолюбивому человеку большие возможности для достижения успеха.
* * *Мой отец, Юн Петтер Лидваль… приехав в С.-Петербург, успешно трудился и стал уважаемым человеком. И постепенно фирма Лидваля, которая помимо штатского платья и униформы специализировалась на пошиве ливрей, стала в целом крупнейшей в стране в сфере своей деятельности…
В русском придворном штате из прислуги униформу носили, в частности, камердинеры, камер-фурьеры, гоф-фурьеры, лакеи и другие. Императорских дворцов в С.-Петербурге с окрестностями насчитывался десяток, и в каждом был свой штат служащих в униформе. В самом большом— Зимнем дворце — примерно 500 человек обслуживающего персонала в ливреях. Каждый из них, кроме повседневной ливреи, должен был иметь парадную униформу, шитую золотом и галунами. Далее, в императорских конюшнях, к примеру, было приблизительно двести служителей, тоже одетых в униформу. (Кстати, я помню, как столь ныне прославленный фельдмаршал Маннергейм в чине ротмистра служил при императорских конюшнях.) Помимо императора, императрицы и вдовствующей императрицы, которые имеют по собственному придворному штату, дворы есть и у каждого из великих князей и прочих членов императорской фамилии, а также собственные дворцы с соответствующим обслуживающим персоналом.
Большинство из этих великих князей были статными и элегантными господами и добрыми клиентами для портного. В последние годы в этой стране я имел удовольствие и честь шить для многих из этих высочеств и вспоминаю об этом исключительно с приятными чувствами. В качестве курьеза могу сказать, что самая узкая талия по сравнению с шириной груди, какую мне приходилось видеть за долгие годы профессиональной практики, была у брата российского императора великого князя Михаила — человека исполинской физической силы и к тому же с либеральным складом ума…
Кроме офицерского корпуса, который вообще во время пребывания в пределах собственной страны всегда носил мундиры, и уже упомянутых выше дворов с их огромными потребностями в униформах, в России было еще бесчисленное множество других людей, носивших мундиры. Так, большинство чиновников в часы исполнения государственной службы были в них облачены, а также школьники в государственных учебных заведениях и студенты. Эти униформы, приблизительно напоминавшие мундиры наших шведских морских офицеров, называются штатскими, или, в буквальном переводе, гражданскими.
Русский военный носил мундир, в основном похожий на мундиры современных ему военных в Европе, и в России было много великолепных мундиров — кирасирских, гусарских, драгунских, уланских, пехотных гвардейских и т. д. Специфически российскими являлись казаки и черкесы. У последних были мундиры с патронами на груди и кинжалом сбоку. Штаны были широкими — как говорили, такими же широкими, как Черное море. Кафтан был особого покроя — очень узкий в талии, так что мужчина напоминал красавицу конца прошлого века. Сапоги были из мягкой кожи, словно бы специально предназначенные для национального кавказского танца лезгинки.
