Владимир Грызун - Как Виктор Суворов сочинял историю
Были готовы, говорите, а немца под Москву пустили? У вас это в голову не укладывается? Не понимаете? Не привыкли? Жалко? Обидно, да? Да ерунда все это! Да, конечно, были мы готовы! Да еще как! Готовей нас ни одного готового не сыщешь! И сразу — цепи и пласт уже давным-давно нарытого советскими историками материала (первый уровень — кумачовые здравицы), доказывающего этот древний советский постулат, теперь перекрашенный в новые идеологические цвета.
Вам говорят, что не были готовы (второй уровень — невеселые полусомнения-полупризнания)? Ай-яй-яй!
Так мы, выходит, дураки какие-то? Придурки. Кретины. Козлы. Игуанодоны, прости Господи. Да, конечно, нет! Это все так ваши же историки вас обзывают! Да вы посмотрите, кто это вам говорит (насупленные брови, гневно указующий перст, отвлеченные, но близкие каждому рассуждения о машинах, дачах и спецпайках, жирный шрифт)! Разве могут эти «цепные псы режима» говорить правду (жалкий лепет последних о судьбе Некрича сотоварищи тонет в суворовском крике)? Да не могут, совершенно понятно! Так и не слушайте их вообще! У них труды — кирпичи неподъемные. Язык — научный, ненашенский, заумный, книгочейский. Стиль совковый, скучный, сухой, корявый. Страшно далеки они от народа! Слушайте меня! Я их точку зрения много лучше их самих изложу! И проще. И доступней. И смешнее. И мы вместе с тобой, мой дорогой читатель, поразоблачаем, повозмущаемся, посмеемся над этими, нисколько не побоюсь этого слова (в этом смысле я вообще бесстрашный), ДУРАКАМИ-историками. И ты увидишь, дорогой читатель, насколько это приятно, просто и интересно — обличать и разоблачать всяких там псевдоспециалистов (очки надели и думают, что умнее всех). Мы с тобой и всплакнем, и поохаем, и посмеемся всласть! Меня, бедного, пожалеем обязательно. А уж баек-то занимательных я знаю — так это вообще не перечесть: и о пирамидах из сапог, и о танках гоночных, и о самолетах одноразовых, и о страшном кошмаре вселенского гения товарища Сталина. Со мной, мой наивный друг, ты всего через две главы приятного, не напрягающего чтива, почувствуешь себя настоящим военным экспертом и, при случае, сможешь сразить наповал друзей и сослуживцев своей колоссальной компетентностью в самой запутанной части своей истории. И это море удовольствия всего-навсего за 24 деревянных рубля тиражом в миллион экземпляров! Но есть и более солидное полное собрание, в цветной, жесткой обложке с парой лубочных вождей в картинных позах, с вклейками и картинками с комментариями. Покупайте ПРЯМО СЧАС! НЕ РАЗДУМЫВАЯ! Читайте так же! Не раздумывая!
Он заявил: смотрите, нам говорили, что мы к войне были не готовы (второй уровень — робкие признания ошибок), а на самом деле — готовы на все сто (первый уровень — агиточные самовосхваления)! На столкновении двух полуправд была построена столь ошеломляющая нелепица, что поначалу мало кто во всеобщем разоблачительном угаре обратил внимание на всю несообразность новой «версии». Очень немногим показалось странным, что новоявленный правдун, объявляя советских историков врунами, все их разоблачения строит исключительно на их же работах. К практически всеобщему ощущению недосказанности советской историографии по началу войны добавилась сенсационность и правдоподобие основного постулата «Ледокола»: СССР готовился к наступательной войне!!! Причем именно так — жирным шрифтом, с тремя восклицательными знаками.
Я специально не говорю строго по Суворову, который без конца талдычит о том, что Советский Союз готовил не просто наступательную, а агрессивную войну. Эти два понятия путают даже вполне взрослые пузатые дяди, один из которых, заглянув однажды ко мне на огонек, просто поразил меня воинствующим незнанием этого банального различия.
Так что на всякий случай остановимся лишний раз на разъяснении без конца смешиваемых нашим нежным заморским другом понятий агрессии и наступательной войны. Разницу между ними легко понять на следующем примере: Государство «Ы» готовит наступательную войну против государства «Ю».[206] Оно ставит себе такие задачи:
1. Пользуясь внезапностью, окружить и, не давая уйти в глубь страны, уничтожить вооруженные силы государства «Ю».
2. Добиться падения господствующего в «Ю» режима.
3. Физически уничтожить всех, поддерживающих его, людей, а также некоторых других, отобранных по особому, допустим национальному или конфессиональному, а то и половозрастному признаку.
4. Оккупировать наиболее развитые в промышленном и сельскохозяйственном отношении регионы страны «Ю», заставить живущее там население работать на «Ы».
5. После военного поражения «Ю» вытеснить все, неподвластное системе государственного управления «Ы», население за какую-либо географическую преграду — реку, горную цепь или пролив — с тем расчетом, чтобы народ, населявший «Ю», не смог бы создать там достаточный для изгнания «Ы» военно-технический потенциал.
Однако государство «Ю» в то же самое время тоже, готовит наступательную войну против государства «Ы». Оно в ходе войны планирует для себя достигнуть следующих задач:
1. Сорвать нападение вооруженных сил «Ы» на «Ю», для чего, пользуясь внезапностью, окружить и, не давая уйти в глубь страны, уничтожить вооруженные силы государства «Ы».
2. Далее — по обстановке.
И кто же тут агрессор? А ведь оба государства планируют именно наступательную войну, войну не на своей территории. Однако, как мне кажется, из приведенного примера даже совершенной деревяшке, годной лишь на то, чтобы прицепить к ней флаг любого вероятного противника и идти сдаваться к британскому посольству, станет ясно, что агрессором является государство «Ы». А «Ю», хоть и готовит наступательную войну на территории «Ы», агрессором считаться не может.
А теперь о том, ради чего все это говорилось. Суворов много раз объясняет своим читателям, что, имея планы войны, РККА не имела плана оборонительной войны, а стало быть, война планировалась наступательная. Об этих планах Суворов в присущей ему доверительной манере сообщает кучу всяких деталей: «Существует немало указаний[207] на то, что срок начала советской операции „Гроза“ был назначен на 6 июля 1941 года… Жуков (как и Сталин) любил наносить свои внезапные удары воскресным утром.[208] 6 июля 1941 года — это последнее воскресенье перед полным сосредоточением советских войск. Генерал армии С. П. Иванов прямо указывает на эту дату: „…германским войскам удалось нас упредить буквально на две недели“» (с. 333<327>),[209] и прочая ерунда. Все малозначащие и ни к чему не обязывающие детали.
Между тем такой план действительно есть. Более того, он был опубликован в Военно-историческом журнале в феврале 1992 года.[210] Это — тот самый план, которого так не хватало Суворову для обоснования своих фантазий. Это — план наступательной войны.
Документ, условно называемый «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза», представляет собой написанный от руки, предположительно А. М. Василевским, на нескольких страницах текст.
В задачах, ставящихся в «Соображениях…» — сплошное наступление. И сразу видно, где Суворов проврался. Первая же фраза документа гласит:
«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск».[211]
Оглушительный удар по суворовскому «Ледокольцу»: наши наступательные действия предусматриваются как превентивный удар по уже сосредоточившимся немецким войскам с тем, чтобы не дать им ударить самим. Что, Суворов, съел?
Далее намечается концентрический удар на окружение немецкой группы армий «Центр», сосредоточившейся в Польше и Восточной Пруссии для похода на Москву, а вовсе не прорыв и марш-бросок быстроходных танков в пробитую дыру на Берлин. Кстати, Суворов кричит, что СССР должен был воевать со всей Европой, а тут говорится только о разгроме немецкой ударной группировки, находящейся непосредственно на территории Рейха, а сателлиты ни при чем. По заверениям Суворова, Сталин, концентрируя против Румынии весь цвет Красной Армии, собирался начать свое порабощение именно с нее. А тут оказывается, что СССР хочет воевать с кем-то, кроме изготовившейся к нападению Германии, только в самом благоприятном для него случае: «может быть».
